Русская жизнь. Волга (июль 2007)

Коллектив авторов

Тарифы московских частников

До центра, в район метро «Цветной бульвар», где располагается редакция «Русской жизни» (по опросу сотрудников).

от м. «Динамо» - 150-200 руб.

из Марьиной Рощи - 100-150 руб.

из Гольяново - 350 руб.

из Крылатского - 300-350 руб.

от

м. «Профсоюзная» - 200 руб.

от м. «Петровско-Разумовская»- 250 руб.

За поездку в аэропорты частники просят, в зависимости от расстояния, от 400 до 900 руб. Поездка на вокзалы по стоимости, как правило, не отличается от обычной поездки по городу.

Карен Газарян

Шашлык из тебя будет

Битва кухни с национальностью

I.

Очередей в стране давно нет, и населению стало трагически негде поговорить. При капитализме в России наконец хорошо с колбасой и водкой, но с частным пространством и вообще privacy дела все еще обстоят чудовищно, поэтому каждая поездка в такси или на бомбиле превращается в монолог, кое-как замаскированный под диалог. Рыжий полноватый водитель «Волги» в майке с застиранной надписью This is my best photo взялся подвезти меня до Большой Дмитровки.

–  Уже и по субботам пробки. Вообще, бля. Машин до х*я, у каждого по машине. Дороги еще турки эти бездарно строят, съезды все неправильные. Да вообще все неправильное. Город стал неправильный!

–  Уже зеленый, поехали.

Едем. Посматривает на меня.

–  А вы извините, вы вообще москвич?

–  Вообще-то да. А какая разница?

–  Да приезжих много, вот какая разница!

И он говорит, говорит о приезжих, и голос его начинает звучать устало, как должен звучать голос автомобилиста, недовольного пробками или выбоинами в свежезаасфальтированном полотне: что ж поделаешь, не мы такие - жизнь такая. На вид ему сорок пять: поздно начинать жизнь с нуля.

В этом возрасте даже футбольные фанаты уже не бегают на стадион вопить и бить морду другим фанатам, победы и поражения переживают дома, перед телевизором. Так и этот: уж годы не те с приезжими бороться. Мы едем дальше. В разговоре образуется пауза, на дороге пробка.

–  Видите, сколько хачмобилей?! Накупили себе вонючего барахла по двести баксов. Работать не хотят, за длинным рублем едут. (Передразнивая.) Садысь, дарагой, падвизу! Трыста рублэй! Тыбе куда?

Потом он неожиданно сворачивает.

–  Вы куда?
– спрашиваю.

–  Как куда? На Дмитровку Большую или куда?

–  Вообще-то она в другой стороне.

–  Как в другой? Щас на третье, потом до Дмитровки…

–  Нет. Большая Дмитровка - это бывшая Пушкинская улица. В самом центре. А Дмитровское шоссе в другом месте.

–  Бля.

Едем обратно, ищем, где бы развернуться. Я смотрю на часы и шумно вздыхаю, изображая недовольство. Бомбила посматривает на меня в

том смысле, что против меня, нерусского, лично ничего не имеет, но и мне неплохо бы его понять, войти в его положение. Временами в его взгляде я ловлю досаду, похоже, он не рад, что завел этот разговор. От его неловкости мне самому становится неловко. Пытаясь сменить тему, я спрашиваю:

–  А вы целый день вот так бомбите?

–  Иногда и ночью. А что?

–  А обедать домой ездите?

–  Куда там? Времени нет. Шаурму поем - нормально.

–  Шаурму-то приезжие делают. Вдруг отравленная?

–  Ха! Нееее. А в принципе все может быть. Хрен их знает.

II.

Знает их, конечно, хрен. Но шаурма примиряет даже с ним: путь к сердцу и впрямь лежит через желудок. В самом деле, кавказская кухня - это вам не кавказская национальность. Народное сознание литературоцентрично, а не существующая в природе «кавказская национальность» - самая настоящая литература. Штука посильнее «Фауста» Гете. «Кавказская национальность» грабит, насилует, лукавит, обманывает, обсчитывает, обвешивает, обмишуливает. Совсем другое дело - кавказская кухня. Кавказская кухня жарит шашлык, рубит салат, мечет на стол, кормит, произносит тост, наливает, накладывает, обнимает за плечи. Дает, а не отбирает. Может быть, хотя бы она в силах победить непобедимую «кавказскую национальность»? Заслонить собой ее угнетаемых представителей, пригреть бедовых блюстителей расовой чистоты на теплой мангальной груди?…

Уже на следующий день у меня появилась возможность проверить чудодейственные свойства кухни. В любимом азербайджанском ресторане подошел к гардеробщице - кудрявой женщине лет шестидесяти.

–  Здравствуйте.

–  Вам что?

–  Можно вопрос? Почему вы стоите в пустом гардеробе? Лето же.

–  А где мне еще стоять?

–  Ну да, в принципе вы правы. А вдруг дождь, например. Куда зонтик сдать?

–  От дождя у них машины есть.

–  У кого?

Делает жест в направлении зала.

–  У них. Положено, вот и стою.

–  А вам вообще нравится тут работать?

–  Нормально. Денег мало.

–  Почему?

–  А вы у них спросите. Свою чучмечку небось не взяли. Меня взяли. Русские им тут прислуживать должны.

–  Вам так и сказали, когда брали?

–  Нет. Говорят: у нас интернациональный ресторан, интернациональный коллектив.

–  Но вы же видите, тут официанты азербайджанцы, а не русские, а официант тоже прислуга. Кроме того, он целый день по залу бегает, а вы тут даже присесть можете, вот стул стоит.

–  Стоит. Но они же своим прислуживают! Своим! Понимаете?

Я отыскал в зале столик, занятый посетителями славянской внешности. Подхожу, делая вид, что просто иду мимо.

–  Дорогой, зажигалку можно?
– кричит мне мужчина за этим столом.

Даю зажигалку.

–  Вкусно у вас тут, - говорит женщина справа от него.

Мужчина прикуривает и возвращает зажигалку.

–  А можно вопрос?
– говорит он.
– Как переводится имя вот этого вашего композитора, ну, как его, Бюль-Бюль-оглы, да! Оно как-то вообще переводится или это непереводимая игра слов, хахаха.