Русские инородные сказки - 2
Шрифт:
— Ну так возьмите левее, на пятьсот лиг к востоку. Иначе вас занесёт в северо-восточные области Великой Татарии. Если вы будете придерживаться этого направления, то наверняка найдёте какого-нибудь Сруна. Впрочем, если не будете придерживаться, то всё равно найдёте. Главное, сохраняйте невозмутимость.
Потому что, потеряв невозмутимость, вы потеряете всё.
И англичанин невозмутимо проплыл мимо нас на своём плоту.
— Вот ведь протестантист какой, — только покрутил головой Боцман Наливайко.
Но,
В борта корабля бились клювами льдины. На мачтах, там, где весело резвились огни Святого Эльма, выпал снег. Носоглоточному пришлось выдать караульный полушубок.
Не нравилось это нам всё — как-то не походили эти места не те, где мог бы обитать Золотой Срун.
А обычные нам были без надобности.
Наконец, среди ледяных торосов мы увидели огромный остров, не обозначенный на карте. По периметру остров оказался затянут колючей проволокой, а на караульный вышках стояли странные фигуры, обросшие инеем и сосульками.
За колючей проволокой изящным коромыслом поднимался дым, иначе называемый пар, и всякая птица, залетая в него… Ну, всем известно, что бывает с такими птицами.
Сначала нам неловко было бросать концы в таком месте. Во-первых, везде было написано, что это зона запрещений, зона строгих запрещений и зона отчаянных запрещений. На одном транспаранте, похожем на приветственный кумачовый лозунг, было написано: "Стойте! Стреляем!" — но транспарант был выцветший и дырявый. Стрелять было некому.
Во-вторых, и концы кидать было некому. Хоть мы и нашли пристань, но она была пуста, а кнехты скрыты под сугробами.
Тут я вспомнил, ту фразу, что говорил нам Оракул, и всмотрелся в часовых на вышках.
Предчувствие меня не обмануло. Когда сошли на берег, обнаружили, что на вышках стояли заиндевевшие чучела антарктических птиц.
— Лано-лано, — не перестал опасаться Кондратий Рылеев. — Неизвестно, что там внутри, может, у них там всё заминировано.
Но, преодолев страх с помощью рома, мы приступили внутрь с упованьем. Снега на острове никто не убирал, и мы, проваливаясь по пояс, направились к домикам островитян. Крыши домиков были уставлены белыми шарами, и оттого напоминали пни, поросшие опятами.
Откопав дверь из-под прошлогоднего снега, мы сняли с неё семь замков (все они оказались не заперты) и проникли внутрь.
В огромной комнате был накрыт огромный стол. За ним было занято всего несколько мест.
Предводитель застолья встал и простёр к нам руки.
— Ну вот хоть кто-то, к нам приехал, к нам приехал… Как вас звать, собственно?
Мы церемонно представились.
Предводитель несколько скривился при фамилии нашего Лоцмана, но ему-то, при его собственной, особо задаваться не приходилось.
Фамилия предводителя была Шарашкин.
Контора
Собственно, они были перед нами: Казанская Сирота, Гороховый Шут и Сонная Тетеря.
— Похвастаться разнообразием мы не можем, но вот вам тёртый калач.
Хозяева предложили нам и сгущенную кровь с молоком, но, мы вежливо отказались.
Но более о нас неприятно удивил вид стола — весь он был завален объедками и грязной посудой. Огромный, длинный занимающий почти всё помещение, напоминающее ангар или гигантскую лабораторию, стол был завален костями, грязными вилками, надкусанными кусками хлеба, перевёрнутыми стаканами, пустыми бутылками и горами крошек.
Собственно и сесть-то нам было негде.
Когда наши хозяева вернулись на свои места, они потерялись в этом безобразии.
Как бы угадав наши чувства, Гороховый Шут крикнул из своей кучи мусора:
— Да! Да! Да! Хорошо сидим! Давно сидим!
Казанская Сирота пошла дальше — заломив руки, она запричитала:
— Да что вам наш калач? Не к чему вам наш калач, мы вот люди бедные, прозябаем в унынии, на науку денег не дают, вы бы господа хорошие, иностранцы приезжие сами бы что поднесли. Хоть бы Хны нам, хоть бы Хны…
А Глухая Тетеря только зааплодировала — совершенно непонятно чему.
Чтобы сгладить неловкость, Шарашки выкатился из-за стола и забормотал:
— Да и что, собственно. У нас тут неприбрано, грязновато тут у нас. Давайте я покажу вам, что не пропала наша наука, что зарубежные аналоги, а наша конструкторская мысль, что менее затратные и более неприхотливые, что невзирая на недостаточное, и вопреки отключению. А?..
Чтобы не спорить, мы прошли за ним.
— Вот смотрите, бормотал Шарашкин, ведя нас мимо бесконечных стеллажей:
— Вот разводили мы турусы на колёсах Вона, смотрите какие… А!? Не видели!
Признаться, мы действительно ничего не видели — в небольшом картонном ящике действительно что-то лежало. На поверку оказалось, что это несколько шахматных ладей с приделанными внизу колёсиками.
— При хорошем уходе вырастает в дом величиной! Купить не желаете?! — орал Шарашкин нам всем одновременно в разнообразные наши уши.
— Некоторые разводили антимонии, все в сурьме как в опилках, а толку — никакого. Зато…
Он достал откуда-то из темноты бутыль с надписью "Квинтэссенция".
— А!? Видели!? Понюхайте!
Наливайко, как самый отчаянный, понюхал.
— Вроде спиртом пахнет. Или эфиром.
— Ага! Понимаете, да? Квинтэссенция, вот как! Купите, гости дорогие, по дешёвке отдам, самому нужно, а вот для вас ничего не жалко.