Русские писатели о евреях. Книга 1

Афанасьев Владимир Николаевич

Номах

Да… Это немного пахнет…

Барсук

По-моему, не немного, а очень много. Нужно скорей в побег. Всем нам одна дорога — Поле, леса и снег, Пока доберемся к границе, А там нас лови! Грози!

Номах

Я не привык торопиться, Когда вижу опасность вблизи.

Барсук

Но это…

Номах

Безумно? Пусть

будет так. Видишь ли.

Барсук

Чудак. Я люблю опасный момент, Как поэт — часы вдохновенья, Тогда бродит в моем уме Изобретательность До остервененья. Я ведь не такой, Каким представляют меня кухарки. Я весь — кровь, Мозг и гнев весь я. Мой бандитизм особой марки. Он осознание, а не профессия. Слушай! Я тоже когда-то верил В чувства: В любовь, геройство и радость, Но теперь я постиг, по крайней мере, Я понял, что все это Сплошная гадость. Долго валялся я в горячке адской, Насмешкой судьбы до печенок израненный. Но… Знаешь ли… Мудростью своей кабацкой Все выжигает спирт с бараниной… Теперь, когда судорога Душу скрючила, И лицо, как потухающий фонарь в тумане, Я не строю себе никакого чучела. Мне только осталось — Озорничать и хулиганить… Всем, кто мозгами бедней и меньше, Кто под ветром судьбы не был нищ и наг, Оставляю прославлять города и женщин, А сам буду славить Преступников и бродяг. Банды! Банды! По всей стране, Куда ни вглядись, куда ни пойди ты — Видишь, как в пространстве, На конях И без коней, Скачут и идут закостенелые бандиты. Это все такие же Разуверившиеся, как я… А когда-то, когда-то… Веселым парнем, До костей весь пропахший Степной травой, Я пришел в этот город с пустыми руками, Но зато с полным сердцем И не пустой головой. Я верил… я горел… Я шел с революцией, Я думал, что братство не мечта и не сон, Что все во единое море сольются, Все сонмы народов, И рас, и племен. Но к черту все это! Я далек от жалоб. Коль началось — Так пускай начинается. Лишь одного я теперь желаю, Как бы покрепче… Как бы покрепче Одурачить китайца!.. Признаться, меня все это, Кроме побега, Плохо устраивает.

(Подходит к окну.)

Я хотел бы… О! Что это? Боже мой! Номах! Мы окружены! На улице милиция.

Номах (подбегая к окну.)

Как? Уже? О! Их всего четверо…

Барсук

Мы пропали.

Номах

Скорей выходи из квартиры.

Барсук

А ты?

Номах

Не разговаривай!.. У меня есть ящик стекольщика И фартук… Живей обрядись И спускайся

вниз… Будто вставлял здесь стекла… Я положу в ящик золото… Жди меня в кабаке «Луна».

(Бежит в другую комнату, тащит ящик и фартук.)

Барсук быстро подвязывает фартук. Кладет ящик на плечо и выходит.

Номах (прислушиваясь у двери)

Кажется, остановили… Нет… прошел… Ага… Идут сюда…

(Отскакивает от двери. В дверь стучат. Как бы раздумывая, немного медлит. Потом неслышными шагами идет в другую комнату.)

Сцена за дверью

Чекистов, Литза-Хун и 2 милиционера.

Чекистов (смотря в скважину)

Что за черт! Огонь горит, Но в квартире Как будто ни души.

Литза-Хун (с хорошим акцентом)

Это его прием… Всегда… Когда он уходит. Я был здесь, когда его не было, И также горел огонь.

1-й милиционер

У меня есть отмычка.

Литза-Хун

Давайте мне… Я вскрою…

Чекистов

Если его нет, То надо устроить засаду.

Литза-Хун (вскрывая дверь)

Сейчас узнаем…

(Вынимает браунинг и заглядывает в квартиру.)

Те… Я сперва один. Спрячьтесь на лестнице. Здесь ходят Другие квартиранты.

Чекистов

Лучше вдвоем.

Литза-Хун

У меня бесшумные туфли… Когда понадобится, Я дам свисток или выстрел.

(Входит в квартиру и закрывает дверь.)

Глаза Петра Великого

Осторожными шагами Литза-Хун идет к той комнате, в которой скрылся Номах. На портрете глаза Петра Великого начинают моргать и двигаться. Литза-Хун входит в комнату. Портрет неожиданно раскрывается, как дверь, оттуда выскакивает Номах. Он рысьими шагами подходит к двери, запирает на цепь и снова исчезает в портрет-дверь. Через некоторое время слышится беззвучная короткая возня, и с браунингом в руке из комнаты выходит китаец. Он делает световой полумрак. Открывает дверь и тихо дает свисток. Вбегают милиционеры и Чекистов.

Чекистов

Он здесь?

Китаец (прижимая в знак молчания палец к губам)

Те… он спит… Стойте здесь… Нужен один милиционер, К черному выходу.

(Берет одного милиционера и, крадучись, проходит через комнату к черному выходу.)

Через минуту слышится выстрел, и испуганный милиционер бежит обратно к двери.

Милиционер

Измена! Китаец ударил мне в щеку И удрал черным ходом. Я выстрелил… Но… дал промах…

Чекистов

Это он! О! проклятье! Это он! Он опять нас провел.

Вбегают в комнату и выкатывают оттуда в кресле связанного по рукам и ногам. Рот его стянут платком. Он в нижнем белье. На лицо его глубоко надвинута шляпа. Чекистов сбрасывает шляпу, и милиционеры в ужасе отскакивают.