Русская жизнь. Интеллигенция (февраль 2008)
Шрифт:
Горожане долго злопыхали, маялись, наконец собрали подписи, в ноябре суд постановил - открыть проход, набережная и улица не могут быть сданы в аренду. Но как же, как же. Арендаторы подали апелляцию в городской суд. Граница по-прежнему на замке.
V.
Я позвонила замдиректора санатория «Стрельна» и спросила, могу ли я, с любезного ее дозволения, осмотреть музей «Морская Стрельна».
– А кто вам сказал, что там вообще был какой-то музей?
– ласково пропела А. Д. Ипатьева.
–
– Какой музей, если экспозиция никакой ценности не имеет!
– твердо сообщила она.
– Так постановила комиссия. А пустить я вас не могу, потому что он опечатан КУГИ, а не нами.
– А здание-то чье, кому принадлежит, на чьем балансе?
– Ни на чьем балансе, хозяина у него нет, вопрос решается.
– Где я могу получить информацию?
– Не знаю. Обращайтесь в райисполком, - сказала Альбина Дмитриевна.
Куда- куда?
Это как если бы в Жуковке какой-нибудь стояли беспризорными 74 квадратных метра недвижимости у самой воды - налетай, риэлтор.
VI.
Вареник принял трудное решение: единственный способ сохранить музей - подарить его другому музею. Уйти под крыло. Ни должностей, ни денег ему не надо - только пусть сохранят якоря и постаменты, опоры и флаги, бутылки и двухсотлетние кирпичи с фирменным стрельнинским тиснением.
– Пишу письмо губернаторше: возьми ты мой музей, Христа ради - и переписку 40 листов. И Пиотровскому то же самое. Ни ответа ни привета. Ладно, иду к президенту. Пишу: Владим Владимирыч, многоуважаемый! Ты, как Петр Первый, Стрельну возродил - возьми и мой музей! И что вы думаете - вице-губернатор мне сразу отвечает: да, надо сохранить, хотят, значит, передать нас в Ломоносовский краеведческий музей на правах филиала, ждите, приедет комиссия.
В марте прошлого года приехала. Помимо чиновников от культуры, там были и эксперты из других музеев. Нетрудно догадаться, что Вареник и комиссия друг другу не понравились.
– Одна - из музея Ленина, другая - из шалаша в Заливе. А у нас-то здесь - великие князья. Ну и как мне с ними разговаривать?
Охрана посторонилась. Дорвавшийся до музейного двора (фактически - вернувшийся на родину) Вареник обнаружил следы неслыханного вандализма. Двор музея был заставлен топливными цистернами и прочим хламом, принадлежащим водно-спортивной базе и частному предпринимателю Полежаеву. «Венок с памятника никчемно валяется на земле». Двадцать якорей пропали бесследно, исчезла «Водка - гибель на воде», и в грязи, в дерьме, в непотребстве, как пьяная старая шлюха, валялась перевернутая балюстрада, да, балюстрада причала дачи Матильды Кшесинской (уф, сколько падежей). Потрясенный надругательством, Вареник немедленно потребовал от комиссии составить акт о разрушении наружной композиции. А комиссия сказала бездушно: да ну, тут нечего смотреть, открывай давай, мы замерзли.
Мир встал на дыбы, а они, понимаете ли, замерзли.
Вареник разозлился и ушел в часовню, что в двадцати метрах.
– у них болгарка отказалась пилить. И они не стали пилить, а начали составлять акт. И тогда я успокоился, пошел на почту и отбил телеграмму Владим Владимирычу».
Он верит, что будет ответ.
VII.
В сумерках мы стоим на круглом мостике на Отводном канале, там, где он выходит в залив. Прямо - туманное море, справа - роскошный пресс-центр Дворца конгрессов, по левому берегу - яхты в разноцветных попонках, огражденные от граждан сеткой-рабицей с вывеской «Проход запрещен. Злые собаки». Флаги яхт развеваются на отдельных белых флагштоках, пытаюсь прочитать название, на полотнищах только фрагменты: «Аква…», «Гранд…» - фу, как неоригинально.
За яхтами виднеется башенка «Морской Стрельны».
Граждан не пропускают к морю.
Море теперь не для граждан. Оно для катеров и яхт.
– Тут это - яхты стоят дорогие, - говорит молодой сонный кавказец.
– Мало ли чего вы с ними сделаете.
– Здесь Лермонтов впервые увидел море!
– вдохновенно сообщает Вареник.
– Закрытая территория, - вяло вторит другой секьюрити.
– В обход, в обход.
– Сюда на трамвае приезжал Александр Александрович Блок, устав от своих домашних. Вон там он сидел целый день, думал, рефлексировал, приходил в себя… А через два месяца - умер!
В сумке у меня папка для прокуратуры, где Вареник требует возмещения ста семидесяти пяти тысяч рублей материального ущерба, нанесенного наружной экспозиции музея.
Музея, не существующего на бумаге, не признанного, отмененного за какой-то высшей ненадобностью, нелепого, прекрасного, теплокровного, по-настоящему исторического и слишком человеческого для нового гербового ландшафта.
Где же зарыта собака?
– вспоминаю я страстный варениковский вопрос.
А вот они и выходят из-за забора, собаки.
Живые. Сытые. Очень спокойные.
Олег Кашин
Системное наложение
Махачкала-2008: без света, тепла и воды
I.
В это время года в Махачкале темнеет после пяти. Значение слова «темнеет» здесь до неприличия буквально - если свернешь с центрального проспекта (Расула Гамзатова, бывший Ленина) налево, в сторону гор, попадаешь в абсолютную черноту, в которой даже фары проезжающих автомобилей выполняют единственную функцию - их свет дает понять, насколько здесь темно. Не горят фонари, нет света в окнах. Заходи в любой дом, в любой подъезд и ищи людей. Их не видно, но они, конечно, есть - куда им деваться.