«Русская земля» и образование территории древнерусского государства
Шрифт:
Мало того, можно с уверенностью сказать, что Древнейший свод не ошибался, когда говорил, что именно на юге варяги, вошедшие в состав дружины киевского князя, стали называть себя «Русью». Это подтверждается древнейшими известиями о руссах византийских и арабских источников. Древнейшие руссы византийских источников — тавро-скифы, обитатели Тавра. В житии Георгия Амастридского, дошедшем до нас в своем первоначальном виде и в греческом подлиннике и написанном, согласно исследованию В. Васильевского, до 842 г., автор, рассказывая о нашестии руси на Малую Азию, подчеркивает, что «древняя таврическая ксеноктония остается юной» у народа «Руси». Арабский автор IX в. Ибн Хордадбех считает руссов славянами, а другой автор в известии, восходящем в IX в., противопоставляет их славянам, но описывает живущими на юге, под властью своего «кагана», т. е., следовательно, в пределах хазарского влияния, хазарского преобладания, т. е. на юге (Ибн Даста).
Некогда Тунман, Шлецер и Гиппинг приводили в оправдание теории составителя «Повести временных лет» следующее наблюдение над языком финнов прошлого столетия: последние называют скандинавов, живших в Швеции или северной Финляндии «руотси», или «руоци». Не говоря уже о том, что мы не знаем, называли ли так финны скандинавов в IX–X вв., остается несомненным, что на юге русские (славяне) не могли называть скандинавов так, как называли их финны, жившие на севере, а предположить, что варяги стали в южной России называть сами себя «Русью» потому, что так их называли финны, едва ли кто-нибудь решится. Кроме того, заметим, что аналогия суоми-сумь не помогает делу, ибо suomi, финны, предположительно называли сами себя, откуда (также предположительно) русское слово «сумь».
На Руси народное сознание долго противопоставляло «Русь», как обитателей юга, «словенам», обитателям севера: так «Русь» и «Словене» выступают как две основные
91
«Жития св. мучеников Бориса и Глеба». Изд. Д. И. Абрамовича (Памятники древнерусской литературы, в. 2-й, 1916, стр. 45). То же в Лавр. л., 6526 г.
92
Некоторые указания источника (Балхи) ведут нас при определении местоположения Артании к Причерноморью, к Таврии. Мы допускаем, что самое название «Артания» иранского происхождения. Для южнорусской полосы, где вплоть до половецких времен, наряду с потомками славян, обитало население иранского происхождения, такое происхождение термина «Артания» объяснимо. Обращаем внимание на то, что в географической номенклатуре Хорезма часто встречаются слова сложные с древнеперсидским прилагательным «арта» — хороший, превосходный (ср.: В. Бартольд. Орошение…, стр. 86).
Были попытки приурочить местоположение Артании к средней полосе России, исходя из показаний так называемой рукописи Туманского. Но эта рукопись едва ли может служить основанием для определения местоположения трех племен Руси. По словам В. Бартольда, «плодом произвольной комбинации автора, вероятно, надо считать известие о расположении всех трех юродов на одной и той же реке Рус, под которой, вероятно, надо понимать не течение Волги до впадения Камы, как полагал Туманский, а Дон» (Худд-ал-'aлем, Л., 1930, 29 стр.). В. Минорский, издавший английский перевод рукописи с обстоятельными комментариями, отмечая аргументы П. Смирнова, указывает, что нельзя придавать никакого решающего значения тексту, который в основном представляет собою компилятивную сводку письменных источников с опасной тенденцией к искусственной систематизации (V. Minоrsky. Hudud-al-'Alam. London, І936, стр. 438).
В сообщении Константина Багрянородного о сборе руссами дани со славянских племен такое противоположение вполне понятно, так как, во-первых, дань собиралась в интересах военно-феодальной знати, сосредоточенной частью в городе и, во-вторых, славянские племена, упоминаемые в этой связи Константином Багрянородным в «De administrando imperio», за исключением северян или части их (кто такие были лензенины — неизвестно) обитали за пределами «Русской земли», т. е. не были тогда «русскими». Во всяком случае, было бы неправильно на основании показаний Константина Багрянородного делать общее заключение, что «руссами» в Византии и на Руси назывались лишь те, кто принадлежал к господствуют ему классу. И договор Олега и договор Игоря говорят не только об «имовитых», но также и об «неимовитых» «русинах»; заключать договор посланы «от Игоря, великого князя русского, и от всякоя княжья и от всх людии Русския земля»; послали «великии князь нашь Игорь (и князи) и боляре его и людье вси рустии». «Все люди от страны Руския» или «люди руские», крещеные и некрещеные, упоминаются, наряду с «болярами», и в конце договора. Надеюсь, нам придется подробно остановиться в печати на термине «люди», «людье», как социальном термине. В данном случае для нас существенно, что «русинами», «людьми рускими» киевляне первой половины X в. называли население, жившее на одной территории (в пределах «Русской земли») и под одной верховной властью [93] . Выражение «людье вси рустии» в договоре Игоря противопоставляется словам «со всми людьми гречьскими», т. е. опять-таки слово «рустии» употребляется для определения народа [94] .
93
Выражение «иже суть под рукою» допускает, что в первые десятилетия X в. могла быть Русь и не подвластная киевскому князю (например, в Причерноморье).
94
Как заставляют предполагать другие источники, уже в то время русское ими стало распространяться на население северной части восточноевропейской равнины.
Все приведенные выше данные заставляют, таким образом, думать, что Русская земля получила свое название от имени местного южного населения, что имя это местного, исконного происхождения, что оно в изучаемую эпоху было уже народным и, может быть, когда-либо в очень далеком прошлом было племенным. Но вывод этот не будет прочным, если мы не выясним, когда возникла «Русская земля» как древпее государство?
Присматриваясь к границам «Русской земли», мы неизбежно приходим к выводу, что границы эти определились еще в условиях хазарского ига, слабевшего в течение второй половины IX в., что население «Русской земли» первоначально состояло из тех славянских племен, которые были подчинены ранее хазарам. В самом деле, все летописные данные говорят о том, что борьба с древлянами и покорение их киевскими князьями восходит к глубокой древности. Но чем же объяснить, что даже в XII в. древляне считались живущими за пределами «Руси», «Русской земли»? Почему считались обитавшими за ее пределами те вятичи, которые жили в районе верхне-средней Оки, и радимичи, населявшие район, пограничный с будущей Смоленской «областью» (по р. Пищане, близ Пропойска)? Чем объяснить такую устойчивость границ «Русской земли»? Очевидно, территориально она отлилась в очень древние времена, в период спада хазарского преобладания на юге и борьбы с хазарами. На территории «Русской земли» обитали как раз славянские племена, преимущественно (или полностью) подвластные хазарам: поляне, северяне или часть их, часть радимичей и, может быть, часть уличей и вятичей, хотя вхождение последних в состав «Русской земли» остается под сомнением. Нет оснований полагать, чтобы когда-либо были подвластны хазарам древляне. Уличи только частично могли быть подвластны хазарам. Между этими племенами, древлянами и уличами, с одной стороны, и Полянским Киевом — с другой, велись, повидимому, старые племенные междоусобия, отголоски которых слышим в летописи. Древляне не входили в состав «Русской земли». Из уличей только те обитали на территории «Русской земли», которые оставались в районе Ю. Буга.
Города по Ю. Бугу (но крайней мере Бужеск), как и города по Горыни (Щумск, Тихомль, Гнойница), считались в XII в. крайними «русскими» городамина западе и юго-западе (Ипат. л., 1148–1152 гг.). Некогда, как видно из слов киевского летописца в тексте Новгородской 1-й летописи, уличи жили
Во времена Нестора определяли на основании археологических при. знаков («и суть гради их и до сего дне»), что уличи и тиверцы некогда жили «по Днпру оли до моря» и звались греками «Великая Скуфь», т. е. Великая Скифия. Быть может, что подобные представления современников Нестора отчасти вызывались встречающимися и поныне в низовьях Днепра прямоугольными городищами римской эпохи [95] . По свидетельству «Повести временных лет», уличи и тиверцы сидели «по Днстру», причем «присдяху к Дунаеви». Они жили на территории от Днестра до Дуная, т. е. уже за пределами «Русской земли», за пределами территории, бывшей под властью хазар. Надеждин искал их город Пересечен в Бессарабии, на месте с. Пересечина на большой Кишиневской дороге из Оргеева [96] . Возможно также искать его между Бугом и Днестром [97] .
95
В. Гошкевич. Древние городища по берегам нхтзового Днепра. ИАК, 1913, вып. 47, стр. 145 и др.).
96
«Зап. Одесского об-ва истории», т. I, стр. 235.
97
В недавно вышедшей статье Б. А. Рыбакова «Уличи» («Кр. сообщ. ИИМК», вып. XXXV) автор предлагает иное объяснение местонахождению уличей. Он предположил, что Пересечен уличей — это киевский Пересечен и что уличи в конце IX в. переселились с нижнего Днепра в Среднее Подпепровье, близ Киева, а после взятия Пересечена в 940 г. переселились на запад. Такое предположение мало вероятно по следующим соображениям. Во-первых, источники много говорят о распространении власти киевских князей на славянские племена, но в них пет ни одного указания на переселение в результате подчинения племени власти киевского князя; к тому же древнейший летописный текст прямо говорит, что уличи платили дань («яшася уличи по дань Игорю… дасть дань на них Сввделду»). Переселение уличей на запад следует связывать с вторжением печенегов в конце IX в. в южнорусские степи. Во-вторых, Константин Багрянородный, писавший в середине X в. на основании материала, собранного за предшествующие десятилетия, нигде не упоминает, что уличи передвигались. В-третьих, киевский Пересечен, как явствует из летописи, лежал близ самого Киева и притом на пути к Переяславлю. Невероятно, чтобы три года осаждался принадлежавший уличам город в самом сердце «Русской земли», объединявшей Киев, Переяславль и Чернигов (договор Олега был заключен до взятия Пересечена). К тому же летописный текст свидетельствует (см. об Аскольде и Дире), что вражда с уличами — древняя вражда.
Итак, мы извлекли данные, которые с большой вероятностью заставляют предполагать, что «Русская земля» сложилась в эпоху хазарского ига, слабевшего в течение IX в. Такой вывод не представляется неожиданным. Нам известны показания южнорусских письменных источников XI–XII вв., что даже в это время киевского князя именовали иногда «каганом», из чего правильно заключить, что власть первых киевских князей сложилась в эпоху хазарского владычества: в XI в. титул каган в применении к киевскому князю был, конечно, пережитком древности.
Падение хазарской державы, ослабевавшей под ударами кочевников, а затем и русских, на протяжении IX в. получило отголосок в народных преданиях, отразившихся в своеобразной форме в летописи — в форме переговоров Олега с северянами и радимичами. Но концепция образования «Русской земли» носит в «Повести временных лет» следы знакомой нам литературно-политической тенденции. Так, в «Повести» вставлена фраза, отсутствовавшая в Древнейшем своде: Олег, сев в Киеве, говорит: «се буди мати градом русьским». Хазарское иго над Киевом, по «Повести», пало еще во времена Аскольда и Дира (по Масуди, Дир — славянский князь). Древнейший свод ничего не говорит о хазарах. Но и по Древнейшему своду нелегко угадать подлинные черты образования «Русской земли». Выше мы видели, что составитель Древнейшего свода ставил задачей показать исключительную роль Киева в образовании «Русской земли», ни о Чернигове, ни о Переяславле он не упоминает. Аскольд и Дир владели только «Польскою землею», землею полян, как преемники Кия и его рода.
Мы не видим оснований сомневаться в том, что летопись правильно передает основные факты: князья Олег и Игорь приехали в Киев с севера, сели в Киеве, стали брать дань с северных племен. Очевидно, что в Киеве они получили достаточные материальные средства, чтобы подчинить себе Новгород, кривичей, затем мерю. Но политическая обстановка и круг доступных составителю Древнейшего свода наблюдений (в XI в.) определили и характер рассказа о распространении власти киевского князя на север (т. е. о событиях начала X в., когда жили Олег и Игорь). В XI в., при составлении первого летописного свода, установление дани в Киеве с кривичей, мери и словен, как можно заключить из контекста, ставили в связь с тем, что первоначально словены, меря и кривичи будто бы платали дань варягам. Шахматов доказал, что легенда о подчинении новгородцев варягам — киевского происхождения, и сомневался в том, что в Новгороде даже знали легенду о покорении новгородцев варягами (в Новгороде передавали о старейшине Гостомысле). Осмысливая известные ему факты о давно прошедших временах, летописец находился, конечно, под впечатлением современных ему отношений. Мы знаем, что в бытность Ярослава князем в Новгороде при жизни его отца Владимира и ранее новгородский князь из получаемых с Новгородской «области» дани 2000 гривен отсылал в Киев, а 1000 гривен раздавал на месте «гридям». Кто такое были эти «гриди»? Гриди составляли в дружине князя профессиональных военных, постоянную гвардию; в ее составе были наемные варяги. В Новгородской 1-й летописи по Комиссионному списку упомянута дань «варягам» наряду с данью в 300 гривен в Киев от Новгорода, а «Повесть временных лет» по Лаврентьевской летописи отожествляет дань варягам с данью в 300 гривен. В Новгороде княжеский отряд служил в некоторой мере опорой, военной базой киевского князя, получая с местной «области» дань первоначально в размере 1000 гривен. Традиция эта установилась, видимо, еще в X в. — «и тако даяху въси князи новгородстии» (1014 г.) — и жила веками, мы можем ее проследить даже на материале XII в. (когда варяжский элемент в среде княжеских новгородских отрядов растворился). Можно обнаружить, что гриди вместе с поселенными в Новгороде огнищанами играли там особую роль и находились в особых отношениях к князю-сюзерену (киевскому, потом — владимирскому). В 1166 г. Ростислав совершает поряд с «новгородцами» и вызывает на Луки «огнищане, гридь и купьце вячьшее». Если новгородские огнищане, как заключаем из «Устава о мостех», жили в одном районе, то этот район был на Торговой стороне, в районе княжого двора. Уже это заставляет думать, что в Новгороде огнищане являлись по сути дела, «дворянами», «княжими людьми». Само слово «огнище», как указывает источник славянского права, означал «двор» [98] . Любопытно, что князь совершал поряд в данном случае с княжими людьми Новгорода и купцами, а не с местным боярством и не с черными людьми. Поряд совершал не новгородский князь, а его отец киевский князь Мстислав. Содержание поряда нам неизвестно. Огнищане и гриди, повидимому, составляли «засаду» в городе, судя по известию 1234 г. о г. Русе, но более или менее постоянную «засаду», постоянный отряд, всегда готовый к защите, вероятно, даже и тогда, когда князь уезжал из города. Судя по этому, Мстислав договаривался с ними по каким-либо военным вопросам. Это, видимо, военная организация в Новгороде, созданная княжеской властью, княжеским «двором», но ставшая местной: они называются «новогородцами» и занимают довольно самостоятельное положение, судя по известиям 1166 и 1195 гг. В какой мере они зависели от Новгорода, от «господы», неясно. Но в обоих случаях (в 1166 и 1195 гг.) к ним обращается не новгородский князь, а его отец из Киевщины и из Суздальщины: в первом случае Мстислав, во втором — Всеволод; он зовет их («новогородцев») итти на Чернигов и «новгородци… не отпршася ему», а пошли с князем Ярославом Всеволодовичем. Особенно интересна зависимость, или, вернее, связь, с князем-сюзереном. Именно огнищане, гридьба и купцы составляют ту местную среду, на которую опирается в первую очередь иногородний князь-сюзерен. Бояре тоже фигурируют в сношениях князя-сюзерена с Новгородом, но в качестве послов, которых он задерживает, гневаясь на них, или в качестве заложников. Таким образом, обнаруживаем древнюю традицию: «гриди» еще в X–XI вв. составляли в Новгороде опору киевского князя, получая с местной области дань в размере 1000 гривен.
98
Ф. И. Леонтович. О значении верви по «Русской правде» и Полицкому статуту сравнительно с задругою юго-западных славян. «Журн. Мин. нар. пр.», март, 1867, стр. 30.