Русские масоны. От Романовых до Березовского

Соловьев Олег

Со своей стороны, Алексеев утверждал, что «грозящая Рос-ссии опасность еврейско-масонского гнета становится все ощутительнее после чтения крайне тревожной и совершенно исключительной по содержанию статьи В. Малова в «Русском знамени» от 14 июня. Сославшись на третье лицо, тот сообщал, будто центральный орган масонства в Москве рассылает «директивы по отделам», число которых неизвестно, они, мол, есть в Харькове и Одессе. Затем следовал жутковатый рассказ об одесском «обществе кротов» из учащихся подростков обоего пола. Они скрываются в катакомбах, распространяют порнографическую литературу. Цель же их невидимых инструкторов сводилась ко «внушению неповиновения родителям и властям». Обязательной принадлежностью злодеев является финский нож и электрическая лампочка. Дисциплина там строжайшая, уход невозможен, заподозренных в измене приканчивают на месте «юные звери мужского и женского пола». Одна из важнейших задач общества — «организация всевозможных революционных выступлений».

И вот глубокомысленный вывод Алексеева. «Показания

В. Малова или плод богатой фантазии, насыщенной чтением бульварных уголовных романов, или, что более вероятно, ужасный показатель деятельности масонства в России». Далее он признавал

отсутствие на сей счет «положительных данных», горестно сетуя под конец своих розысканий: «Установить, какими именно приемами добиваются масоны широкого успеха своего учения и удерживают его стойкость, невозможно, так как приемам их нет числа»¹. Прямо люди-невидимки, ускользающие чрезвычайно легко от тесно сотрудничающих черносотенных организаций и жандармов. Невольно задумываешься, не ломали ли они дружно комедию в расчете на простаков С[юди собственных шефов? Неужели никому из сыскарей не пришло в голову заняться по-настоящему изучением феномена, как то пытался делать французский аббат Турмантен? Скорее карательные ведомства в целом догадывались, что здесь таились безобидные для устоев государства либералы, разумеется, не помышлявшие о вселенском заговоре на службе еврейства против самодержавия и православной церкви. Предпочтительнее было дурачить себя и начальство ужасными фантасмагориями неведомых злодеев.

Не терял времени и Ратаев, направивший из Парижа в Петербург 30 июля 1913 г. пространный доклад с рассуждениями, видимо, местной прессы о неспособности мирового масонства к объединению из-за постоянных раздоров. Затем назывались и фамилии доморощенных адептов, включая А.Н. Брянчанинова, Милюкова, журналиста Е.П. Коган-Семеновского, Ефремова и Маклакова. Только два последних являлись «вольными каменщи-ками». Вражеским оплотом изображались кадеты и основанная Ковалевским «партия беспартийных прогрессистов», которая в природе не существовала. После трафаретного вывода о невозможности одолеть супостатов одними полицейскими мерами приводился масонский список «но сведениям, заслуживающим доверия», с перечислением 87 широко известных имен, в том числе писателей Горького, А. Блока, Сергеева-Ценского и даже покойного J1.H. Толстого в сопровождении стыдливого признания, что документально принадлежность к масонству установлена лишь у 14 лиц, из них половина являлась членами «уснувших» лож «Возрождение» и «Полярная Звезда». Последний из докладов Ра-таева от 15 января 1914 г. был посвящен установлению «теснейшей связи, если не полному тождеству» пацифизма и масонства, что отчасти соответствовало действительности. Однако фактические подтверждения сказанному отсутствовали, они заменялись общими рассуждениями. Автор считал наличие в России «подспудных» лож несомненно и документально доказанным и опять оперировал ссылками на посещение России в 1908 г. эмиссарами Великого Востока Франции, открывшими «по одним сведениям две, по другим три ложи»¹. Нельзя сомневаться, что и здесь была использована информация незабвенного Турмантена.

Можно было бы и не упоминать о творческих потугах царских охранников, если бы их следы остались пылиться на архивных полках. Однако нынешний черносотенец, доктор экономических наук О.А. Платонов извлек их на свет божий, да и тиснул на 200 страницах в приложении к своему опусу, озаглавив оное «Преступная деятельность масонских организаций по секретным документам Департамента полиции Российской империи», причем не удосужился снабдить материалы мало-мальским комментарием. Вслед за коллегой многие из тех же документов опубликовал профессор Института международных отношений В.Е. Корнеев, предпослав им краткое введение с указанием на «ценность» подобной информации, но не удосужился дать пусть и беглый анализ последней, которая либо излагает общеизвестные данные, либо дает полностью искаженную картину состояния масонства, в чем без труда убедится каждый специалист. Помимо уже отмеченных несообразностей записок Рагаева, кратко остановимся на ряде других моментов.

Посмотрим на опубликованный профессором «список лиц — главнейших деятелей масонства в России, за корреспонденцией которых желательно установить наблюдение» от 12 декабря 1913 г. Очевидно, составитель из чиновников охранки был настолько плохо образован, что не расположил «главнейших» хотя бы по алфавиту, при перечислении же фамилий во многих случаях поставил перед ними имена и отчества. Правда, он все-таки сумел распределить фигурантов по городам с указанием адресов, взятых из справочных изданий. В результате по Москве отмечено 13 подозреваемых, включая 5 женщин. Среди них нет ни одного члена лож ВВНР, фигурируют лишь несколько мистиков. В Петербурге выявлено 37 адептов, в том числе 12 женщин, подлинных же масонов после нашей проверки оказалось только двое: Бебутов и Ковалевский. Зато к посвященным причислены непонятно для чего две дочери первого из поименованных. С ними соседствуют видный черносотенец, крещенный еврей Бутми де Кацман, трое мартинистов, супруга бывшего председателя совета министров Матильда Витте, ученая-масоноведка Т.О. Соколовская и венец всего — эсерка-террористка Мария Спиридонова. Пятеро лиц, отнесенных к Смоленску, Киеву и Кисловодску, не являются масонами¹⁹⁵.

Очередную записку подполковника Меца начальству профессор Корнеев изобразил «аналитической справкой Департамента полиции» (2 января 1914 г.). Расписываясь вновь в бессилии собственного ведомства, он многозначительно рассуждал: «Не имея возможности существовать в России легально, масонство тем не менее продолжает энергично распространяться по империи, прикрываясь как флагом всевозможных обществ, организованных явочным порядком властью губернаторов, так и редакциями периодических изданий. В Департаменте полиции означенные общества не регистрируются и сведений о них, о личном составе их не имеется». Составитель явно передергивал карты, поскольку за легальными обществами следили губернские охранные отделения и жандармские управления. Сведения о личном составе таковых сохранились до наших дней. Записка свидетельствовала об отсутствии у Меца представления о масонстве вообще и его деятельное™ в России особенно. Недаром он членов благотворительных, мистических, прочих обществ изображал масонами, но даже не подозревал

о существовании лож Великого Востока Народов России. Вообще жандармы тогда и позже не знали и названия подобной организации с сетью лож, которые не слишком нуждались в прикрытии их легальными учреждениями. Другое дело, что адепты и там вели работу в указанных выше направлениях. Ничего конкретного по части новых фактов в документе не содержалось, зато Мец снова продемонстрировал способность выдвигать идеи и формулировать предложения. На сей раз он приложил и проект циркуляра начальника губернских жандармских управлений о выяснении возникших явочным порядком обществ и составе их правлений¹. Вполне резонно, что шефы на пустую инициативу подчиненного не реагировали, оставив ее без внимания и не желая плодить бесполезных бумаг. Столь же «ценными» являются и другие бумаги царских карательных органов.

Усилившееся нарастание революционного движения в России после ленского расстрела рабочих-стачечников, в 1912 г. расширение влияния большевиков, разногласия в стане власть предержащих заставляли лидеров либеральной оппозиции, в том числе масонов, предпринять новые попытки налаживания деловых контактов с РСДРП (б) при выходе на их лидера. Примерно в феврале 1914 г. видный деятель ВВНР Коновалов, очевидно, по инициативе коллег провел беседу в Москве с Скворцовым-Степановым, который не замедлил поставить о ней в известность Ленина. «В либеральных кругах, — писал он, — наблюдается любопытное явление. Все начинают уверять, что они утратили надежду на, скажем, органический исход и выход. И все упорнее начинают говорить, что надо быть готовыми «к надорганическо-му» или, скажем, «сверхорганическому» решению. Отдельные экземпляры наделены хорошим темпераментом, при котором они чувствуют себя гадко среди своих приятелей по либерализму, лишенных всякого темперамента». Иными словами, часть либералов проявляла стремление к выработке особой тактики на случай нового революционного взрыва. По мнению Коновалова, нельзя повторять ошибок революции 1905—1907 гг., когда трудящиеся отвернулись от либералов. Коновалов терпеть не может кадетов, чванящихся «будто бы большею левизной, чем он». Мечты же о возрождении чего-нибудь подобного «Союзом освобождения» неосуществимы в силу наличия партий. Соглашения от случая к случаю теоретически возможны лишь между их представителями. Скворцов-Степанов выразил готовность только на неофициальные встречи, если «не будет никаких совещаний, директив, резолюций», причем не скрыл скептицизма, очень огорчив собеседника. В сущности, последний, возможно, по указанию масонского центра, воспроизвел позицию Обнинского при беседах с меньшевиками в Париже, но на сей раз последовало предложение о завязывании также неформальных информационных контактов.

Ленин воспринял демарш Коновалова позитивно, очевидно, догадываясь о подлинных инициаторах таковою. В ответном письме Скворцову 24 марта 1914 г. говорилось: «За сообщение очень благодарен. Оно очень важно. По-моему, на указанных Вами условиях Ваше участие было вполне правильное и для дела полезное... Информироваться нам насчет этого процесса в высшей степени необходимо». Большевик уполномачивался на постановку откровенных вопросов собеседникам о способности внести вклад во «виедумскую» борьбу предоставлением РСДРП (б) не менее 10 тыс. рублей для создания нелегального органа. «Наша цель, — резюмировал лидер, — информироваться и подтолкнуть на всякое активное содействие революции с возможно более прямой и откровенной постановкой вопроса... именно насчет революции». Скворцова запрашивали, насколько откровенно он может беседовать с Коноваловым, его отдельными приятелями и знакомыми, собеседниками, со всеми участниками «встреч». Позднее якобы образовался информационный комитет в составе масонов Коновалова, Г1.11. Рябушинского, Н.Д. Морозова, С.Н. Прокоповича и меньшевика А. 11. Никитина. Скворцов участвовал в созванном ими совещании, они навстречу большевикам не пошли, и дело заглохло¹ .

¹Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 48. С. 275—276; Черменский Е.Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России. М., 1976. С. 53—56.

Представляется, что партийное руководство знало в общих чертах о масонской подноготной маневрирования либералов, считая здесь главным не формы тайной организации, а ее конкретные действия, совпавшие во многом с шагами главных буржуазных и соглашательских партий. Подобные действия были сочтены неэффективными в плане поддержки революционными методами антиправительственных выступлений. Расчеты на получение конкретных денежных сумм из этого источника на постановку нелегальной газеты, естественно, не оправдались. Однако установленные тогда контакты могли продолжаться.

Совершенно новую ситуацию породило вступление России в мировую войну на стороне Антанты в августе 1914 г., когда большевики открыто выступили за поражение царизма в надежде на развязывание новой революции, тогда как остальные партии единодушно поддержали курс самодержавия по форсированию боевых операций против Германии, Австро-Венгрии и Турции. Ради этого они громко требовали войны до победного конца. За это им разрешили создать крупные обществешше организации помощи фронту во главе с прогрессистом Г.Е. Львовым, октябристом А.И. Гучковым при заместителе Коновалове, кадетом М.В. Челноковым и октябристом М.В. Родзянко. Никто из председателей к масонам не принадлежал, хотя в числе заместителей и других крупных фигур их было немало. По свидетельству Гальперина, вернувшегося из-за границы 9 сентября 1914 г., у подавляющего большинства членов Верховного Совета ВВНР он обнаружил «настроения большого патриотического (конечно, не ура-патриотического, а патриотического в хорошем смысле слова) подъема и сознание необходимости борьбы с элементами пораженчества», т.е. большевиками. Как отмечает тот же источник, в московскую ложу ВВНР тогда вступили «некоторые большевики», фамилии которых не называются, за исключением Скворцова-Степанова¹⁹⁶. К ним обычно относят и большевика С.П. Середу. А.И. Серков в своем энциклопедическом словаре сообщает, что первый был принят в Москве С.Д. Урусовым, второй же указан «возможно» членом одной из лож¹⁹⁷. Их участие скорее всего объяснялось партийным заданием, связанным с получением информационных материалов о деятельности либералов и их тайной организации.