Русская жизнь. Петербург (октябрь 2007)
Шрифт:
– Не его, а украинской советской власти. В конце концов, она сказала: «Придется вас завтра всех расстрелять». Я спросила ее: «Неужели вы детей четырех-пяти лет будете расстреливать?» Она ответила: «Да, потому что все равно из них ничего толкового не выйдет».
На следующее утро, когда мы проснулись, ее уже не было, она ночью удрала, потому что пришел Петлюра, но и его власть держалась совсем недолго.
Однажды мы услышали выстрелы и вместе с моей сестрой собрались бежать на улицу. У меня в это время был сыпной тиф, но я уже вставала. В передней мы увидели группу солдат, спросили их, кто они. В ответ услышали: мы большевики. И тут же нас всех арестовали. Ночью мой брат и моя мать убежали. Мы же остались, так как моя сестра лежала больная, у нее тоже
В какой- то момент к нам пришел комиссар, спросил: «Вы -Столыпины?» Мы ответили: «Да». Он сказал: «У меня с вами личные счеты». Поставил часового перед дверью в коридор и перед дверью в сад. И мы слышали через галерею, что он арестовывает людей, которые находились на втором этаже - семью Щербатовых. Тогда моя сестра сказала, что мы не будем, как овцы, ждать пока нас зарежут. Мы дождались, пока часовой отвернулся или отлучился, вышли в сад. Были сумерки, часов пять утра. Мы с трудом перелезли через высокий забор, вдруг я вижу, что за нами бегут с винтовками. Моя сестра и ее муж побежали в одну сторону и были оба убиты. Я побежала в другую, постучала в первый дом, меня не хотели пускать, и я встала у двери в растерянности. И слышу как в дом, откуда меня прогнали, стучатся мои преследователи и спрашивают: «У вас Столыпина?» А хозяева отвечают: «Она дальше пошла». А я за дверью стояла. Хозяева дома меня увидели и спрятали на чердаке. Потом пришла девчонка, дала мне какое-то платье деревенское и велела мне идти к какой-то женщине, та меня заперла в погребе, я там прожила у нее десять дней. И вдруг в этот дом явился политический комиссар, Черкасский.
– Тот, который намеривался сводить с вами счеты?
– Нет, тот комиссар расстрелял всех и ушел, а это был политический комиссар полка, он возглавлял Совет, который сразу образовался в местечке.
– А это не брат издателя газеты «Копейка» Черкасского?
– Да. Так вот он пришел и сказал, что сестра моя, в которую стреляли при побеге, жива, но находится при смерти. Я, разумеется, сказала, что хочу ее видеть. Он ответил: «Только идите не рядом со мной, а за мной». Потом он мне показал на какой-то амбар, где сестра лежала, его охраняли два солдата, они спросили: «Как ваша фамилия?» Я сказала: «Сам знаешь - Столыпина». Один из солдат обрадовался: «А-а-а! Нам тебя расстреливать надо». Я ответила: «Расстреляешь, когда моя сестра умрет». Отстранила их винтовки, пошла к сестре и не отходила от нее, пока она не умерла. Гроб с ее телом я повезла в местный монастырь, а там другая шайка солдат хотела выбросить ее из гроба. Мне пришлось с ними драться.
После смерти сестры я поселилась в местечке, в каком-то сарае. Меня искали, спрашивали у местных жителей про меня, но никто не выдал. Я выходила на улицу только ночью или вечером, местные меня подкармливали, у меня же ничего не было.
Потом пришли поляки, оккупировавшие часть Украины. Они меня просили указать, кто из местных жителей сотрудничал с советской властью, но я никого не выдала.
– В каком месяце какого года происходило все то, что вы описывали?
– В декабре 19-го и в январе 20-го.
– А когда же вы покинули территорию России?
– Весной 20-го.
– А после этого?
– Жили в Берлине, потом в Литве, потом я вышла замуж, и только потом приехала в Париж.
Предисловие и публикация Ивана Толстого
Алексей Митрофанов
Культ полена
В Архангельске обтесывают историческое прошлое
I.
В 1974 году в Москве начали создавать пешеходную улицу Арбат. Это была первая специализированная пешеходная улица в СССР, и никто толком не понимал, как она будет выглядеть. Проект, естественно, существовал, но постоянно корректировался.
В
Лишние улицы, конечно же, нашлись, и их потихоньку стали переделывать в пешеходные. Кампания носила отчасти абсурдный характер, ведь большинство этих улиц и без специальной пропагандистской обработки были, по сути, пешеходными. Автомобили в силу их малочисленности не особенно мешались под ногами.
Задумались и в Архангельске. Но с оговоркой: решили, что улица должна быть не только пешеходной, но и полностью деревянной, как в старые добрые времена. В 1986 году в Архангельских научно-реставрационных произ?водственных мастерских появляется проект заповедной зоны деревянного зодчества. Под «поморский Арбат» решено отвести проспект в самом центре города.
А потом идею замотали - появились более насущные проблемы. И вдруг по прошествии двух десятилетий я узнаю, что на проспекте имени поморского большевика Федора Степановича Чумбарова-Лучинского (говоря проще, на Чумбаровке) работы идут полным ходом. Совсем недавно там отпраздновали своего рода экватор: завершена первая половина пешеходной улицы, от Карла Либкнехта до Володарского. Осталась сущая ерунда, косметика.
То есть Архангельск возвращается к архитектурно-историческим истокам. Теперь нужно доделать вторую половину - от улицы Володарского до улицы Выучейского. И все, проект воплощен в жизнь.
Интересно!
Самолет взлетает. Не проходит двух часов, как я уже над островами Северной Двины с их совершенно невозможными названиями: Прямая Кошка, Кривая Кошка… Самолет приземляется, я сажусь в такси (всего 120 рублей включая подачу и ожидание) и еду в центр Архангельска.
II.
Кунрад фан-Кленк, нидерландский посол, писал в 1675 году: «Мы видели различные суда русских, которые они называют карбасами. Мы высадили шлюпку, и наш лейтенант с переводчиком фан-Аспероном отправились к ним, чтобы получить немного свежей рыбы, что и удалось сделать. Когда они пришли к ним, то русские вытащили свою сеть и предложили различные экземпляры трески и камбалу удивительной величины. Русские на своей лодке вместе с нашей шлюпкою отправились к нашему судну, пришли на борт и даже, по желанию его превосходительства посла, введены были в каюту, где они говорили с его превосходительством, который их угостил свежеиспеченным пшеничным хлебом, сухарями, вином и водкою. Они получили от капитана немного денег, а мы от них приобрели 4 больших прекрасных трески и несколько камбал чрезвычайной величины; одна из них почти в 5 футов, а другая в 8 футов длины и 4 фута ширины. Эти люди, когда им поднесли чарку водки, делали странные гримасы, наклоняя голову и тело и много раз кладя на себя крест. Нам это было очень чудно смотреть. Они сильно жаловались, что в эту ночь их ограбило судно с пятью парусами… и они потеряли большую часть своей сети. После угощения, придя в свое суденышко, русские много шумели и кувыркались, точно шары, через зад и голову».
Речь шла о жителях Архангельска - людях, издревле отличавшихся невероятной самобытностью.
Одно их название обескураживает. Кто они? Архангельцы? Архангеляне? Или же, Господи прости, архангелы - по аналогии с карелами?
Нет, все не так. Архангелогородцы. Это потому, что город поначалу назывался не Архангельск, а Архангельский город. Со временем слово «город» из названия собственно города выпало, а в прозвании его жителей осталось.
И вот архангелогородцы решили со?здать улицу, где все будет из дерева. Мостовые из дерева. Афишные тумбы из дерева. Столбы из дерева. Ну и дома, разумеется, тоже из дерева. А в домах - типичная «арбатская» инфраструктура: кафе, ресторанчики, сувенирные лавочки, экскурсионные фирмочки. А если продуктовый магазин, то чтобы торговали в нем морошкой, олениной и прочими деликатесами, присущими региону.