Шрифт:
Руководитель проекта И. Гусинская
Корректор Е. Аксёнова
Компьютерная верстка К. Свищёв
Иллюстратор Г. Мурышкин
Арт-директор С. Тимонов
Зачем
Ежели верить русской народной сказке «Шемякин суд», то главная причина платить налоги – это отчаянный идиотизм бедных слоев населения. Бедный человек в русской сказке не просто дурак, он агрессивный, идеологический, патентованный и демонстративный дурак. Дурак, который своим идиотизмом бравирует и всех вокруг своим идиотизмом шантажирует. И сказка рассказывается от имени дурака. Сказитель и слушатель идентифицируют себя с бедным дураком, а не с богатым умником. Валять дурака – это их стратегия выживания, их способ заставлять богатых платить налоги.
Начинается сказка безобидно: бедный и глупый брат приходит к богатому и умному брату одолжить ненадолго лошадь, чтобы съездить в лес за дровами. Казалось бы, нехитрое дело. Младший брат просит старшего помочь по-родственному и лошадь немедленно получает.
Однако же сама просьба сформулирована идиотским образом: младший брат берет у старшего лошадь, но не берет хомута. Не проходит и часа, как младший брат спохватывается и является к старшему просить теперь еще и хомут. Очень можно понять, что старший брат рассержен. Неужели нельзя было попросить всё одновременно? Зачем тратить столь драгоценное в крестьянском хозяйстве время на то, чтобы просить взаймы сначала лошадь, потом хомут, потом уздечку. Желая проучить младшего брата и приучить его к какой-то дисциплине и рациональности, старший хомута не дает – дескать, ищи хомут где хочешь.
Тут-то и начинается торжество демонстративной глупости. Вместо того, чтобы попросить хомут у другого какого-нибудь соседа, младший глупый брат привязывает дровни к хвосту братниной лошади. И разумеется, лошадь, тщась вытянуть доверху нагруженные дровни, отрывает себе хвост.
Старший брат требует компенсации. Но спорить с Дураком бессмысленно. Дурак настаивает на том, что не тот виноват в травме хвоста, кто привязывал хвост к дровням, а тот, кто не давал хомута. Спор заходит в тупик, и братья отправляются в город на разбирательство к судье Шемяке, известному своей мудростью и склонностью к мздоимству.
По дороге братья останавливаются на ночлег у некоего крестьянина. Тот очень рад принимать у себя богатого и умного, а бедному и глупому не рад, так что не зовет Дурака даже и ужинать, а сразу отправляет спать. И зря. Забираясь на полати, Дурак падает, разумеется, да так неудачно, что попадает в самую детскую люльку и раздавливает насмерть спящего в люльке младенца. Теперь и хозяин постоялой избы отправляется вместе с братьями в город, чтобы подать на Дурака в суд.
По дороге старший брат и отец погибшего младенца журят Дурака, да так сильно журят, что тот решает покончить с собой и прыгает с моста. Под мостом, разумеется, в этот самый момент некий человек везет престарелого отца в баню. Дурак падает в сани и убивает своим весом старика в санях, как давеча убил младенца в люльке. Безутешный сын, стало быть, тоже едет в город подавать на Дурака в суд.
И вот все четверо стоят перед судьей Шемякой. Дурак держит в руках заранее припасенный булыжник, чтобы убить Шемяку, если тот приговорит его к каторжным работам. Шемяка же думает, что Дурак держит в руке кошелек с деньгами, намекая тем самым на богатую мзду в случае оправдательного приговора.
Судья постановляет следующее. Старшему брату отдать лошадь Дураку вплоть до окончательного выздоровления хвоста. Держателю постоялой избы отдать Дураку
После такого приговора каждый из трех истцов прикладывает все усилия, чтобы с Дураком помириться. Старший брат отдает ему лошадь насовсем. Крестьянин уговаривает взять вместо жены корову с теленком. Безутешный сын предлагает Дураку денег, лишь бы не прыгать с моста.
А судья Шемяка отправляется к Дураку за мздой. Тут то и выясняется, что в руке у Дурака был вовсе не кошелек, а булыжник. И мудрый Шемяка радуется. Он думает: «Какое счастье, что я вынес все три решения в пользу Дурака. Избежал смерти. Это главное. А деньги как-нибудь уж заработаем. Лишь бы Дурак не дурил: сидел бы дома, не отрывал бы лошадям хвосты, не раздавливал бы младенцев и не падал бы с мостов на головы честных людей».
Годовой отчет
Русская сказка не оперирует цифрами, и это не что иное, как способ ухода от налогов. То есть, разумеется, во многих русских сказках можно встретить цифры, отображающие количество обмолоченной пшеницы или поголовье скота. Но внимательному читателю очевидно, что цифры эти условны. Более того, этих цифр всего две – «сто» и «тысяча». Если сказитель говорит «сто пудов жита» или «тысяча коров», это просто значит «очень много пшеницы» и «очень много коров». Некруглых цифр в русской сказке вы вообще не встретите. «Девяносто четыре пуда пшеницы» – это для русской сказки невозможное выражение.
То же самое справедливо и в отношении денег. Русская сказка оперирует в основном тремя денежными суммами: «рубль», «сто рублей» и «тысяча рублей». «Рубль» – это значит «небольшие деньги», а «сто рублей» и «тысяча рублей» – это «очень большие деньги». «Сто шестьдесят семь рублей» – невозможное для русской сказки словосочетание, потому что не бывает некруглых денежных сумм.
Тем не менее существует целый жанр, который теперь мы бы назвали «годовой финансовый отчет», «декларация о доходах» или «налоговая декларация». В этих сказках мужик рассказывает барину, сколько заработал за год. И все, что мы теперь описали бы цифрами, в этих сказках описывается при помощи иносказаний и сравнений.
«Много ли хлеба уродилось?» – спрашивает барин.
«Много, – отвечает мужик. – Три дня собирали, в один сноп увязали, на печную трубу положили, да сноп и сгорел».
Между прочим, вопрос барина не праздный. Барин хочет получить с мужика оброк. Разумеется, с единственного снопа пшеницы, который к тому же и сгорел, оброка получить нельзя. Но нельзя и поверить, что у крестьянина совершенно нет сельскохозяйственных продуктов. Живут же они как-то. Едят же что-то. Даже вот праздники устраивают, и барин был свидетелем тому, как в праздник все деревенские мужики перепились и валялись по улицам пьяные.
«Где же вы взяли вино?» – пытается барин уличить крестьянина в уклонении от уплаты налогов.
«Так то не вино, а пиво, – отвечает крестьянин. – Хлеб горелый собрали, солода натолкли, в ковшике пива сварили».
«Да велик ли ковшик?» – интересуется барин в надежде, что хоть пивом заплатят ему оброк.
«Велик, – отвечает крестьянин. – Побольше ведра, поменьше наперстка».
И опять совершенно непонятно барину, сколько именно пива ему причитается, если объем произведенного продукта – больше ведра и меньше наперстка. И все же в надежде получить оброк барин спрашивает, как вышло, что целая деревня перепилась с одного ковша пива.