Русские генералы 1812 года

Нерсесов Яков Николаевич

В конце кампании Милорадовичу был дарован и титул графа Российской империи. В качестве девиза он избрал слова: «Прямота моя меня поддерживает». Кроме того, император разрешил ему носить исключительно высоко ценимую в армии солдатскую георгиевскую награду – серебряный крест на Георгиевской ленте, сказав при этом: «Носи солдатский крест, ты – друг солдат!»

В 1814 г. в боях на территории Франции гвардия и гренадерские корпуса, ведомые Милорадовичем, отличились в боях под Арси-сюр-Об, Бриенном, Фер-Шампенуазом. В ту пору под его началом оказываются такие прославленные герои войн с Наполеоном, как Ермолов и Раевский. В памятном для русского оружия бою под Фер-Шампенуазом Милорадович бросил в решающую атаку элиту русской кавалерии: лейб-гвардии Драгунский и Гусарский, Конногвардейский и Кавалергардский, Новгородский и Малороссийский кирасирский полки.

После взятия Парижа, в котором Милорадович принял самое деятельное участие, 16 мая 1814 г. император назначил его командующим пешим резервом действующей армии, а 16 ноября –

командующим цветом русской армии, закаленным в Наполеоновских войнах гвардейским корпусом. Гвардия к тому времени увеличилась в несколько раз, появились новые полки. Сам победитель Бонапарта герцог Веллингтон, когда его спросили, что ему больше всего нравится в Париже, ответил: «Гренадеры русской гвардии!» Тогда, особо нуждаясь в деньгах, Милорадович попросил благоволившего к нему императора выдать жалованье и столовые деньги за три года вперед! Александр I согласился, и еще до выезда Михаила Андреевича из «столицы мирового соблазна» все деньги оказались израсходованы. Свободного времени у героя теперь было много, и он его замечательно использовал, развлекаясь, как это умело делать в Париже только щедрое русское офицерство.

Собственно, на этом активная боевая деятельность нашего героя закончилась, причем на высокой ноте. Можно сказать, что именно Заграничный поход 1813—1814 гг. стал зенитом славы Милорадовича. Михаил Андреевич никогда не был женат. После войн с Наполеоном молва связывала его с владелицей несметного состояния графиней Анной Алексеевной Орловой-Чесменской. Ясно только, что Михаил Андреевич, подобно многим выдающимся и великим полководцам, был обделен семейным счастьем, как, например, Суворов или Багратион. В то же время, обладая художественным вкусом, неплохо рисуя и играя на фортепиано, он был завзятым театралом, покровительствуя всем молоденьким и хорошеньким актрисам. Его любимицами были драматическая актриса Любовь Осиповна Дюрова (Каратыгина) и «любимая балерина императорских театров» Екатерина Александровна Телешова. Блестящий танцор, он конкурировал в невероятно популярной тогда мазурке с самим Александром I. Апартаменты Милорадовича украшали картины старинных мастеров – Тициана, Гвидо, Рени. Получив несколько богатых наследств, щедро одариваемый государем, этот поклонник мазурки и… прекрасных дам жил на такую широкую ногу, что ему постоянно не хватало денег. Вместе с тем он был подлинное дитя Войны: когда ее не было, ему было скучно, и он обязательно затевал… перестановку мебели и статуй у себя в доме, которых у него всегда было в избытке. Так он занимал себя и тешил…

Но «время незабвенное, время славы и восторга» закончилось, и пришлось снова возвращаться в Россию. Здесь Милорадович поспешил отправиться в Александро-Невскую лавру, чтобы отслужить панихиду по недавно умершему Кутузову и своему кумиру Суворову. Если второго он просто обожал (портреты Суворова висели у него во всех комнатах), то Кутузова откровенно не любил, считал «низким царедворцем», хотя и чтил его память. Сам Михаил Илларионович называл своего тезку mon cher enfant, mon enfant bien-aim'e («мое дорогое дитя»). Так тоже бывает!

После возвращения в Россию Милорадович снова губернаторствовал в Киеве, затем командовал отдельным Гвардейским корпусом. 19 августа 1818 г. император сделал его членом Государственного совета и назначил генерал-губернатором Санкт-Петербурга. Михаил Андреевич прослужил на этом посту до смерти в 1825 г.

Круг обязанностей генерал-губернатора был очень широк, к тому же ему подчинялась и полиция города. Милорадович занялся улучшением состояния городских тюрем и положения заключенных, уменьшил количество кабаков и запретил устраивать в них азартные игры. Доступный и снисходительный, он старался во всех делах соблюдать гуманность. Рассказывали, что он был сторонником отмены крепостного права, покровительствовал театрам, был дружен со многими будущими декабристами. Именно ему Александр I поручил объявить молодому поэту Пушкину о запрещении ряда его стихов и о ссылке на юг. Известно, что вызванный для объяснений поэт по требованию Милорадовича тут же написал ему по памяти крамольные стихи. Милорадович появлялся на улицах столицы то во главе отряда во время тушения пожара, то спасая тонущих во время наводнения 1824 г. О чем упоминает Пушкин в «Медном всаднике»: пустился «в опасный путь средь бурных вод <…> спасать и страхом обуялый и дома тонущий народ». И все же рожденный воином, готовый сражаться всегда и везде – настоящее дитя Войны, – Милорадович не получал полного удовлетворения от хлопотной должности градоначальника. Лишь при разного рода происшествиях генерала видели распорядительным, смелым и энергичным. Томясь мирным трудом и весьма скептически оценивая свои заслуги на посту градоначальника, Михаил Андреевич писал императору: «Убедительно прошу ваше величество не награждать меня… По мне лучше выпрашивать ленты другим, нежели получать их, сидя у камина».

После смерти императора Александра I началось междуцарствие. По закону престол должен был получить цесаревич Константин Павлович, давний покровитель Милорадовича, а в тот момент наместник императора в Царстве Польском. Но Константин уже несколько лет как развелся с супругой, немецкой принцессой, и женился на польской дворянке католичке Иоанне Грудзинской (в замужестве княгиня Лович). Таким образом, Константин трижды нарушил закон о престолонаследии, введенный Павлом I:

был разведен, сочетался браком с «иноверкой» и с женщиной, не принадлежавшей ни к одному владетельному дому Европы. Чтобы получить право на счастливую семейную жизнь (а Константин и Лович действительно любили друг друга), ему пришлось отречься от права наследования. Он сделал это в письменной форме, но текст заявления не был обнародован Александром I. Император назначил наследником своего второго брата – Николая. Бумаги, касавшиеся этого вопроса, находились в запечатанном виде в Государственном совете и в Успенском соборе Московского Кремля, когда Александр I отправился в свое последнее путешествие в Таганрог. На юге император умер, так и не успев предать гласности свою последнюю волю. Находившийся в Петербурге великий князь Николай назначил присягу своему старшему брату – Константину.

Будучи близок к великому князю Константину Павловичу еще со времен Итальянского и Швейцарских походов, Милорадович предпочел его Николаю. Милорадович уверял Николая, что он не ручается за спокойствие столицы, если будет объявлена присяга последнему: «Ваше высочество, гвардия вас не любит». Михаил Андреевич полагал, что у кого «60 ООО штыков в кармане», тот и решает судьбу короны. Но уже дворцовые гренадеры, услышав от него требование присягнуть Константину, отказали, заявив, что ничего не слышали о болезни государя Александра Павловича. Понадобилось личное вмешательство великого князя, чтобы те подчинились и все-таки присягнули. Считается, что по требованию Милорадовича, пугавшего сановников беспорядками в столице, великий князь написал письмо московскому архиепископу Филарету с запретом вскрывать бумаги, находившиеся в Успенском соборе. Была угроза, что Петербург присягнет одному государю, а Москва – другому.

Карта Милорадовича оказалась бита самим Константином: прекрасно помня, как гвардия расправилась с Павлом I, претендент наотрез отказался от принесенной присяги. «Меня задушат, как задушили отца!» – говорил Константин. Отказ прибыть в Петербург и публично заявить о своем отречении объяснялся еще и тем, что Константин знал о заговоре декабристов и предоставлял брату самому справиться с мятежниками.

Понадобилась переприсяга Николаю I. Этой ситуацией воспользовались декабристы, чье восстание 14 декабря обернулось для генерал-губернатора бедой. Милорадович явно не симпатизировал Николаю, и, возможно, именно поэтому он не предпринял энергичных мер по прекращению восстания на Сенатской площади. А ведь по долгу службу он должен был отреагировать не только адекватно, но и мгновенно. Прибыв 14 декабря в Конногвардейский полк, шефом которого являлся Константин, Милорадович не захотел вести его против восставших, жалея солдатскую кровь. «Пойду сам», – сказал он и при полном параде поскакал на Сенатскую площадь просить солдат одуматься. Там он, приподнявшись на стременах и достав золотую шпагу, обратился к солдатам: «Скажите, кто из вас был со мной под Лютценом, Бауденом, Кульмом?» На площади воцарилась тишина. «Слава богу, – воскликнул Милорадович, – здесь нет ни одного русского солдата! » В рядах восставших наметилось замешательство. Казалось, боевому генералу удастся вернуть выведенные на Сенатскую площадь войска в казармы.

Михаил Андреевич счастливо избежал ранения в шести крупных походах, в более чем 50 сражениях, боях и стычках, но в тот роковой день на Сенатской площади судьба перестала хранить генерала. По одной из версий, опасаясь, что призывы генерал-губернатора сорвут планы мятежников, корнет Е. П. Оболенский попытался отогнать штыком лошадь Милорадовича, но случайно ранил его в ногу, а отставной поручик П. Г. Каховский в этот момент выстрелил генералу в левый бок. Пуля пробила легкое и застряла в груди. По другой версии, сначала Михаила Андреевича ранила пуля Каховского, а потом в возникшей суматохе падающего Милорадовича еще ударили штыком. В любом случае, смертельно раненный генерал-губернатор уже опрокинулся из седла назад. В любом случае, Милорадовича убили «выстрелом в спину». Увидев, что случилось непоправимое, солдаты потеряли строй и начали шарахаться в стороны.

Кстати, когда раненого Милорадовича уносили с Сенатской площади, то в сумятице у него украли не только часы и подаренное вдовствующей императрицей кольцо, но и… ордена с его парадного мундира. Список наград Милорадовича выделял его даже среди не обделенных наградами братьев по оружию. 12 российских орденов: Св. Анны 1-й степени с алмазами (1799 г.), Св. Иоанна Иерусалимского 2-й степени (1799 г.) и алмазные знаки к нему (1799 г.), Св. Александра Невского (1799 г.) с алмазами (1812 г.), Св. Георгия 3-й степени (1806 г.) и 2-й степени (1812 г.), Св. Владимира 1-й степени (1812 г.) и 2-й степени (1807 г.), Св. Андрея Первозванного (1813 г.) и алмазные знаки к нему (1821 г.). Семь иностранных наград: австрийские орден Леопольда 1-й степени (1813 г.) и Военный орден Марии Терезии 2-й степени (1814 г.), прусские орден Черного Орла (1814 г.), и орден Красного Орла (1814 г.), баварский Военный орден Максимилиана Иосифа 1-й степени (1814 г.), баденский орден Верности 1-й степени (1814 г.), сардинский орден Св. Маврикия и Лазаря 1-й степени (1799 г.). А также золотая шпага «За спасение Бухареста» с алмазами (1807 г.), золотая шпага «За храбрость» с алмазами (1807 г.), Кульмский крест, или знак отличия прусского Военного ордена Железного Креста (1816 г.), золотая шпага «За храбрость» с лаврами (1813 г.).