Русская жизнь. Секс (июнь 2008)
Шрифт:
Василевский Лев Маркович, Василевская Лидия Абрамовна.
Проституция и новая Россия. Тверь, 1923
Проституция в Советской России
«…» Омертвелый, бесчеловечный институт регламентации, существовавший в крупнейших городах России в силу знаменитого «Положения» 1843 г. был сметен революцией наравне и одновременно с охранкой, с полицейскими участками, зданиями суда - как одно из самых ненавистных звеньев разорванной цепи царизма. Старый гнилой порядок пал: публичные дома были уничтожены,
Но отмена старого гнета - этого еще не достаточно, положительной же программы борьбы новая Россия не имела, не имеет и сейчас, или во всяком случае, не осуществила еще и в малой доле.
Уже в медовый месяц русской свободы, в мае 1917 г., в Саратове около 600 проституток, выпущенных революцией из духоты местных притонов, ходатайствовали перед революционным городским общественным управлением о разрешении открыть снова притоны и возобновить врачебные осмотры: с тех пор, как нет врачебных осмотров, жаловались несчастные, отравленные неволей, - потребители боятся брать их и без «домов» им вообще грозит голодная смерть. И вот - назад, под ярмо запросились они, эти 600 гражданок освобожденной России…
В этом маленьком эпизоде необыкновенно ярко сказалась вся жуткая сложность, весь трагизм разбираемого явления: приступать к нему с голым принципом, с доктринерским аршином, с прямолинейной теорией немыслимо. Надо учитывать все особенности времени и места, а мерам борьбы с проституцией придавать жизненную гибкость и приспособляемость.
Это не значит, конечно, что отмена регламентации где бы то ни было и когда бы то ни было несвоевременна - полицейский надзор и регистрация, принудительные осмотры должны быть уничтожены, с корнем вырваны всегда и везде, как рабство негров, как крепостная зависимость крестьян в свое время. Но дальнейший план действий, положительная программа может и должна в известной степени варьировать в зависимости от условий.
«…» Уже упоминавшиеся нами бессмысленные обвинения Советской России в свальном грехе, в «национализации» женщин и пр.
– это, разумеется, заведомая и злонамеренная ложь. Напротив, в первые послеоктябрьские годы проституция явно стала уступать напору революционной волны, и на улицах Москвы и Петрограда она почти совершенно исчезла. Приписывать это явление, удостоверенное много раз самыми объективными наблюдателями, одному только очистительному пламени революции, высокому идейному строю эпохи, который захватил и рядовую женщину, поднял ее над жизнью будней, - было бы неправильно, но отрицать благотворное влияние эпохи тоже немыслимо.
Тысячи девушек и женщин, охваченные жаждой подвига и жертвы, внезапно открывшаяся для них масса самого разнообразного творческого дела, необычайная напряженность эпохи, насыщенность ее событиями, красками, величием, все это увлекало сердца, подымало их ввысь, давало силы не замечать материальных лишений, отводило на второй план вопросы личной жизни, в частности - материальные лишения. Потускнела временно и жажда половой любви.
Такова главная причина того резкого и повсеместного падения проституции, каким были отмечены 1918-1919 гг.
«…» Для того чтобы существенно ограничить рост венерических болезней, Наркомздравом уже проведена и проводится планомерно целая сеть мер, направленных к тому, чтобы венерологическая помощь больным была бесплатной, общедоступной и высококвалифицированной.
Необходимо, не ожидая, пока сифилитик соберется прийти со своей болезнью к коммунальному врачу, разыскать его на месте заражения или болезни - в недрах, так сказать, заболевания. Диспансеры обещают стать центром всей общественной борьбы как с туберкулезом, так и с сифилисом, ибо они рано обнаруживают заразу и настигают ее. Они предупреждают заболевание, они облегчают больному приступ к лечению, они втягивают, наконец, всю массу населения в активную работу по борьбе с заразой - во имя прекрасного и единственно плодотворного в социальной гигиене принципа самодеятельности трудящихся.
«…» Как явствует из намеченной выше беглой картины, положение борьбы с проституцией в Советской России печальное: борьба, в сущности, только начата. Разумеется, новая Россия закладывает лишь первые камни фундамента для здания, достойного эпохи. Голод и всеобщая скудость, невежество и унаследованная от прошлого пассивность, слабая способность к организации и мещанский дух еще долгие годы будут омрачать русское небо. С этим вместе долго еще будет разъедать тело и душу страны проституция - но все же, повторяем, условия для успешной борьбы даны в современной России, и впереди - победа.
Материал подготовил Евгений Клименко
Ефим Зозуля
Сатириконцы
Воспоминания. Часть 3
Работоспособность Аверченки была велика.
Кроме своих рассказов (как правило, в каждом номере журнала), за своей подписью, он писал политический фельетон за подписью Медуза Горгона, составлял отдел «Волчьи ягоды» - цитаты из газет с сатирическими комментариями, отдел «Перья из хвоста» - тоже цитаты с комментариями, но из рассказов, стихотворений и т. д.
Иногда писал он театральные рецензии за подписью Старая театральная крыса. Эти рецензии удавались ему - они были доброжелательны, благодарны по тону, совершенно лишены рецензентских наскоков, и в то же время содержали искреннюю, правдивую, беспристрастную оценку.
Наконец, он же вел - за подписью Ave - и «Почтовый Ящик». «Ящик» этот славился. Многие читатели начинали чтение журнала с него.
Был ли он остроумен?
Трудно сказать. Остроумие, как известно, оценивается в зависимости от времени, от множества обстоятельств.
Вот несколько ответов, взятых наудачу.
Автор пишет:
«Я начал писать только благодаря вашему журналу».
Ответ:
«Первый раз слышим, чтобы наш журнал приносил несчастье».
«Мои стихи - это не фунт изюму».
Ответ:
«К сожалению».
Ответ такому-то:
«Рассказ два раза скомкан: вами и нами».
«Дома все наши смотрят на мои писанья, как на глупость».
Ответ:
«Поверьте, что в нашем журнале вы почувствуете себя как дома».
Затем, Аверченко - один - придумывал почти все темы для рисунков, которые раздавал на еженедельных редакционных совещаниях художникам.