Русские композиторы
Шрифт:
— Изволь: «Из списка видно, что число членов съезда простиралось до 150 человек. В том числе — 39 приезжих. Из последних назовем профессора Медико-хирургической академии Александра Порфирьевича Бородина…»
— Так вот где наш Бородин отыскался! В Казани! Он ведь просто сбежал от нас! Спрятался! А у него здесь дела не кончены. Опера на пюпитре лежит! И не какая-нибудь — «Князь Игорь»!
— Да не кипятись, Николай Андреич. Приедет — допишет…
— Как же не кипятиться?
А тем временем сам воскресный композитор, Бородин Александр Порфирьевич, вышагивал по набережной Волги. Задувал знобящий ветерок. Снизу, из Закаспия, плыли, казалось, наисладчайшие мелодии. Какие-то лукавые невольницы слабо позванивали колокольцами, водили невидимые хороводы… Было жарко. Бородин снял шляпу и остановился. Казань ему нравилась. Восточная жизнь здесь смешивалась с русскими мотивами, вызывала в душе что-то полузабытое, давнее. Дома с зелеными крышами, пышные православные соборы, золотые мечети, тенистые татарские дворики…
Жаль было расставаться с Казанью! Ну да в Петербурге ждала профессора служба в Академии. А по вечерам и по воскресеньям — любимое дело — сочинение музыки.
«Надо будет заняться „Князем Игорем“» серьезно, — подумал Александр Порфирьевич. И тут же услышал, как заезжий факир сладко заиграл-заныл на дудочке. Бородин оглянулся: из красного горшка медленно высунула голову крупная змея. Она лениво осмотрелась и, не найдя вокруг ничего интересного, снова спряталась в кувшине.
Неожиданно из-за театральной тумбы появились двое мужичков. Они были в лаптях и держали в руках какие-то необыкновенные музыкальные инструменты. Они свистели и кривлялись, пели и пританцовывали. Что-то старинное почудилось Бородину в их напеве. Он поманил мужичков пальцем.
— Ну-ка еще что-нибудь. Из старинного, — и Бородин махнул рукой.
Один из мужичков плясал и дул в дудку. Другой водил смычком по какому-то визжащему и гудящему кузовку со струнами. Кузовок был похож на грушу. Такого музыкального инструмента Бородину видеть еще не доводилось. Он все хотел спросить у мужичка, как называется то, на чем он так ловко играет. Но какое там!
Мужички так разошлись, так расплясались, что на них стала обращать внимание и степенная публика.
Ах, Ерошка, ах, Скула, — Ему шапочка мала! Ах, Скула, да ах, Ерошка — Подзадорят вас немножко!Вдруг из-за той же тумбы неслышно вынырнул городовой. Щеки его сонно вздрагивали.
— Прекратить! Ишь безобразие развели! Вот я тя, Ерошка, — на съезжую, под стражу. А тебя в бурлаки, Скула!
— Пусть поют, — твердо сказал Бородин. — А то совсем у нас мужичкам проходу не стало. Подойди-ка сюда, — поманил профессор городового.
— Так что, ваше благородие… Житья ведь от них нет!
— Получи, любезный, — Бородин мягко опустил что-то в лапищу городового, которого тут же как ветром сдуло.
Но настроение испортилось. Да и жара донимала
— Ладно, вечером ко мне приходите. Гостиницу «Бристоль» знаете? Спросите там профессора Бородина.
Вечером после плясок и песен Бородин, взяв из рук Ерошки грушу со смычком, долго ее разглядывал.
— Значит, гудок, говоришь?
— Гудок, ваша милость.
— Древний, говоришь?
— Как сама Русь! Токмо струночки новые.
— Хорошо. Продай мне, любезный. Я хорошую цену дам.
— Никак не могу, ваша милость. Кормит он меня… Да и к душе прирос. Где я еще себе такой достану? А вы в Питере, небось, и получше себе сыщете.
— Чудак-человек. Это ведь старинная вещь. Я дорого дам.
— Все одно не могу.
— Ну так спой-сыграй на прощанье.
— А вот это я как раз могу!
И пронеслась перед Бородиным какая-то старинная плясовая музыка. И полетели вслед за ней картины из будущей оперы. Представились города Путивль, Ярославль. Князь Игорь, собирающийся в поход. Представился и коварный и трусливый князь Галицкий. И эти самые Скула и Ерошка, поющие сначала что-то жалобное, а потом и что-то веселое…
А тем временем в Петербурге двое господ в гостиной продолжали спорить.
— А я говорю тебе, Модест Петрович: наш воскресный композитор совсем музыку забросил! По Казаням-Рязаням прохлаждается!
— А я говорю тебе, Николай Андреевич: и года не пройдет, как закончит Александр своего «Князя Игоря»!
— Так уж закончит…
— Вот увидишь! И ждать нам мало осталось! Вишь в газете написано: «Съезд закончился. Участники его разъехались по домам…» Стало быть, ждать нам не сегодня-завтра Порфирича назад, в Петербург!
1833 год. Саша родился в Петербурге. Получил домашнее воспитание: прошел дома полный гимназический курс, усвоил французский, немецкий и английский. Овладел игрой на фортепиано, флейте и виолончели. Помимо музыки Саша увлекался естествознанием и химией.
1850 год. Александр принят в число вольнослушателей Императорской Медико-хирургической академии. На четвертом курсе академии Бородин одновременно изучал сам гармонию и полифонию. Написал трио на тему русской народной песни «Чем тебя я огорчила», скерцо для фортепиано и другие вещи.
1855 год. По окончании академии Бородин назначается ординатором Второго военно-сухопутного госпиталя. Защищает диссертацию и получает звание доктора медицины.
1859 год. Александра Порфирьеви-ча посылают на три года в научную командировку в Германию. Он участвует в работе Первого Международного съезда химиков, в работе съезда немецких врачей и натуралистов. В Гейдельберге он познакомился с талантливой русской пианисткой Екатериной Сергеевной Протопоповой, ставшей его женой.