Русские святые
Шрифт:
Память его празднуется 13 янв. в день преставления, 23 мая вместе с Соборам Ростово-Ярославских святых
Прп. Иринарх, в миру Илия, был сыном благочестивых крестьян — Акиндина и Ирины — из села Кондакова, что в Ярославской земле. Двадцати недель от рождения он стал ходить, а шести лет сказал матери: «Когда вырасту, так постригусь и стану монахом; буду носить на себе железа и трудиться ради Бога и буду всем людям учителем». Однажды у его родителей был приходский священник и за обедом рассказывал житие прп. Макария Колязинского. Вдруг Илия сказал: «И я буду таким же монахом!» Священник строго спросил: «Как ты, чадо, осмелился сказать такое слово?» Илия отвечал: «Кто тебя не боится, тот это и говорит».
Юношей Илия пошел на заработки за 300 верст от дому. Однажды при всех он горько заплакал и на расспросы ответил: «Вижу преставление моего отца, несут родителя моего светлые ангелы на погребение». Оказалось, что отец его в это время
Раз пришел его навестить Агафоник. Иринарх пошел его проводить и на обратном пути услышал голос: «Не ходи ни в Кириллов, ни в Соловки. Здесь спасешься!» После этого его сделали пономарем.
Раз зимой увидел он босого странника и сжалился над ним и взмолился ко Господу: «Дай, Господи, теплоту ногам моим, чтобы я мог помиловать сего странника и дать с себя сапоги на его ноги!» Бог дал ему терпение; и одежды стал с тех пор он носить ветхие. Игумен же вернул его на прежнее послушание и стал его гнать. Раз пошел он в лютый мороз в Ростов спасать одного боголюбца от правежа и отморозил себе пальцы на ногах. Три года проболел он после того, но подвига своего не оставил. Но игумен хотел послать его на работы далеко от монастыря. Иринарх не стерпел такого отгнания от Божия храма и перешел в Авраамиев Богоявленский монастырь, Там поставили его келарем. Старец же скорбел на сию начальственную должность, а еще более скорбел на то, что иноки расхищают монастырские запасы. И он молился таю «Преподобный Авраамий, не я твоему монастырю разоритель!» Раз явился ему преподобный во сне и сказал: «Что скорбишь, избранное праведное семя, житель святого рая? Давай им невозбранно, ибо они захотели жить здесь безбедно, а ты алчешь и наготуешь; и ты в вышнем Царствии поживешь пространно и насладишься небесной пищей, а они взалчут во веки...»
Однажды во время пения Херувимской прп. Иринарх заплакал и сказал: «Мать моя преставилась!» Еще не окончилась литургия, когда пришел брат его Андрей с вестью о кончине матери. Преподобный взял благословение настоятеля и пошел с братом по-гребсти ее. После этого он прожил три с половиной года в затворе в монастыре св. Лазаря, горько скорбя о своей первоначальной обители и непрестанно молясь святым страстотерпцам Борису и Глебу. Раз явились они ему во сне и сказали: «Идем, старец, за тобой, иди в наш монастырь!» В то время он уже носил вериги. По дороге он устал и заснул и во сне увидел, что змея хочет его ужалить, он же прогнал ее посохом. Строитель о. Варлаам принял его ласково и не внимал наветам. Раз старец молился со слезами пред иконой Распятия Господня и спрашивал, как ему спастись. И был ему глас от иконы: «Иди в келью твою, будь затворником — и спасешься!» Тогда старец благословился у о. Варлаама на неисходный затвор, наложил на себя тяжелые цепи и приковал себя цепью к стулу.
В это время некто Алексей постригся с наречением ему имени Александр и стал учеником старца — по кончине его он и составил его житие. В то же время давний друг старца, Христа ради юродивый Иоанн (память его 3 июля) по прозванию Железный Колпак, велел ему сделать себе 100 крестов весом по четверть фунта каждый. «Невозможно мне сделать столько, — отвечал преподобный, — в нищете нахожусь». Но Иоанн возразил ему: «Это не мои слова, а от Господа Бога: „Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут" (Мф. 24, 35). Все сказанное сбудется. Бог тебе поможет». И многое другое говорил Иоанн и закончил так: «Не дивись тому, что так будет с тобою. Устами человеческими невозможно выразить или исповедать всего. Бог даст тебе коня, и на том от Бога данном коне никто, кроме тебя, не сможет ездить и сесть на месте твоем, кроме тебя». Прощаясь со старцем, Иоанн пророчески поведал еще следующее: «Бог заповедал верным ученикам Своим, от востока и до запада, наставлять людей и отводить их от беззаконного пьянства. За это пьянство Господь наведет на нашу землю иноплеменников, и эти иноплеменники подивятся твоему многому страданию! Меч их не повредит тебе, и они прославят тебя более верных. А я иду в Москву к царю просить себе землю: там у меня в Москве столько будет бесов, видимых и невидимых, что едва можно будет поставить хмелевые затычки. Но всех их изгонит Своею силою Пресвятая Троица».
После этого разные люди стали приносить преподобному разные железные и медные вещи — цепи, вериги, кресты, — и он сделал себе из них тяжести, которые он называл «трудами», и стал в них подвизаться. Он приковал себя цепью длиною в 20 сажен, которую надевал на шею. На себе же имел 142 железных и
Бог даровал ему прозорливость. К нему приходило много людей издалека; он же учил их заповедям, обличал их тайные грехи, защищал слабых от сильных, многих привел к Богу — и за всех молился. Милостыню же, которую приносили ему, раздавал нищим. Недостойные же иноки клеветали на него, ибо суровое его житие было обличением для них, — и новый игумен изгнал его; и старец пробыл еще год и две недели в монастыре св. Лазаря. Но потом игумен раскаялся и вернул его. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, — молился старец, — не лиши меня вечных Твоих благ, дай мне, грешному старцу, дотерпеть свое обещание!» О врагах же своих он молился так «Господи, я живу в темнице сей (так он называл свою келью) вопреки братии, они праведны и праведные труды Тебе приносят. Я же, смрадный, лишен добродетели».
Раз он увидел во сне разорение Москвы и всего русского царства и, проснувшись, стал плакать. Вдруг его осиял сверху свет и раздался голос: «Пойди к Москве и поведай, что все так будет». Он перекрестился. Голос повторился: «Все так будет». Он стал молиться: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго от искушения. Я раб Отца, Сына и Святого Духа и не желаю на свете сем ничего видеть!» Голос раздался опять: «Не ослушайся и делай по сему гласу: все будет так роду сему непокорному!». Тогда старец благословился у игумена и поехал в Москву к царю Василию Иоанновичу Шуйскому (1606—1610). По дороге он исцелил от лихорадки друга своего, переяславского диакона Онуфрия. Этот диакон терпел много гонений за то, что уничтожил почитание большого камня, ввергнув его в яму. Эти гонения и болезнь он переносил с благодарностью, но лечиться у знахарей не хотел. Царь принял старца в Благовещенском соборе и дивился его «трудам», а старец сказал ему: «Господь Бог открыл мне, грешному старцу: я видел Москву, плененную ляхами, и все Российское царствие. И вот, оставя многолетнее сидение в темнице, я сам пришел известить тебе сие. И ты стой за веру Христову с мужеством и храбростью!» Сказав это, старец пошел из церкви, а царь и ученик его Александр повели его под руки. После царя старец посетил царицу Марию Петровну и благословил ее. Она же послала ему в дар полотенца. Но он не принял их и сказал: «Я приехал не ради даров, я приехал возвестить тебе правду». Старец пробыл в Москве 12 часов. Царь приказал отвезти его обратно в его монастырь, и старец опять затворился и стал молиться, чтобы Господь смилостивился над Москвой, как над древней Ниневией.
После этого на Русь напали польско-литовские полчища — у нас их звали Литвой, — разорили много городов, осквернили много святынь и убили многих людей. Они хотели, чтобы русские отреклись от царя Василия Иоанновича Шуйского и признали царем или польского короля Сигизмунда, или Тушинского вора — Лжедимитрия II. Раз вошел к старцу в келью польский воевода пан Микулинский с другими панами. «В кого ты веруешь?» — спросил он. Старец ответил: «Я верую во Святую Троицу — Отца, Сына и Святого Духа!» — «А земного царя кого имеешь?» Старец произнес громогласно: «Я имею российского царя Василия Иоанновича. Живу в России, российского царя и имею, а иного никого не имею!» Один из панов сказал: «Ты, старец, изменник, ни в нашего короля, ни в Димитрия не веруешь!» Старец отвечал: «Вашего меча тленного я не боюсь и веры своей в российского царя не изменю; если ты меня за это посечешь, то потерплю сие с радостью; немного во мне крови для тебя, а у моего живого Бога есть такой меч, который посечет вас невидимо, без мяса и крови, а души ваши пошлет в муку вечную!» И пан Микулинский подивился великой вере старца.
Потом пришел из Новгорода князь Михаил Скопин-Шуйский, а против него — из-под Троице-Сергиевой лавры пан Сапега, и московская сила побила Литву. Сапега отступил и стал против Борисоглебского монастыря. Среди братии поднялась великая скорбь, а старец говорил: «Не убоимся посечения или пожжения от иноверных. Мы явимся новыми мучениками, получим венец на Небе от Христа Бога нашего».
Раз пришел в монастырь пан Кирбитский, подивился старцевым «трудам» и говорит Са-пеге: «В монастыре у Бориса и Глеба я нашел трех старцев скованных». Сапега пошел в келью старца и сказал: «Благослови, отче! Как ты терпишь такую великую муку?» Старец ответил: «Ради Бога сию темницу и муку терплю в келье сей!» Паны сказали Сапеге: «Сей старец за нашего короля и Димитрия Бога не молит, а молит за Шуйского, царя!» Старец возразил: «Я в России рожден и крещен, за русского царя и Бога молю!» Сапега сказал: «Правда в батьке велика: в которой земле жить, тому царю и служить!» Старец сказал: «Возвратись, господин, в свою землю, полно тебе в России воевать! Если же не уйдешь из России или опять придешь в Россию и не послушаешь Божия слова, то будешь в России убит!» Сапега умилился и сказал: «Чем мне тебя одарить? Я ни здесь, ни в иных землях такого монаха крепкого и безбоязненного не видывал!» Он прислал старцу дары и запретил своим войскам вредить монастырю, а сам пошел в Переяславль.