Русские на Индигирке
Шрифт:
Спустя три-четыре дня происходило обручение, где жених и невеста официально встречались при людях и менялись кольцами. Венчание приурочивалось к приезду священника. Поэтому часто случалось так, что супруги, прожившие совместно полгода, шли наконец венчаться в церковь.
Свадьба начиналась с девишника. В доме у невесты ее подруги пели песни. Полагалось исполнить 12 песен. Первая песня:
Не стук стучит, братцы, во тереме,
Не гром гремит во высоком,
Благословляется дочь у батюшки,
Благословляется дочь у родной матушки:
—
— Благословите меня с суженым.
После этой песни невесту закрывали от присутствующих, расплетали ей косу и пели:
Тут расплакалась душа красна девица
По своей по русой косе,
По своей девьей красоте:
— Час тапериче русу косу не чесывать,
В золотой куст не переплетывать.
Когда жених с друзьями и тысяцким приезжали за невестой, чтобы везти в церковь, их встречали песней:
На дворе, дворе, Ивановом дворе,
Вырастало кипарис-дерево.
Слеталися девять соколов,
Со десятой бел крыльчат сокол,
Съезжались девять боярей,
Со десятой князь молодой.
Выходила его суженая,
Золотым кольцом обрученная.
Она мылась и белилася,
В чисто зеркале смотрелася,
Резным гребешком чесалася.
По обычаю тысяцкий должен выкупить невесту, а брат невесты — продать ее. Жених стоит у порога, брат невесты сидит за столом. Тысяцкий кладет на блюдце копейку и придвигает ее к брату. Тот говорит: «Я не за это поил-кормил» — и отодвигает блюдце. Тысяцкий снова подает на блюдце монету и подвигает к брату. Так повторяется до трех раз. Наконец брат берет невесту и подводит к жениху. В это время поют:
Не вылетай, утка, из острову,
Не выпорхай, птица, из гнездышка,
Не выходи, наша душечка, из терему.
Невесту везут на собаках в церковь. После венчания едут в дом жениха. У дома молодых встречают с хлебом-солью мать и отец жениха; присутствующие в это время поют:
Не белы ветры навеяли.
Нежданны гости наехали,
Сокол летит, земля ютит
[Зензинов, 1914а, с. 63].
Свадьбу вел тысяцкий, выбираемый из наиболее уважаемых людей.
Во время свадебного пира девушки-подружки невесты — пели хвалебные песни («опевали») в честь молодых, тысяцкого и присутствующих гостей. Тот, к кому относилось «опевание», должнен был бросать на блюдце деньги.
На свадебный стол обязательно подавался запеченный лебедь, а также вареная кость от лебяжьего крыла. Обязательным был ритуал ломания лебяжьей кости: сначала ее брал тысяцкий
В конце свадьбы пели обычные песни и плясали.
Признавался законным и повторный брак, однако устанавливался срок траура по умершему супругу — не менее года. О нарушавших этот срок осуждающе говорили: «У мужа (жены) еще ноги не замерзли, а она (он) уже новую судьбу ищет».
Начало беременности узнавали по отсутствию «красок» — менструаций. (Период менструаций называли словом «мылась», «моется». Женщина в этот период не должна была спать в одной постели с мужем, чтобы не «запоганить» его. Когда менструации заканчивались, она должна была вымыться и всю свою постель протрясти над огнем, а сама несколько раз должна была перешагнуть через костер — «окуриться».) Беременных называли: «непростая», «нездоровая», «в интересном положении», «грузная». При наступлении срока родов — «на тех порах» — заручались «бабушкой» (повитухой). К ней проявлялось особое уважение. Девушки и нерожавшие женщины повитухами быть не могли.
Во время родовых схваток повитуха массажировала живот у роженицы и читала молитвы. В это же время ставили свечку или затеплили лампадку в честь святой Соломонины — покровительницы женщин.
Роженице расплетали волосы, развязывали все узлы на одежде, расстегивали все пуговицы; развязывали также узлы и на ненадетых юбках, фартуках, отпирались все замки на сундуках, на амбарах и т. п. — чтобы облегчить роды. Если они были продолжительные, муж выходил на улицу и стрелял из ружья.
При задержке последа роженице разминали живот. Послед обычно закапывали в землю недалеко от дома. Отпавший остаток пупочной культи («пупок») мать, завернув в тряпочку, хранила, считала, что это дает хорошую память ребенку. Кормящая мать остатки грудного сцеженного молока не выливала в помойное ведро, а уносила недалеко от дома и выливала на чистую землю.
Новорожденного младенца обмывали теплой водой, заворачивали в пеленки, затягивали веревкой («покромом») и укладывали в колыбель («зыбку»). Зыбка — небольшое продолговатое лукошко с навесом над головой. Ребенка закрывали одеяльцем и зашнуровывали ремнями, привязанными к краям зыбки. Подстилка — обычный ватный матрасик, под которой подстилались крошки гнилого измельченного дерева пли сушеный мох.
Переход колыбели от одного ребенка к другому допускался лишь в том случае, если ранее родившийся ребенок был жив, в противном случае для новорожденного делали новую колыбель. В течение первых недель ребенка мыли каждый день, обычно вечером. Разводили огонь в камельке, нагревали воду и обмывали его с мылом. Затем пеленали, схватывали двумя пальцами носик, потягивали несколько раз, приговаривая: «Не будь курнос». При этом издавали полусвистящий звук.
В течение первой недели после рождения ухаживала за ребенком бабушка-повитуха. До 40 дней ребенок находился в пеленках, после чего его одевали и пеленали только на ночь. Зыбку ставили обычно около постели матери. Грудью детей кормили долго — вплоть до четырех лет.
По истечении шести недель после родов женщина должна совершить перед образами 40 поклонов на коленях, «окуриться» и сходить в церковь. После этих процедур она считается «молитвенной», то есть чистой.
Ребенка крестили на восьмой день. Обходились обычно без священника. Наливали в чистый таз теплую воду, опускали в нее серебряный крест, после чего вода становилась «святой». Крестный отец несколько раз окунал ребенка головой и ногами в воду со словами: «Крестим раба божьего Николая (Петра и т. д.)».