Русские дети (сборник)

Фрай Макс

— Когда ты «Солис» скачал? — ударил по мячу Сергей Олегович.

— Не помню… Осенью, кажется.

— И кто ещё из твоих друзей, одноклассников в него играет?

— Ну, Артём… Паха… Паша Машунин… Алина Лечина… из семидесятой школы… — мямлил тухлым голосом Игорь. Он понимал, что вот это вот и называется «всех сдать», — но белёные шершавые стены, ребром повёрнутые вертикальные грязноватые жалюзи, хрящеватые уши следователя источали словно какой-то леденящий спрей, замораживающий волю. — Леван… Севка Мелкий… Гормин…

— Как Левана фамилия? — перебил Сергей Олегович.

— Я не помню…

— Пицхелаури, что ли, — подсуетилась мать. — Они из восемнадцатого дома, напротив нас.

За неё, за эту угодливость, Игорю было даже

стыднее, чем за себя.

— Ещё?

— Сестра Севки — Сашка…

Игорю вспомнился разговор матери с Андреем, подслушанный где-то с месяц назад. Мать жаловалась отчиму: «У них какая-то компания собралась… странная… Игорь, он же всегда некоммуникабельный был, я радовалась сначала, что у него друзья появились. Но друзья эти — ты их видел? Артёма-то видел…» — «Сумотори?» — хмыкал Андрей. «Ну, наверное, нехорошо смеяться, его и так в классе подтравливают… Но мне не нравится, что главный лох в классе стал лучшим другом Андрея, — его же самого за лоха держать будут. Почему он не дружит с нормальными пацанами, почему с какими-то самыми… я не знаю… Эта Алина — помнишь Алину? Она же как беспризорница выглядит! Мы столько денег платим, чтобы Игорь в школе учился нормальной, где гопоты всякой нет, где его клей нюхать не научат, — так он во дворе нашёл себе подругу! У неё родители — алкаши какие-то, у этой Алины, видала я её папашу… А Леван — ну, грузин из восемнадцатого? Он эпилептик, ты знаешь, вообще? У него припадки бывают, Игорь сам мне говорил. Я спрашиваю: а чего ты с ними дружишь, неужели не с кем больше? Молчит, не хочет об этом разговаривать…» — «Артём-сумотори у них там неформальный лидер?..» — «Да не знаю я, кто у них лидер… Татьяна Александровна знаешь как их назвала? „Клуб неудачников“! Она сама мне сказала: обратите внимание, что у Игоря за круг общения. Нет, ребята в основном из нормальных семей, не криминал, тьфу-тьфу, не наркоманы — но самые какие-то… не от мира сего, малахольные… Нашли, блин, друг друга. Понимаешь, мне не нравится, что моего сына уже в одиннадцать лет неудачником называют! Я не хочу, чтобы Игорь, как его отец…» — «Потише, Свет…» — «И чем они занимаются? Сидят, уткнувшись в телефоны и планшеты! А у кого нет планшетов, через плечо заглядывают. И разговоры между собой — как у умалишённых. Ты слышал эти разговоры? Я вообще ни слова там не понимаю! В каком мире они живут? Игорю уже одиннадцать лет, ему социальные навыки надо развивать, а он, наоборот, полностью из реальности выпал. И чем дальше, тем хуже. Ты знаешь, мне никогда не нравилось, что он из компьютера не вылезает, — но как этот появился, „Цивитас Солис“ дурацкий… Что это вообще за игра такая, что они все так на ней помешались?» — «Да очередная стратегия… песочница… как они там называются… мало ли их…»

— Расскажи про «Цивитас Солис», — потребовал Сергей Олегович.

— Ну а что рассказывать? — пуще прежнего нахохлился Игорь.

— В чём там смысл?

— Ну, мир надо строить…

— Какой мир?

— Просто — мир… — чуть пожал плечами Игорь.

— И как вы его строите?

Недавно рыжий Буйдак из восьмого класса тренировал Игоря стоять на воротах — так это у него называлось. Загнав его к стенке спортзала, рыжий гоблин раз за разом что есть мочи садил по профессиональному, твёрдому, как деревяшка, футбольному мячу, целя — метров с пяти — именно в Игоря. Чем-то происходящее сейчас напомнило Игорю ту «тренировку».

— Ну, правила есть…

— Что за правила?

— Ну… — Игорь помялся, не зная, с чего начать. — Там самое главное, чтобы всё по справедливости было…

— По справедливости, — то ли переспросил, то ли утвердил Сергей Олегович: таким тоном, словно оправдались худшие его предположения.

Игорь поднял глаза и увидел, что следователь многозначительно косится на мать, а та растерянно моргает то на Сергея Олеговича, то на него.

— Ну ладно. — Сергей Олегович старательно делал вид, что ему всё ясно, ясно даже куда больше, чем сказал Игорь, — хотя Игорю очевидно

было: этот «футболист» с хрящеватыми ушами совершенно ничего не понимает. — И в чём смысл?

— Смысл чего?

— Зачем вы мир свой строите?

Вопросы были до того бестолковые, что Игорь не знал, как отвечать.

— Жить…

— Кто там будет жить?

— Мы… Ну, игроки…

— А этот мир вас чем не устраивает? Что вам не нравится?

Игорь молчал.

— Свет… — перебил Андрей. Он говорил спокойно — но чуть наклонясь к ней, глядя подчеркнуто внимательно. — Ты понимаешь, что такое Центр «Э»?

— Я понимаю, что такое Центр «Э». — Она прятала за раздражением испуг. — Я не понимаю, чего они к Игорю прицепились? Какой, на фиг, экстремизм — ему одиннадцать лет?!

— Свет, — терпеливо повторил он, — за Игоря ты можешь не беспокоиться, Игорю никто ничего не сделает…

— Может, правда из-за Машуниных — родителей этого Пашки? — Она рывком распечатала новую пачку фиолетовых «Vogue». — Грузины сказали, отец его не то лимоновцем раньше был, не то кем-то таким. Не может же быть, чтобы всё правда из-за игры какой-то несчастной?..

— Да похер! — Андрей проникновенно округлил глаза. Шаркнул зажигалкой, давая ей прикурить. — Похер, Свет, из-за чего вас туда таскали! Из-за игры, из-за Машуниных, из-за Херуниных… Не понимаешь?..

— Да всё я понимаю! — Она отвернулась, выдувая дым. — Не держи меня за идиотку…

Что уж тут не понять. Андрюшка у нас теперь в департаменте имущественных отношений — а там таки-и-е бабки, таки-и-е заинтересованные стороны… Только подставься — сожрут, бзднуть не успеешь… Конечно, все, кому надо, уже знают, что у Андрюшкиной жены проблемы с Центром «Э». И тут действительно не важно, что за проблемы и из-за чего…

Света покосилась на мужа. Тот смотрел прямо перед собой, куда-то поверх крыш, курил, подрагивая щеками, — так с поправкой на пухловатую его наружность выглядело мужественное перекатывание желваков; молчал, но Света прекрасно понимала всё, что осталось в подтексте этого молчания. Сколько, мол, я вам дал — тебе и Игорю твоему, — а теперь из-за вас же у меня головняки…

Это был пункт их негласной семейной конвенции: пользуетесь заработанными мною деньгами — не забывайте, кому обязаны. Света-то конвенцию блюла (куда денешься), а вот Игорь… Но не втолковывать же ему всё прямым текстом…

— И «Солис» этот, будь добра, заставь его стереть, — подал наконец Андрей голос, коротким беспощадным движением давя в пепельнице окурок.

— Ты что, правда думаешь?..

— Свет… — Он снова уставился ей в глаза, звонко пристукнув зажигалкой о перила лоджии. — Надо объяснять?

— Нет, я понимаю, — нахмурилась она, опять ловя себя на этом слове. «Понимаю». И то понимаю, и это. Эк мы все друг друга с полуслова-то понимаем! Жизнь такая. Научила.

Вот только Игорь не поймёт. Что она ему скажет? Как обоснует? А никак. Просто скажет: сотри. Видишь же, у нас проблемы из-за «Солиса» твоего. Хотя он, конечно, спросит: а в чём, собственно, проблема? На это Света только разозлится — потому что нечего ей будет ответить. Не знает она, в чём проблема. Не понимает. Потому что наше полное понимание всего — оно, если вдуматься, довольно странно. С виду — буквально телепатия, чтение мыслей, лишь оброни с соответствующей интонацией: «ну, вы ж понимаете»… или гримаску соответствующую скрои, или даже просто глаза эдак утомлённо прикрой. А по сути — ни черта не понятно, сущий бред, мрак и туман.

«Ты не поверишь! — радостно орал у кого-то из соседей телевизор. — Трагедия в семье Аллы Пугачёвой!»

— Кому — мне нравится, что Игорь, вместо того чтоб взрослеть, какие-то придуманные миры с утра до ночи строит?.. — бормотала Света. — Да ещё вместе с такими же фантазёрами затюканными… Но что в ментовку из-за этого могут потащить — я не представляла… Им там совсем уже заняться нечем?

Андрей выразительно скривился — досадуя и на туповатое рвение «эшников», и на туповатое недоумение жены.