Русские на Индигирке
Шрифт:
— «сорванный пуп» лечили так: больного клали на спину с согнутыми в коленях ногами. «Правщик», массажируя живот против «токающего» (пульсирующего — сорванного) пупа, постепенно «направляет» его на свое место при помощи черенка ножа или курительной трубки. Захватив затем рукой кожу живота у пупка, завертывает ее направо и держит до тех пор, пока пуп не перестанет «токать»;
— от бородавок старались избавиться следующим способом: велели кому-нибудь сосчитать количество бородавок, тогда они якобы исчезали, или в период полнолуния выходили на улицу и показывали бородавки луне, или давали их лизать собаке;
— при болезни горла привязывали как жаропонижающее листья мать-и-мачехи. При ломоте в глазах тоже прикладывали мать-и-мачеху.
Иногда,
Старейшая жительница Русского Устья Мария Ивановна Чикачева. 1987 г.
(Фото Б. В. Дмитриева.)
Последним на улицу выходил шаман: там он сначала молился на восток и просил духов помочь ему вылечить больного. Затем начинал свистеть — звать духов («врагов»), «Заполучив» их, он, нахлобучив на глаза малахай, входил в избу. В тот момент, когда шаман подходил к депше, кто-нибудь огнивом высекал огонь, с тем расчетом, чтобы искры падали на депшу. Это делалось для того, чтобы согнать с нее недобрых духов. При свете огня на шамана надевали меховое полупальто — «кукашку», украшенную бисером и побрякушками, на голову — малахай с большим вырезом на темени, также украшенный бисером.
После того как шаман усаживался на депшу, двое из присутствующих садились спиной к нему, начинали колотить бубен и петь. Шаман начинал подпевать и постепенно входил в экстаз, тогда «раздразнители» отдавали ему бубей и колотушку, а сами уходили к зрителям. Во время выбора шамана подбирался его переводчик — «толмач». Через него шаман спрашивал, для чего приглашен. Родственники, тоже через толмача, рассказывали о больном и просили помочь. Шаман отвечал, что постарается помочь, но при неудаче просил не обижаться. Затем начинал звать своих духов, те приходили и спрашивали, по какому поводу он их вызывал, шаман рассказывал им об истории болезни… «Посовещавшись» с духами, шаман с пением подходил к больному, наклонялся к нему, искал болезнь — «худобу», «находил» ее и сильно бил в бубен. Наконец избитую, измученную худобу «клал» на бубен и начинал рассказывать окружающим, откуда и как она пришла; обещал, что постарается ее спровадить. Затем «брал» худобу и уносил в «дальнюю дорогу» — топтался у порога минут 15–20, бил в бубен и пел. После возвращения из дальней дороги шаман садился на депшу и рассказывал, что худобу он спровадил и что она не вернется, если будут исполнены его наказы: больному нельзя три дня брать железный, остроконечный предмет, нельзя стучать, бренчать. Больному должен быть обеспечен полный покой. Его нельзя вечером одного выпускать на улицу, а то он может «сдрогнуть» (испугаться) и т. п.
Верили, что у каждого человека есть «стень». Когда она улетает, человек болеет, появляется сонливость, слабость, плохое настроение. Наконец, он может умереть, тогда шаманы «приводят» стень обратно. Поэтому больного нельзя пугать: иначе он может «сдрогнуть» и стень может снова улететь. Шаман заявлял, чтобы после его отъезда остался шаманский дух, надо было выбрать «телохранителя»,
Иногда шаманов просили «ладить счастье», «присушивать». Под «счастьем» понимали фарт, удачу при лове песца, рыбы и т. д.
Верили, что природа неравнодушна к тому, что делается в жизни людей, она так или иначе отзывается на людские горести и радости. «Умрет сердитый человек — пурга подымется, умрет тихий, добрый человек — день ясный, безветренный стоит». Необыкновенная удача, чрезмерно богатый промысел рыбы, песца, оленя тоже считались нехорошим признаком — «счастье шибко торопится». Считали, что жизнь человека определяется еще при рождении. Если женщина долго мучается при родах, то делали предположение: «Верно, бог ему еще судьбу пишет». Считалось, что от самого человека судьба не зависит, все зависит от бога. «Молодостью не жить, а старостью не помереть» — такой поговоркой выражается мысль, что не всегда умирает старый, оставляя место молодому. Верили также в то, что некоторые явления могут быть предвестниками смерти. Так, если собака воет по ночам, опустив голову вниз, или роет во дворе яму — это предвестие смерти.
Вообще существовало множество примет, предвещавших чью-либо смерть: матица в доме трещит или зеркало в доме разобьется — к покойнику; видеть во сне, что выпал зуб с кровью, — умрет кто-то из близких.
Пожилые люди к смерти готовились заблаговременно. Прежде всего запасали «смертную лопоть» — одежду и обувь. Завещали хоронить себя обычно на высоких местах вблизи проезжих дорог, чтобы кто-нибудь из путников мог добрым словом помянуть усопшего. Следует сказать, что слово «кладбище» было малоупотребительно. Вместо фразы: «Он ходил на кладбище» —. говорили: «Он ходил к покойникам» или «Он ходил к родителям».
Момент смерти представлялся так: вместе со смертью являлся и ангел, посланный богом по душу. Душа умершего выходит через рот и улетает на небо.
Усопшего обмывали, поливая, теплой водой с мылом. Если человек умер вечером, то обмывание должно совершиться до того, как погаснет заря. Одевали и клали в передний угол под иконы, накрывали белым и вешали занавес. Постель и одежду его увязывали в большой узел и вывешивали на высоких жердях около могилы. Через сорок дней узел снимали и использовали кому как угодно.
Покойник лежал в доме три дня. Все эти дни около него устанавливается круглосуточное дежурство, читается псалтырь, жгутся восковые свечи, кадится ладаном и т. д. Считали, что умерший в течение трех дней все слышит, только сказать ничего не может.
Покойника кладут в гроб перед самым выносом, при этом приговаривают: «Цветы крепки, цветы бессмертны». Во время выноса тела было принято усиленно плакать — выговаривать свое горе. Определенных, сложившихся текстов причитаний не было. Можно привести такой — жена плачет о муже:
Сокол ты мой ясный,
На кого ты меня покинул,
На кого ты оставил малых детушек!
Во время прощания покойника целуют в лоб, при этом стараются не уронить на него слезу, иначе каждая слеза на том свете его колоть будет. Крышку гроба заколачивают в помещении. Из окна глядеть на похоронную процессию нельзя, следует выйти на улицу, осенить ее крестным знамением и совершить несколько земных поклонов.
Несли тело ногами вперед, при этом приговаривали: «Вот мы тебя хорошо проводили, за что ты на нас не станешь сердиться».