Русские банды Нью-Йорка
Шрифт:
— Сначала вещи! — донесся до него голос Остермана.
— Кира, тяни!
Он вытянул снизу несколько узлов и громоздкий чемодан, и только потом почувствовал, что конец идет рывками. Илья первым забрался наверх, отвязал веревку, обмотанную вокруг пояса, и сбросил ее вниз.
— Мама! Видите? Это так просто! — крикнул он, свесившись за борт. — Какие-то три-четыре ступеньки! Оська, не лезь, пусть Жора сам обвяжет!
Он повернулся к Кириллу, счастливо улыбаясь, и ткнул кулаком в плечо:
—
— Тяни давай!
Моряк с парохода толкался рядом, что-то крича и размахивая руками, но Кирилл с Ильей не обращали на него внимания. Они подхватывали под мышки тех, кто показывался снизу, отвязывали страховочный конец и сбрасывали его обратно к баркасу.
Мощный басовитый гудок раздался прямо над головой. От неожиданности Кирилл даже присел.
— Чемодан! — закричал Моисей Лазаревич, всплеснув руками. — Где чемодан! Дора, ты забыла его в баркасе!
— Что ты говоришь, Моисей! Я сама привязывала его!
— Тогда покажи мне, к какому месту ты его привязала! Вот узел, вот инструменты, вот корзина, и где же тут чемодан?
Кирилл неожиданно вспомнил, что рядом с ними вертелась какая-то фигура. Он оглянулся и увидел: какой-то низенький человечек волочит за собой чемодан. Вот он скрылся за шлюпкой, и Кирилл кинулся за ним. Палуба вздрагивала под ногами, в лицо ударила струя горячего сухого воздуха, Кирилл на миг потерял из вида похитителя чемодана, но тут же снова увидел его. Тот уже был не один. Трое или четверо низеньких и суетливых воришек окружили его.
— А ну, стоять! Голову оторву! — заорал он, и подумал, что воришки вряд ли понимают по-русски.
Но они все поняли, потому что кинулись врассыпную, а открытый чемодан остался на палубе. Повсюду белели какие-то тряпки, вытащенные из него. Кирилл наспех запихнул их обратно, кое-как закрыл чемодан, с которого были сорваны замки, и взвалил его на плечо.
Когда он вернулся к Остерманам, те уже шагали ему навстречу, волоча за собой узлы и корзины.
— Вот гады, распотрошили!
— Спасибо, Кирюша! — сказала тетя Дора. — Я всегда говорила, что ты порядочный мальчик.
— Давай! — Илья порывисто обнял его и оттолкнул. — Я тебе напишу!
— Если не понравится, возвращайтесь! — сказал Кирилл.
— Вот заработаю миллион, и вернусь! — пообещал Илюха.
Кирилл хотел еще раз обнять друга, но тут увидел, как двое матросов в желтых блестящих куртках выбирают штормтрап и сворачивают его в рулон.
— Эй, вы чего! — крикнул он, бросаясь к борту. — Дайте спуститься, черти!
— Ол райт, ол райт, — сказал один из матросов.
А второй похлопал Кирилла по плечу:
— Карашо!
— Вот черти, чуть не увезли с собой, — пробормотал Кирилл.
Он схватился за страховочный
— Дядя Жора!
Но его крик был тут же перекрыт новым пароходным гудком, длинным и раскатистым. И Кирилл наконец-то понял, что пароход незаметно для него тронулся с места.
Он перебежал на корму. Кто-то пытался схватить его по пути, но он вырвал руку и добежал до самого конца. С разбегу налетел на леера. И увидел широкую белую полосу за пароходом.
— Дядя Жора! — в отчаянии закричал он в черноту.
— Кирюша, спокойно! — откуда-то послышался далекий голос Жоры Канделаки. — Только не прыгай!
Если бы он закричал «Прыгай», то еще неизвестно, как поступил бы Кирилл…
— Не дури! Сойдешь в первом же порту и спокойно вернешься! Моисей даст денег! Только не прыгай! Слышишь?
— Слышу, слышу! А мама? — крикнул он. — Она же нас убьет!
— Спокойно! Привезешь ей какие-нибудь цацки! Если будешь в Констанце, найди буксир «Комета»! Там меня знают!
Третий гудок заглушил его голос. Палуба под ногами задрожала сильнее. Пароход разгонялся, а Кирилл все стоял, вцепившись в леера, и смотрел на огоньки далекого берега…
Он переночевал в шлюпке, под брезентом, на спасательных пробковых жилетах. Утром его разбудил свисток. По палубе громыхали тяжелые башмаки, слышалась непонятная перебранка сразу на нескольких языках. Кирилл осторожно приподнял брезент и выглянул в просвет.
Над свинцовой блестящей водой алела полоска рассвета, придавленная низкими тучами.
На палубе, между шлюпками, возился пожилой моряк, отматывая от бухты и обрубая тесаком куски пенькового троса. Под ногами у него уже лежало несколько отрезков, и он каждый раз распрямлял их, чтобы отмерить нужную длину, не забывая при этом выругаться «дамн бич», потому что отрезки упрямо свивались в кольцо.
Кириллу надоело глядеть на его мучения. Он выскользнул из-под брезента, присел рядом с моряком и, растянув отрезанный кусок пеньки, сказал:
— Лет ми хелп ю. (Давай помогу)
— Велл, ив юв насн дамн ту ду, — проворчал моряк, не поднимая головы. — (Ну, если тебе не хрен делать…)
Кирилл прикладывал мерку к тросу, моряку оставалось только тюкать своим тесаком, и вдвоем они нарубили целую охапку. Затем распустили отрезки на нити-каболки, а потом принялись вязать из них швабры. Дело сие Кириллу было хорошо знакомо с прошлого лета, как и вся иная матросская работа — боцманские тумаки весьма способствовали усвоению навыков.