Русские на Ривьере

Тополь Эдуард Владимирович

– А в чем, собственно, дело?

– Да ни в чем. Повесишь там две картинки.

– Чьи картинки?

– Русского художника.

– Что за художник?

– Вадик, какое тебе дело? Художник будет русский, картинки будут хорошие. Повесишь – и все.

– Но там нет места!

Я опять говорю:

– Вадик, помнишь ли ты, что ты мне обещал?

– Ну, ты меня достал! – сказал Нечаев. – Хорошо, завтра в семь часов вечера чтобы ты был со своими гребаными картинками в «Куполе»!

Разговор наш происходил поздно вечером, и назавтра, в девять утра, подняв Катю, я отвез ее в магазин «BHV», что значит «Базар Отель де Виль», а другими словами – «Рынок городской ратуши», в нем есть все, включая краски,

холсты, бумагу, карандаши и окантовку для картин. Я взял пачку бумаги, какие-то краски и две рамы, соответствующие размеру купленной бумаги. Потом мы спустились на другой этаж, и я купил несколько книг художников различных направлений – реалистов, импрессионистов, постимпрессионистов, экспрессионистов и абстракционистов. Все это я притащил домой вмеcте с недоумевающей Катей и сказал:

– Давным-давно, когда мы только познакомились, ты мне говорила, что не знаешь, кем тебе стать – моделью, баскетболисткой или художницей. Почему моделью и баскетболисткой – понятно. А вот почему ты хотела стать художницей? Ты умеешь рисовать?

Она сказала:

– Я пробовала…

– И что?

– Мне кажется, у меня получалось.

– И что ты рисовала?

– Это в школе было. Один раз я нарисовала принцессу, а второй раз – замок.

– Так, понятно, – говорю я. – Принцесса и замок у нас отпадают. Давай выберем для тебя сюжет. Что тебе больше всего понравилось в Испании? Какое было самое потрясающее впечатление?

– Самое потрясающее, – она отвечала, – это бой быков.

– Отлично! Значит, сюжет у нас уже есть. Осталось нарисовать.

Она сказала:

– А я не помню, как быка рисовать.

– Минуточку, – я говорю, – мы же там фотографировали. Где наши фотки?

Мы достали фотографии, сделанные во время боя быков, я отобрал из них две самые яркие и экспрессивные и говорю:

– Вот твой сюжет. Эта фотография и эта.

– Я попробую, – она сказала. – Только они повторяются.

– Молодец! Ты абсолютно права. Нам не нужны две одинаковые картинки. Давай сделаем вот что. Одна картинка будет у нас из Испании, а другая из Франции. Что тебе в Париже понравилось больше всего?

Она сказала:

– Да я тут ничего не видела.

– Как? Ты же пятый день в Париже! Ты тут гуляла с утра до вечера!

– Ну да, – она сказала. – Я прошлась про трем магазинам и двум улицам, вот и все.

Тут я вспомнил, что разговариваю с русской девушкой, которая только месяц как из Москвы. Я говорю:

– Тогда посмотри за окно. Видишь площадь под нашими окнами?

Она выглянула в окно и сказала:

– Ну, клево! Потрясающе! Как я раньше не видела?

А жили мы в самом центре Парижа, между Шатле и «Ле Алем», и под нашими окнами находилась маленькая квадратная площадь, посреди которой стоит знаменитый Фонтан Невинных. И с высоты пятого этажа эта площадь просто изумительна – в такой серой гамме, с перламутровым цветом окружающих домов, с темной брусчаткой и с черными стволами каштанов без листьев. Действительно, живописно. Я говорю:

– Значит, так. На одной картинке ты рисуешь бой быков, а на второй – площадь с Фонтаном Невинных.

Она спросила:

– Как? Прямо сейчас?

– Конечно, – я говорю. – Бери бумагу и начинай.

Дальше возник вопрос, в каком стиле рисовать. Я достал книги по живописи и сказал:

– Какие художники тебе нравятся? Смотри, можно рисовать, как рисует Матисс, можно – как Коро, а можно – как Винсент Ван Гог. Видишь, насколько они разные?

И я прочел ей небольшую лекцию по истории живописи, а в конце мы сошлись на стиле Морриса Утрилло, который писал Париж в постимпрессионистской манере. Но первые Катины наброски были мной разорваны и выброшены в корзину, и только после ее слез, обещаний выброситься из окна и запирания в ванной я добился своего – где-то к шести часам вечера

мы имели два довольно приличных рисунка, один из которых изображал бой быков, а второй – площадь с фонтаном. С помощью скотча они были вставлены в рамы, и к семи часам вечера мы, переехав на левый берег Сены, оказались в ресторане «Куполь», где происходило развешивание картин. Тут выяснилось, что Нечаев воспринял мою вчерашнюю просьбу, как розыгрыш, ему и в голову не приходило, что какой-то наглый художник будет действительно влезать на выставку, где выставлялись лучшие профессионалы. Но самое главное – он меня обманул, сказав прийти к семи часам, в то время как развеска картин началась еще в четыре. То есть все стены ресторана были уже впритык завешаны картинами, свободных мест не было.

Обнаружив этот обман, я стал требовать сатисфакции. Я грозил, что вызову его на дуэль на вилках для устриц, или на щипцах для разделки крабов, или на том виде оружия, которое он сам выберет. Мы поскандалили, и потом он сказал:

– Черт с тобой! Вешай куда хочешь, если найдешь место.

Я окинул взглядом все стены и увидел в самом центре ресторана небольшую стойку метрдотеля. Это был форпост ресторана, его главная кафедра, Триумфальная арка и Лобное место. Но конечно, метрдотель, стоявший за этой стойкой в позе роденовского памятника Бальзаку, не позволил каким-то художникам даже приблизиться к своему заповедному уголку. Я сказал:

– Катя, за мной!

Мы подошли к этому властителю зала.

– Мсье, – обратился я к нему, – я хочу вам представить известную русскую художницу Катю Иванову, которая участвует в этой выставке…

А надо сказать, что при появлении Кати все мужчины расцветали и, даже когда она уходила, их улыбки продолжали цвести еще несколько часов.

– К сожалению, – я продолжал, – так получилось, что мы опоздали на развеску картин и для нас не осталось места. А это очень обидно, поскольку Катя проделала путь в три тысячи километров и приехала из Москвы специально на выставку в вашем ресторане. Я уж не говорю про то, что она долго собирала материал, готовилась и ждала этого несколько лет…

Тут мэтр, который при одном приближении Кати втянул свой бальзаковский живот и расцвел улыбкой де Фюнеса, сказал, что если он может быть чем-то полезен, то, конечно, весь к нашим услугам. Но какой вы видите выход?

Я говорю:

– Мсье, за вашей спиной есть пустое пространство, и две ее картины – посмотрите на них, это совершенно замечательные картины – они там как раз поместятся и украсят ваш ресторан. Тем более что завтра, когда откроется выставка, Катя, как автор, все время будет стоять при них, то есть как раз рядом с вами.

Он мельком посмотрел на картины, потом еще раз на Катю и сказал:

– Мсье, нет вопросов! Если она будет тут стоять… – и быстро куда-то убежал.

Далее потрясенные официанты и еще более потрясенные русские и французские художники увидели, как этот напыщенный метрдотель вернулся с двумя гвоздями и большим молотком и, несмотря на все представления о престиже, стал самолично забивать гвозди в дубовые панели и вешать на них Катины картины. Прямо напротив входа и на самом видном месте, что сразу превращало Катины работы в центральный экспонат всей этой русско-французской выставки.

Конечно, это вызвало полное недоумение французских художников и град чисто русских эпитетов в мой адрес со стороны Вадима Нечаева и его коллег. Но когда развеска была закончена, мы, как это водится во Франции, уселись за столик и, выпив по бокалу «Шабли» за мой счет, стали приятелями. Художники приняли Катю в свою компанию.

Между тем выставка в «Куполе» – это событие. Пригласительные билеты были разосланы знаменитостям, художникам, журналистам газет и телевидения. Назавтра в семь вечера в «Куполе» должен был собраться цвет Парижа.