Русские горки. Конец Российского государства
Шрифт:
Решение проблемы взаимодействия двух частей общества, традиционной и мобильной, — во введении «третьего элемента», крепкой центральной власти, задача которой — сохранение государства как такового. Именно она регулирует и поведение элиты, и поведение основного народа. Но если власть не крепкая, если она целиком переходит на обслуживание интересов элиты, то складывается очень неустойчивое состояние.
Что же народу делать, если элита теряет чувство меры? Выгнать? Вырезать? Бывали в нашей истории такие случаи. Оказалось, без элиты общество какое-то время существовать
После Сталина в России уже не было крепкой центральной власти. В годы перестройки её «размывание» усилилось. Высшие руководители, создав собственные кланы, занимались делёжкой общего ресурса (доходов от предприятий, от территорий, от демонополизированной внешней торговли), а глава государства — человек совершенно бесталанный, попустительствовал и тем, и этим, и третьим. Но так не бывает, чтобы пауки в банке дрались, и уцелел бы «смотрящий» или, скажем, «разводящий» паук. Его сожрут, может быть, последним, но сожрут обязательно.
И те, кто намеревался скинуть Горбачёва, появились. Газеты, журналы, телевидение были переполнены именами этих новых героев: Яковлев, Ельцин, Афанасьев, Собчак, Попов, Шахрай, Старовойтова, Станкевич и т. д.
Стремясь удержаться и получить поддержку Запада, Горбачёв упростил порядок выезда из страны. Поток людей устремился из СССР, а навстречу ему двинулся поток информации о том, как хорошо живут «там», и сколь нестерпимо жить «здесь». Условия параметрического слома страны были идеальными.
И вот новая элита пришла к власти в самом большом «осколке» СССР — Российской Федерации. 28 октября 1991 года Б.Н. Ельцин, выступая перед депутатами Верховного Совета РСФСР, объявил, что делает выбор в пользу радикальных экономических реформ либерального характера. Теперь страна пойдёт по пути введения принципов рыночной экономики. Сам Ельцин, естественно, совершенно не понимал, что говорит. В своих поездках на Запад он видел жизнь там, причём, жизнь представителей далеко не низшего слоя. Его советники объяснили ему, что если произнести эти загадочные слова, то, по крайней мере, он и его ближайшее окружение будет жить, «как там».
В ноябре 1991 года вице-премьером правительства и одновременно министром экономики и финансов стал Е. Гайдар. Его коллегой по кабинету в качестве также вице-премьера, министра труда и социальной защиты стал А. Шохин. 11 ноября в российскую экономическую элиту был введён А. Чубайс, занявший кресло председателя Государственного комитета РСФСР управление государственным имуществом.
Ельцин повторения судьбы Горбачёва не желал. Ему было ясно, что новое правительство, возникшее из неведомо кого, более чем сомнительно, и для подстраховки он взял на себя полномочия премьер-министра, а на пост первого вице-премьера поставил Г. Бурбулиса, который не имел никакого отношения ни к экономике, ни к управлению, но был его доверенным лицом и играл роль его политического соглядатая среди весьма подозрительной компании новых министров.
В прессе эту компанию называли «младореформаторами».
Егор Гайдар в «Известиях»
«У нас есть практически ясность и относительно диагноза, и относительно того, что надо предпринять. Прежде всего, необходимо установить такие правила в экономике, правила игры, как говорят, которые позволят подняться на ноги. Что касается программы, то сейчас невозможно представить подробное, по дням разложенное расписание. Есть общие цели, к которым необходимо двигаться: стабилизация экономики, укрепление рубля, приватизация…»
Итак, едва ли не на второй день после своего появления в правительстве заместитель премьера уже вполне разобрался с тем, что происходит с российской экономикой и что надо с нею делать. В его гениальной голове царила полная ясность: нужна стабилизация, укрепление и приватизация. Правда, результаты его деятельности оказались прямо противоположными: экономика дестабилизировалась окончательно, а рубль, вместо укрепления, рухнул. О приватизации скажем позже.
Гайдар ничего не сказал о сроках, но перед Новым годом, выступая по телевидению, о них сообщил народу сам Ельцин: «Мы вступаем в 1992 год. Это год особый. Нам предстоит создать основы новой жизни. Говорил не раз и хочу повторить: нам будет трудно, но этот период не будет длинным. Речь идет о 6–8 месяцах».
2 января 1992 было объявлено о либерализации цен, то есть о снятии всякого государственного контроля над ними. «Заботясь о народе», — стало быть, чтоб не затеял бунт раньше времени, — сообщили, что цены на молочные продукты, сахар, растительное масло и детское питание могут повыситься не более чем в 3,5 раза, на бензин и водку в 4 раза, проезд наземным и водным транспортом подорожает в 2 раза, воздушным транспортом — в 3 раза.
Опять же промахнулись в своих подсчётах (если у них были какие-то подсчёты, а не фантазии и мечты): после освобождения цены и тарифы, вопреки посулам, увеличились в десятки раз; люди потеряли все средства и сбережения.
Позже Гайдар хвастался, что своей реформой сумел обрушить «денежный навес». Так он назвал сбережения граждан России, хранившиеся на лицевых счетах многочисленных сберкасс. Общий объём этих средств превышал 100 миллиардов рублей, что при тогдашнем паритете валют соответствовало примерно такой же сумме в американских долларах. Ликвидировав личные накопления собственного народа, сделанные за всю жизнь людьми и их предками, правительство признало все долги перед западными кредиторами, включая советские, и обязалось выплатить их. Позже обещали выплатить и царские долги.
Одновременно эта новая команда стала клянчить на Западе гуманитарную помощь в любой форме, так как наладить что-либо внутри страны в принципе не была способна. Из США и стран Европейского Союза поступили значительные партии продовольствия из военных запасов с почти закончившимся сроком годности. Эти продукты частично распределялись по больницам, школам, обществам ветеранов, но большая часть была просто-напросто разворована и пущена в продажу как обычный товар. Очень многие чиновники, занятые распространением гуманитарной помощи, хорошо погрели на ней руки.