Русские народные сказки

Фёдоров-Давыдов Александр Александрович

А. Ф.-Д.

1. Царь-Солома

Жил-был в некотором царстве, в неизвестном государстве царь, мудрый, жизни примерной и грамотный. Жилось народу хорошо, и царю тоже; но только сам царь очень тосковал, что у него детей не было. И послал ему, наконец, Бог сына на радость, да такого пригожего, такого умного,

что все диву давались на него. Обрадовался царь, а чтоб сыну здоровья придать, указал он повесить люльку в саду царском, на вольном воздухе, на ветру, чтобы царевич силы набирался, крепчал, чтоб его ветром перелетным обвеяло, солнцем обрумянило.

А жил возле царского терема кузнец, у которого о ту пору тоже сынок родился. Вот и стала нечистая сила кузнеца смущать:

– Смени да смени своего сына на царевича: твой сынок и будет царем, как вырастет.

Послушался кузнец нечистой силы, обернул сынка в чистые тряпки, отнес его в царский сад, вынул из люльки царевича, обернул его тряпичкой поплоше, а своего сына положил на его место в золоченую люльку под парчовое одеяло; потом пошел да царевича малого на солому на задворках бросил и ушел восвояси.

Проходил о ту пору мимо дворца царского пастух, услыхал – дитя плачет, а солома-то у забора словно сама собой шевелится. Подивился пастух на то, подошел поближе, раскопал солому, смотрит, а там дитя барахтается, плачет-разливается и ручонками размахивает. Пожалел пастух ребенка.

«Давай-ка, – думает, – возьму я его к себе. Незамай, у меня вырастет, хлеба и про него у меня хватит… А парень, поди, цепкий будет, ишь как ручонками-то за меня цепляется!» Взял он ребенка и снес к себе.

Ну, хорошо. Растет сын кузнеца у царя в палатах: живет, растет и царевич у пастуха. Никто ничего диковинного не примечает, только сам царь недоумевает:

– Это, – говорит, – не мой сын. Это подменыш, потому он и говорить-то по-царски не умеет! Всё-то он по-своему хочет!..

И точно, станет царь царевичу про законы толковать, а царевич про железо речь ведет. Скажет царь, что-де «надо бы там-то и там-то стражу для надзора поставить, а подмененыш ему свое в ответ:

– Нет, – говорит, – лучше нам кузницу поставить, дело-то вернее будет!..

Как же тут царю не догадаться, что не царевич это, а подменыш? Кузнецкий сын по-своему и речь ведет!

Вот поехал как-то царь на охоту и свиту свою с собой взял. Ездили-ездили по лесу; стало дело к ночи близиться, царь и остановился для ночевки, а свита его по лесным тропам поехала дичину выслеживать, да и заблудилась ночным временем в лесной чащобе. Вот они ездили-ездили, плутали по лесу, плутали и добрались до какой-то речушки. Смотрят, а возле речушки на угорышке пастух сидит, стадо пасет.

Вот они и спрашивают его:

– Добрый человек, скажи, не утай: как твое имя? Много ль голов в стаде у тебя? Глубока ли тут речка вброд?..

А пастух им кряду и ответ дает:

– Матвей. Триста. Брод по колено!.

Царские люди диву дались: это что за сметливый

пастух такой!.. Однако захотели сбить его с толку, указали ему на колымагу свою золоченую и спрашивают:

– Отгадай, добрый человек, что дороже всего на свете?

Так и думали царские люди, что позарится мужичонка на золотую колымагу, которой он, само собой, отродясь не видал, тут они его на смех и поднимут. Да не тут-то было: вынул пастух ломоть хлеба с солью из кошелки и говорит:

– Вот, – говорит, – что на свете дороже всего! Так-то.

Почесали затылки царские люди и говорят между собой:

– Зубастый парень… С ним тягаться – не выходит дело!..

Ну, расспросили они потом у пастуха про дорогу и поехали к царю назад. Приезжают к нему; так и так, говорят, вот что видели мы и слышали; мудрёный пастух!..

И догадался тут царь, что не пастух это был, а его сын, которого подменили. Сел он на коня, поехал на то место, где его свита пастуха встретила, а того и след простыл.

Той порой умерла у царя царица, он и женился на другой.

И случилось как-то царю из царского города по делам уехать в другой уезд. А молодая царица о ту пору с другим, неверным царем сговорилась, как бы им царя извести да на место его самим всем царством завладеть. Ну, это они толкуют между собой, а той порой и проведал о том царевич-пастух; созвал он товарищей и говорить им:

– Вот что, ребята! Соберем-ка мы войско ратное и выберем себе своего царя. А кого выбрать, жеребья кидать мы не будем, а выйдем на болото, и как станут квакуши квакать, – пусть каждый из нас крикнет им, чтоб он замолчали. И кого из нас квакуши послушают, пусть тот и царем будет над нами.

Вот они так и сделали. Вышли на болото, стали друг за дружкой на квакуш кричать, чтобы те замолчали, – квакуши и в ус не дуют, – квакают пуще прежнего. А как гаркнул на них царевич-пастух, – квакуши – ни гу-гу. Молчат, сидят…

Однако никто не согласился пастуха царем считать, мало ли почему квакуши не квакают, – и говорят:

– Нет, братцы, это что?.. А давайте укажем лягушкам, чтоб он снова заквакали!.. Вот кого oни послушают, – тот и впрямь царь между нас.

Стали они снова кричать, – а квакуши опять никого не слушаются, голоса не подают А как дошел черед до царевича да гаркнул он на квакуш, – так все болото заквакало, хоть уши затыкай.

– Ну, – говорят царевичу, – видно, так и надо, чтоб быть тебе царем над нами!..

Вот и стал царевич-пастух самым заправским царем, стал указы писать, распоряжения давать; людей своих вооружил и пошел на город, в котором царица с неверным царем делами правила…

Да изменил новому царю один воин, побежал передом в город, чтобы царицу о беде неминучей упредить; хорошо, что пастуховы воины его заприметили и на бегу подстрелили. А как был царский город недалеко, – услыхала царица пальбу, перепугалась и посылает узнать, что, мол, такое случилось: у неё самой на уме недоброе было, так она всего и опасалась.