Русская жизнь. Возрастной шовинизм (декабрь 2007)
Шрифт:
Конфликт отцов и детей в собственном смысле у Тургенева почти не представлен: Василий Базаров не ссорится с Евгением, Аркадий ладит с Николаем Петровичем. Главная дискуссия разгорается между холеным денди, лишним человеком, истинным сыном своего века Павлом Петровичем и его случайным гостем, студентом из разночинцев, лекарским сыном и крестьянским внуком. Этот конфликт в русской литературе повторяется на каждом историческом переломе и воспроизводится в одних и тех же сущностных чертах с легкой переменой декораций. К сожалению, в настоящей, не пародийной, литературе проблема отцов и детей толком не исследовалась,
1960
…В это мгновение в гостиную вошел человек среднего роста, одетый в строгий полувоенный френч. Это был Павел Петрович Кирсанов, бывший заместитель наркома тяжелой промышленности, любимый выдвиженец Кагановича.Теперь, когда кумир и бывший шеф оказался в опале, Кирсанов жил на подмосковной даче, но следил за собой и не опускался. Он все так же чисто брился, опрыскивался шипром и работал по ночам. Собственно, вся работа заключалась в писании мемуаров и разносах, учиняемых садовнику. Садовник посмеивался над сановником и терпел его чудачества. Свет у Кирсанова горел до шести утра. В шесть его смаривал короткий сон, но в девять он, неизменно подтянутый, уже входил на просвеченную солнцем веранду.
Базаров, широко расставив длинные ноги в зауженных брюках, уплетал простоквашу и шумно прихлебывал чай.
– Экий у тебя дядя, - шепнул он Аркадию.
– Точно статуя.
– Старой закалки человек, - с улыбкой произнес белобрысый Аркадий, неуловимо похожий на Олега Табакова.
– Ты его, брат, не задирай. Он мастодонт.
– Мне-то что, - презрительно пожал плечом Базаров.
– Так-так-так, молодые люди, - прокашлявшись, сухо сказал Кирсанов.
– Вы, значит, чей же сынок будете?
– Мой отец - врач, - сдержанно, но с достоинством отвечал Базаров.
– Так-так. Врач. Хорошо. Скажите, а фамилия его как будет?
– Как и моя, Базаров, - сказал Базаров, но голос его предательски дрогнул.
– Да вы не подумайте, я без предрассудков, - успокоил его Кирсанов.
– По мне, хоть бы и Вовси. Разобрались, ну и ладно. А он в какой области практикует?
– Во всякой области, - сердясь на этот непредвиденный допрос, буркнул Базаров.
– Он сельский врач, там не до специализации.
– Отлично, отлично. А позвольте узнать, сами чем вы занимаетесь?
– Евгений учится со мной на биофаке, - поспешно вставил Аркадий.
– А ты не торопись, с тобой отдельный разговор будет… Ну-с, и как же вы насчет генетики? А? Вейсман-Морган, дрозофила-хромосома… ну?
– У дрозофилы есть хромосомы, - с вызовом сказал Базаров. Ему было стыдно, что он так распространился перед этим сталинистом.
– Так-так. И человек рождается с уже предопределенным характером… так?
– Павел Петрович!
– твердо сказал Базаров, со стуком ставя перед собою на стол пустую чашку.
– Ну какая вам дрозофила, когда вы еще аза в глаза не видали? Из-за таких, как вы, развитие советской науки задержалось на сто лет. Вы с вашим Лысенко отбросили нас в средневековье. Вам бюхнерово
– Но позвольте, - изо всех сил сдерживаясь, продолжал Кирсанов.
– Как можно отрицать тот главный коммунистический принцип, что рождаются не люди, а организмы? Что человека делает не природа, а коллектив, среда? Труд, наконец? Как же можно игнорировать происхождение семьи, частной собственности и государства?!
– Да ваша семья, частная собственность и государство - это все инструменты угнетения той самой природы, в которую вы не верите, - с вызовом произнес Базаров.
– Вы вот тут сидите сложа руки и думаете, что воспитываете подрастающее поколение. А подрастающее поколение в генах своих несет десятилетия страха, и от нас зависит сделать все, чтобы это из хромосом выбить. Понятно вам? Хватит уже тут регулировать науку административно-командным методом и спрашивать всех о национальности! Не прежние времена!
– И Базаров, резко отставив стул, встал во весь рост.
– Отлично, - ледяным голосом продолжал Кирсанов.
– И с такими убеждениями… в советском вузе… я, разумеется, доведу. Я немедленно доведу и не оставлю. Я сейчас же позвоню.
– Да звоните вы куда хотите, - мгновенным усилием воли вернув себе самообладание, протянул Базаров и, нарочно громко стуча ботинками на толстой подошве, ушел с веранды.
– Аркадий, - строго спросил Кирсанов, апоплексически краснея.
– А почему у него такие брюки? Он что… стиляга? Он хиляет по Броду?!
– Не возникай, чувак, - ласково сказал Аркадий, потрепав дядю по френчу, и последовал за другом в сад.
– Я нахожу, что Аркадий стал развязнее, - выдавил Павел Петрович.
– Я рад его возвращению. Пойду позвоню проректору.
1975
…В это мгновение в гостиную вошел человек среднего роста, классический дачник в потрепанных брюках и свитере со стоячим воротником. Он держал за гриф поцарапанную во многих местах гитару и почесывал седеющую бороду.
Базаров в безупречном костюме, на котором странно смотрелся комсомольский значок, попивал вечерний чай. Он прихлебывал его осторожно, несколько по-молчалински, но в остальном манеры его были удивительно хозяйскими. Он оглядывал убогую кирсановскую дачку, как будто все это уже было его.
– Это Базаров, дядя, - представил его Аркадий.
– Комсорг курса, заместитель командира нашего биофаковского оперотряда. Знаешь, у нас один пьяный дурак выкинул с третьего этажа в общаге стенд с отличниками и с цитатами из документов XXIV съезда, так Евгений его догнал, обличил и исключил!
– Да-да, - рассеянно сказал Павел Петрович, присаживаясь к столу.
– Однако, дядя у тебя, - шепнул Базаров.
– Ой, и не говори. Хэмингуэя на стенку повесил, Аксенова читает, - Аркадий кивнул на стопку старых «Юностей» в шкафу.
– В походы ходит с такими же старперами…
– Так-так, - рассеянно повторял Павел Петрович.
– А вы, значит, по комсомольской линии?
– По комсомольской, - снисходительно пояснил Базаров.
– Очень интересно. А оперотряд зачем же? Ведь своих же сдавать приходится…