Русские летописи и летописцы X–XIII вв.
Шрифт:
Более поздние попытки представить повесть «Побоище Батыево» как целиком южнорусское, точнее киевское произведение, принадлежащие В. Т. Пашуто, А. И. Генсерскому и другим исследователям, не кажутся убедительными. [692]
Здесь нас интересует не вся повесть, но лишь та ее часть, которая бесспорно написана галицко-волынским летописцем. Теоретически это рассказ о прохождении монголо-татар по Волыни и Галичине, практически к нему следует отнести и некоторые вставки в более ранних записях. Видимо, прав Н. Ф. Котляр, полагавший, что вполне отчетливую галицко-волынскую окраску имеет эпизод, в котором речь идет об изгнании из Киева Ростислава Смоленского Данилом Романовичем и вручение древней столицы Руси его посаднику Дмитрию. [693] «Данилъ же ха на нь, и я его, и остави в немь Дмитра, и вдасть Кыевъ в руц Дмитрови обьдержати противу иноплеменьнихъ языкъ, безбожныхъ Татаровъ». [694]
692
Пашуто В. Г.Очерки по истории Галицко-Волынской Руси… С. 85–86.
693
Котляр М. Ф.Галицько-Волинський літопис… С. 73–74.
694
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 782.
Несомненно, галицко-волынскому летописцу принадлежит и рассказ о «бегах» Михаила по владениям Данила и польским землям. Уйдя из Киева с женой и верными боярами, Михаил останавливается в городке Каменец. Данило расценил это как недружественный акт по отношению к себе. Он шлет послов к Михаилу и требует отослать к нему (и Васильку) их сестру. Михаил выполнил это требование и, опасаясь возмездия от Данила за самоуправство, бежит с сыном Ростиславом «ко уеви своему в Ляхы, къ Кондратови». [695] Оттуда он шлет к Данилу послов, просит прощения за все его предыдущие согрешения и клянется никогда больше не иметь с ним вражды.
695
Там же. Стб. 783.
Данило и Василько прощают Михаила, возвращают ему жену и обещают Киев. «Данилъ же свтъ створи со братом си, обща ему Кыевъ Михаилови, а сынови его Ростиславу вдасть Луческъ». [696] Когда же Михаил, как пишет летописец, «за страхъ Татарскыи не см ити Кыеву», Данило разрешил ему жить в его земле, при этом обеспечил всем необходимым: «Даста ему пшениц много, и меду, и говядь, и овць довол». [697]
Из приведенного рассказа можно сделать по меньшей мере два любопытных наблюдения. Первое относится к хронологии «бегов» Михаила. Это, бесспорно, конец 1239–1240 гг. Киев еще не взят монголо-татарами. Он являлся владением Михаила и поэтому Данило решил вернуть его законному обладателю. Второе касается авторства рассказа. В нем опознается скорее волынянин, чем галичанин. В пользу этого говорит ненавязчивое, но последовательное введение в число действующих лиц Василька Романовича. Михаил обращается с просьбами и покаянием к обоим князьям и также от обоих получает добродеяние: «Приела бо Михаилъ слы Данилу и Василку», «Данилъ же и Василко не помянуста зла», «Данилъ же свтъ створи со братом». Если бы этот рассказ писался галичанином, он, зная, кто был фактическим распорядителем судеб южнорусских князей и их владений, вряд ли бы стал упоминать волынского князя.
696
Там же.
697
Там же.
Хронологически следующим событием было взятие Киева, но летописец, писавший свой труд, когда уже пронесся над Русью монголо-татарский смерч, продолжил рассказ о киевском князе. Узнав о падении Киева, Михаил с сыном бежал в Польшу, а когда монголо-татары приблизились к ее границам, ушел еще дальше — в немецкие земли. Там он подвергся нападению, людей его убили, а самого ограбили. Когда татары были уже в Венгрии, он вновь вернулся к Конраду.
Завершив свой рассказ о Михаиле Всеволодиче и понимая, что тем самым нарушил последовательное изложение, летописец возвращает читателя к более ранним событиям традиционным выражением: «Мы же на преднее возвратимся».
Вслед за этой фразой помещен подробный рассказ киевского летописца о взятии и разорении Киева монголо-татарами. Не исключено, что сообщение о помиловании раненого посадника Дмитра восхищенными якобы его мужеством татарами является вставкой галицко-волынского летописца. Ему же принадлежит и наивная сказка о том, как тот же Дмитр надоумил Батыя оставить пределы Руси и идти в Венгрию. «Про то же рече ему (Батыю. — П. Т.), вид, бо землю гибнущу Рускую от нечестиваго, Батый же послуша свта Дмитрова иде во Угры». [698]
698
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 786.
Внимательное
699
Там же. Стб. 785–786.
700
Там же. Стб. 787.
Странно, но Данило не вернулся в Русь и тогда, когда уже узнал о страшной катастрофе Киева и походе Батыя в западные русские земли.
Только Колодяжин был сдан врагу добровольно, да и то после длительной осады. Остальные города, в том числе Владимир и Галич, отчаянно сопротивлялись. У Данила было достаточно времени, чтобы вернуться и возглавить оборону Галича. Он как будто и хотел это сделать, но, встретив у Синеводского монастыря Святой Богородицы множество беженцев, «воротися назадъ во Угры». Летописец оправдывает поступок Данила тем, что у него было мало дружины. «Не може бо проити Руское земли, зане мало б с нимь дружины». [701]
701
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 787.
Не очень убедительными кажутся и последующие действия Данила. В Венгрии он оставляет сына с галицкой дружиной, а сам отправляется в Польшу. И вновь летописец ничего не говорит о собирании Данилом антитатарской коалиции. Последующее сообщение о встрече жены, детей и брата свидетельствует, что это и было основной целью его поездки в Польшу. От Сандомира Данило идет в Мазовию к князю Болеславу, получает от него в управление город Вышгород и спокойно ожидает, когда монголо-татары покинут русские пределы.
«И бысть ту дондеже всть прия, яко сошли суть изъ земли Руское безбожнии, и возвратися в землю свою». [702]
Таким образом, Данило отсутствовал на Руси по меньшей мере пять месяцев. Ушел в Венгрию не позже ноября 1240 г., а вернулся из Польши не ранее конца марта 1241 г., когда татары покинули пределы Руси и вторглись в Венгрию. Можно сказать, что Данило перестрадал лихую годину для родной земли на чужбине.
Исследователи, пытающиеся ответить на вопрос, почему монголо-татары так сравнительно легко завоевали Южную Русь, по существу, не обращают внимания на то обстоятельство, что она была брошена на произвол судьбы своими деморализованными правителями. Фактически самообезглавлена: Михаил покинул Киев, Василько — Владимир, а Данило — Галич. Современники оценили эти малодушные поступки адекватно. Летописец не акцентирует внимание читателя на этом специально, но его рассказ о возникших проблемах между князем Данилом и подданными говорит об этом недвусмысленно. Оказалось, что при возвращении на Русь Данилу пришлось утверждать свою власть и авторитет заново.
702
Там же. Стб. 788.
Когда, возвращаясь из Польши, Данило хотел войти в пограничный русский город — Дорогочин, то его туда просто не пустили. Не названный по имени властелин заявил князю, что этот город извечно принадлежал им и их отцам, а поэтому «изволисте внити вонь». Сил на овладение Дорогочином у Данила не было, а поэтому пришлось подчиниться унизительному для него требованию.
В конце концов Данило утвердился в Холме, который не был взят и разорен монголо-татарами, но власть его, по-видимому, не распространялась за пределы Холмской волости. Бояре как будто и признавали Данила своим князем, но вся Галичина находилась в их руках. Вот что об этом пишет летописец: «Бояре же Галичьстии Данила княземь соб называху, а сам всю землю держаху». [703]
703
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 789.