Русские боги
Шрифт:
Поймать удавалось только шипение.
– Ну его к чертям собачьим, – буркнул он и выключил антикварный прибор совсем.
– Не боишься бесов поминать? – спросил Олег. – А то вдруг появятся.
– Они уже появились, так что бояться поздно.
Гроза уползла на восток, молнии сверкать перестали, и гром рокотал еле слышно. Но дождь не закончился, он из ливня превратился в мелкую противную морось, негромко шипевшую на крыше машины.
Очередное просветление снизошло на Игоря, когда они въехали в какой-то двор и остановились. Свет фар уперся в кусты,
– Сейчас посмотрим, что тут у вас, – сказал Олег, и голос его изменился, стал гулким, точно звон большого колокола.
Наступила тишина, и Игорь услышал, как капли шлепают по листьям, как журчат ручейки.
– Плохо дело… – прохрипел Иван. – Похоже, они тут. Я чувствую чужое присутствие и смрад диавольский…
– Да, тут, – кивнул Олег. – Нам остается только уезжать.
И он принялся крутить руль.
– Куда теперь? – спросил Игорь.
– В пансионат, где должна состояться встреча. Я думал появиться там завтра с утра, но придется прибыть раньше.
Выехали со двора, влились в поток машин на широком шоссе. Игорь пригляделся и определил, что вроде бы это Рязанский проспект неподалеку от железнодорожной станции Карачарово.
Потом думать стало опять невмоготу, и он мог только смотреть на проносившиеся за стеклом машины огоньки.
Насколько смог понять, они выехали на МКАД и покатили на север. От Москвы свернули на Алтуфьевском шоссе. После нескольких поворотов очутились на зажатой между двух стен леса дороге.
– Не потеряться бы тут, – сказал Иван.
– Не потеряемся, – уверенно проговорил Олег. – Дорога только одна, и нам по ней до самого конца.
После очередного поворота слева вдоль обочины потянулся забор, почти такой же высокий, как на Рублевке. За ним угадывались очертания трехэтажных коттеджей, горели окна.
Мелькнула в свете фар автобусная остановка, бегущая по асфальту мокрая собака с высунутым языком. И почти сразу дорога закончилась. Уперлась в ворота, около которых имелась будка охраны.
– Приехали, – сказал Олег. – Пансионат «Журавли». Осталось договориться, чтобы нас пустили.
Гости столицы
Они приезжали в Москву всеми возможными путями.
Большинство прибывало поездами, хотя на вокзалах, где в эти дни было особенно много милиции, их поджидали. Но гости были предупреждены, и поэтому у встречавших имелось не так уж много шансов на перехват.
На Ленинградском вокзале случилась неразбериха, когда объявили, что в одном из вагонов только что пришедшего поезда началась массовая драка. Милиционеры ринулись туда, но застали только лежащую без сознания проводницу и совершенно пустой вагон. Проводнице помогли очнуться, но она лишь хлопала глазами и не могла сказать ничего внятного. Бормотала что-то о черных глазах и жаловалась, что совершенно не помнит лиц тех, кто ехал этим рейсом.
Другие прибывали самолетами.
В Домодедово на пустом вроде бы месте началась стрельба. Огонь открыли парни из милицейского патруля. Уложив только что
Когда пришли в себя, выяснилось, что милиционеры совершенно ничего не помнят.
Обоих отправили на обследование к психиатрам, а историю постарались замять. К облегчению властей всех мастей, у погибшего не нашлось ни родственников, ни друзей. А журналисты, вездесущие акулы пера, почему-то не проявили к этой истории совершенно никакого интереса.
Богатые приезжали на собственных машинах, самые хитрые – автостопом.
Аварий на въездах в Москву в эти дни стало больше, чем обычно, и почти во всех оказались покалеченные, а то и убитые.
Несколько оригиналов пришли пешком, а один прикатил на телеге. Проехался по Рязанскому проспекту, вызывая удивление у тех, кто мог его видеть, заглянул на Красную площадь, где несколько постовых решили, что у них началась белая горячка, после чего как сквозь землю провалился.
Телегу несколько часов искали по улицам столицы, но так и не нашли.
Многие жители Москвы, да и других крупных городов плохо спали в эти дни. И не только из-за Евро-2008, что властной ногой вступил почти в каждый дом. Одни видели нечто смутное, что не могли потом описать, но очень страшное. Другие проваливались в полный криков боли и лязга оружия кошмар. Но и те и другие просыпались в холодном поту.
А над Кремлем дрожало еле заметное в ночи голубое пламя. Тот, кто замечал его краем глаза, обычно решал, что это всего лишь морок, так как при прямом взгляде огонь исчезал.
Но точно такое же сияние загоралось над собором Василия Блаженного, над Троице-Сергиевой лаврой и Ваганьковским кладбищем. Призрачные синеватые языки лизали стены Зимнего дворца, Святой Софии в Новгороде, колыхались над местом, где случилась Куликовская битва, и над Бородинским полем.
Не избежали их внимания и города, ныне оказавшиеся за границей: Киев, Одесса, Севастополь. Над бухтой Чемульпо, где погиб легендарный «Варяг», бегали васильковые огоньки, и в Цусимском проливе тоже были они. И матросы с проходивших через пролив кораблей с суеверным страхом поглядывали на волны, думая, что это души погибших в пучине дают о себе знать.
В Нижнем Новгороде и селе Боголюбове, что под Владимиром, в Киево-Печерской лавре и Кронштадте, на Соловецких островах и на Таманском полуострове, в белорусских болотах и над Казанью…
Они были во всех местах, что так или иначе попали в память народа, стали частью исторического мифа.
Страна, замерев и нервничая, ждала, хотя сама не могла понять, чего именно.
Глава 10
Возможно, мы и умираем трудно, возможно, нас не так просто прикончить раз и навсегда, но мы все же умираем. Если нас еще любят и помнят, нечто, очень похожее на нас, занимает наше место, и чертова канитель начинается сызнова. А если нас позабыли, с нами покончено.