Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций
Шрифт:
Подведем итоги.
1. Прежде всего, внимание летописцев, первыми описавших появление монголов на границах Руси, сконцентрировалось на вопросах о том, кто такие татары и чем вызвано их появление именно в данный момент. При этом древнерусских книжников (и их читателей) интересовала прежде всего не этническая, а символическая идентификация языцев незнаемых. Основой для идентификации служили, видимо, апокрифические произведения эсхатологического характера, в первую очередь Откровение Мефодия Патарского.
2. Второй вопрос, волновавший летописцев, смысл произошедшего с русскими несчастья. Поражение на Калке однозначно расценивалось как наказание русских: либо как уже состоявшаяся расплата за грехи (Лаврентьевская и Новгородская первая летописи); либо как своеобразное предупреждение
3. Особенностью рассмотренных рассказов Новгородской первой и Лаврентьевской летописей является то, что в них союз русских князей с погаными половцами оценивается крайне отрицательно, в то время как татары еще не воспринимаются как безбожные. Видимо, поэтому поражение на Калке не представляется катастрофой, а действия южнорусских князей оцениваются критически. Однако, в отличие от подавляющего большинства современных исследователей, летописцы осуждают не столько разобщенность русских сил, сколько неблаговидность самого участия в противодействии бичу Божиему.
Справедлив вывод В. Н. Рудакова:
«…Принципиально иное восприятие татар возникает лишь после нашествия Батыя. Под воздействием…вновь открывшихся обстоятельств стремительности, масштабов, характера нашествия древнерусские книжники пытаются переосмыслить сформировавшееся до этого во многом нейтральное отношение к татарам. Именно в этот период появляются окрашенные в эсхатологические тона оценки произошедшей…погибели Русской земли» [221] .
Пока же время для таких оценок не наступило…
221
Рудаков В. Н. Восприятие монголо-татар в летописной повести о битве на Калке. С. 42
Лекции 5~6
НАШЕСТВИЕ
Прошло всего полтора десятилетия после сражения на Калке и судьбы русских земель резко переменились. Монгольское нашествие стало прологом к почти четвертьвековому периоду сосуществования двух различных и, в то же время, в чем-то совпадающих сообществ. Итоги этого сосуществования мы ощущаем на себе до сих пор.
Несомненно, проблема восприятия этого события является одной из ведущих тем, которые нам предстоит рассмотреть в данном курсе лекций. С одной стороны, оценка, характеристика нашествия относится к числу важнейших составляющих в национальном сознании современного россиянина, в частности русского человека. С другой как раз в силу принципиальной важности для этнической самоидентификации наших современников эта тема давно уже стала полем оживленных пропагандистских игр [222] . Именно поэтому тема восприятия ордынского нашествия представляет для нас особый интерес.
222
Напомню, что пропагандой принято называть манипулирование общественным сознанием при помощи образов и символов.
По справедливому замечанию В. Н. Рудакова,
«…практически во всех памятниках, созданных вскоре после нашествия, появление монголо-татар и поражения русских князей рассматриваются в неразрывной связи с той…духовной ситуацией, которая сложилась на Руси в предшествующий период. Таким образом, восприятие монголо-татар, осуществляемое в рамках саморефлексии книжников, являлось важным элементом тех морально-нравственных и интеллектуальных исканий, которые и определяли основные векторы духовного развития русского общества в рассматриваемый период» [223] .
223
Рудаков В.Н. Отображение монголо-татар в древнерусской литературе середины XIII–XV в.: Эволюция представлений, сюжетов и образов/Дисс… канд. филолог, наук. Рукопись. М., 1999. С. 64–65.
При освещении нашествия в исторической литературе (прежде всего, учебной) широко привлекаются более поздние древнерусские произведения, описывающие нашествие задним числом (в частности, Повесть о Евпатие Коловрате, дополнившая Повесть о разорении Рязани Батыем, и др.) и при этом переосмысливающие его в свете более поздних событий. Мы же сконцентрируем внимание на летописных сообщениях, созданных, что называется, по горячим следам.
Наиболее ранние варианты повести о нашествии Батыя сохранились в составе Ипатьевской, Лаврентьевской и Новгородской первой летописях. Естественно, в каждой из них рассказы о трагических событиях существенно расходятся как в том, что именно описывается, так и в оценках и характеристиках. Это, прежде всего, следствие, так сказать, пространственного фактора (подверглась ли непосредственно разорению местность, где создавалась летопись, или нет) и отношений, которые сложились между местными князьями и Ордой. Несомненно, самое существенное влияние на общее освещение событий, связанных с нашествием, оказывали время появления текста повести (непосредственно после нашествия или спустя некоторый иногда достаточно продолжительный период), степень осведомленности
Наиболее полный анализ текстов Повести предпринят А. Ю. Бородихиным. По мнению исследователя, все три ранних летописных рассказа
«…характеризуются некоторой обособленностью внутри летописного окружения… Это обстоятельство позволяет говорить о…вставном характере ранних повестей и, следовательно, об относительной независимости их от всего целого» [224] .
При этом А. Ю. Бородихин полагает, что для всех трех ранних редакций Повести существовал общий источник (источники):
224
Бородихин А. Ю. Цикл повестей о нашествии Батыя в летописях и летописно-хронографических сводах XIV–XVII вв./Диссертация… канд. филолог, наук. Рукопись. Новосибирск, 1989. С. 45–46.
«…связь ранних редакций… должна определяться только через прямое или опосредованное восхождение к этому источнику и независимое друг от друга отражение его» [225] .
Попытки обнаружить его предпринимались неоднократно. В свое время В. Л. Комарович обратил внимание на то, что большинство дошедших до нас летописных рассказов о нашествии Батыя начинаются с описания татарского взятия Рязани. По мнению исследователя,
«…нигде голос непосредственного наблюдателя и даже участника изображенных событий не слышится более внятно, чем в рязанском эпизоде рассказа» [226] .
225
БородихинА. Ю. Цикл повестей о нашествии Батыя в летописях и летописно-хронографических сводах XIV–XVII вв./Диссертация… канд. филолог, наук. Рукопись. Новосибирск, 1989. С. 57.
226
Комарович В.Л. Литература Рязанского княжества XIII–XIV вв.//Ис-тория русской литературы. М.; Л., 1945. Т. 2. Ч. 1. С. 75.
Помимо Новгородской первой и Лаврентьевской летописей, следы рязанского источника, как считал В. Л. Комарович, обнаруживаются в Ипатьевском и близких ему списках. Это позволило утверждать, что первоначальный рассказ о нашествии Батыя был составлен в 3040-х гг. XIII в. и включен в какой-то недошедший рязанский летописный свод. Он повествовал не только о собственно рязанском эпизоде татарского нашествия, но также и об осаде татарами Владимира и Козельска [227] . Позднее этот рассказ был приспособлен ростовскими и новгородскими летописцами. Мнение В. Л. Комаровича о рязанском происхождении начальной части статьи Новгородской первой летописи поддержал (хотя и очень осторожно) А. Н. Насонов [228] , в то время как Д. С. Лихачев настаивал на том, что
227
По мнению В. Л. Комаровича, рассказы Новгородской первой и Ипатьевской летописей сближает указание, что в осажденном татарами Владимире остался лишь один князь (Всеволод), а не два (Мстислав и Всеволод), как это следует из Лаврентьевской летописи, заменившей информацию рязанского источника сведениями ростовского происхождения. См.: Комарович В.Л. Литература Рязанского княжества XIII–XIV вв. С. 7576.
228
Насонов А. Н. Лаврентьевская летопись и владимирское великокняжеское летописание первой половины XIII в.//Проблемы источниковедения. Т. 11. М., 1963. С. 443. Ср.: Насонов А.Н. История русского летописания XI начала XVIII в.: Очерки и исследования. М., 1969. С. 184–185.
«…рассказ Ипат. о нашествии татар на Рязанскую землю не имеет ничего общего с рассказом НIЛ» [229] .
Кроме того, по мнению А. Ю. Бородихина, составители всех трех ранних вариантов Повести так или иначе использовали владимирский великокняжеский свод Ярослава Всеволодовича. Причем, как полагает исследователь, составители Ипатьевского и новгородского вариантов рассказов располагали материалами этого свода, еще не соединенными с ростовской летописной традицией [230] .
229
Лихачев Д. С. К истории сложения Повести о разорении Рязани // Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 261.
230
А. Ю. Бородихин не исключил возможности того, что составление владимирского источника относится к 30-м гг. XIII в. См.: Бородихин А.Ю. Цикл повестей о нашествии Батыя в летописях и летописно-хронографических сводах XIVXVII вв. С. 57, 114–115.