Русские поэты XX века: учебное пособие
Шрифт:
Тексты (а вернее, «суммы микротекстов») Рубинштейна напоминают визуально-словесные работы 1970-х годов лидера концептуализма в изобразительном искусстве И. Кабакова. Строгое совпадение внешних структурных характеристик подобных микротекстов лишний раз дает понять, что значение их постигается только в сумме (см. выше самооценку Пригова). Такая сознательная ориентация на множественность, на количество – еще одно подтверждение мысли об «исчезновении» лирического героя (целостного).
У концептуалистов, как мы помним, нет традиционного «я». С другой стороны, все принципиально может стать их «я». Вот как эта идея выражена в стихотворении Владимира Друка (фрагмент):
Иванов – япетров – ясидоров – ятак точно – тоже якКонцептуализм – явление конкретно-историческое; он был взыскан культурой на определенном этапе, выполнил свою миссию «могильщика» отживших смыслов и – утратил былую актуальность. Обращает на себя внимание, например, как далеко ушли от концептуализма начинавшие в русле этого течения С. Гандлевский и Т. Кибиров. В начале 90-х Гандлевский определил свой метод как «критический сентиментализм» – поэзия между высоким и ироническим стилями, самая сложная и – находящаяся в поисках гармонии.
В стихах Тимура Кибирова (р. 1955) сохранена ушедшая в небытие эпоха. Сохранена не только и не столько в логике истории, сколько в многообразии подробностей и деталей. Например, запахов – как во вступлении к поэме «Сквозь прощальные слезы»:
Пахнет дело мое керосином,Керосинкой, сторонкой родной,Пахнет «Шипром», как бритый мужчина,И как женщина, – «Красной Москвой»(Той, на крышечке с кисточкой), мылом,Банным мылом да банным листом,Общепитской подливкой, гарниром,Пахнет булочной там, за углом.Чуешь, чуешь, чем пахнет? – Я чую,Чую, Господи, нос не зажму —«Беломором», Сучаном, Вилюем,Домом отдыха в синем Крыму!Местоимения «мое», «я», в отличие от старших концептуалистов, у Кибирова появляются не случайно, ибо эти запахи – одновременно и «набор» известных стереотипов, и личная история жизни:
Пахнет вываркой, стиркою, синькой,И на ВДНХ шашлыком,И глотком пертусина, и свинкой,И трофейным австрийским ковром.Свежеглаженым галстуком алым,Звонким штандыром на пустыре,И вокзалом, и актовым залом,И сиренью у нас на дворе.Чуешь, сволочь, чем пахнет? – Еще бы!Мне ли, местному, нос воротить? —Политурой, промасленной робой,Русским духом, едрить-колотить!Вкусным дымом пистонов, карбидом,Горем луковым и огурцом,Бигудями буфетчицы Лиды,Русским духом, и страхом, и мхом.Заскорузлой подмышкой мундира,И гостиницей в Йошкар-Оле,И соляркою, и комбижиромВ феврале на холодной заре,И антоновкой ближе к Калуге,И в моздокской степи анашой.Чуешь, сука, чем пахнет?! – и вьюгой,Ой, вьюгой, воркутинской пургой!Пахнет, Боже, сосновой смолою,Ближним боем да раной гнилой,Колбасой, колбасой, колбасою,Колбасой –Едва ли последние две строки – лишь ироническое обобщение. Ирония, дидактика, эпичность и лиризм уживаются в поэзии Тимура Кибирова. И все это предстает как правило в форме открытого или скрытого (реже) цитирования (реминисценций), в аллюзивной форме. Его поэтика, пишет М. Айзенберг, слагается «из черепков прежних стилей».
И все же это – не механическое суммирование. Каждое культурное явление проходит стадии усвоения и освоения. На этапе усвоения более привычно удивление, возможно первоначальное неприятие, требуется время для привыкания. Этап освоения ассимилирует явление и снимает напряженность его восприятия. Самые простые примеры – языковые заимствования. Слово «какао», например, осваиваясь русским языком, приобрело в просторечии и в детской речи эпентезу «в»: «какаво».
В том же принципиальном направлении движется и процесс восприятия новых культурных феноменов; в нашем случае – феномена Пушкина.
Современная культура свидетельствует о том, что Пушкин становится все менее «парадно-выходным», все более естественным, «азбучным». «Пушкин существует как икона, но не как учебное пособие», – сожалел Сергей Довлатов. А Тимур Кибиров, кажется, уже давно этим «учебным пособием» пользуется, как букварем. Наверное, именно в последние десятилетия это и должно было произойти: с возвращением русской словесности из долгого путешествия по эпохам литературоцентризма в свои границы. Если поэт – «больше чем поэт», то и цитата, естественно, больше чем цитата (неприкосновенна, внушает священный трепет и т. п.). Именно в характере цитирования Кибировым (и другими современными поэтами) Пушкина (и других классиков) и проявляются существенные и органичные для нашего времени сдвиги.
Возможно, «осваивать» Пушкина помогал Кибирову изначально иронический (не господствующий у него) акцент. Ироническая задача оправдывала очевидное стилевое «снижение» и «манипулирование» цитатой:
Приедается все. Лишь тебе не дано приедаться!И чем меньше тебя в бытии, тем в сознанье все выше,тем в сознании граждан все вышеты вознесся главой непокорною – вышевсех столпов, выше флагов на башнях, и вышевсех курганов Малаховых, выше, о, вышекоммунизма заоблачных пиков…«Сниженность» прижилась, и в последние годы уже лишившись, как правило, игровой окраски, пушкинские слова становятся элементами, единицами словаря поэта, «лексемами». (И. Ир-теньев, отвечая автору статьи, говорил, что так именно и воспринимает цитируемое выражение – как единое слово.) С этим превращением меняется «грамматический статус» цитаты: она становится податливой, и с нею происходят в речи поэта процессы, сходные с процессами русификации иноязычного слова, с процессами формо– и словообразования, обретения новой синтаксической валентности. Такова, например, у Кибирова цитата-слово «куда ж нам плыть». В. Коркия в своей поэме «Сорок сороков» (1988) еще акцентирует внимание на генезисе формулы; Пушкин не называется, но о нем не рекомендуется и забывать: «…Куда ж нам плыть? / Скажи, пророк. Ответь, философ / (Поэтом можешь ты не быть) / – Не задавай чужих вопросов!». А Кибиров уже «присваивает» этот вопрос:
На свете счастье есть. А вот покоя с волейя что-то не встречал. Куда ж нам к черту плыть!«К черту» – такая же эпентеза, помогающая освоить слово или выражение, как «в» в «какаво». Это, действительно, «меньше чем цитата», но и для оценки современного восприятия Пушкина, и для оценки развития современной поэзии такие примеры показательны. С одной стороны, только настоящее, истинно национальное в искусстве может пройти указанный путь от ощущения непривычной новизны до ощущения абсолютной естественности; с другой – только достойным преемникам классики дано уйти в равной мере от пиетета и от зубоскальства, по-настоящему о-своить ее достижения для творческой работы.