Русские женщины привилегированных сословий в Италии и на Лазурном берегу Франции
Шрифт:
Но исторически судьбы Неаполя и России переплетались не только в виде туристских вояжей и официально-дипломатических визитов. Благодаря политике посла А. К. Разумовского, официально представлявшего интересы Петербурга при дворе короля Фердинанда IV, стали развиваться торговые отношения: в Россию из Неаполя поплыли лимоны (которые использовались тогда, в основном, для дубления кожи), орехи, изюм, оливковое масло, кораллы, вино. Из России в Неаполь – древесина, железо, зерно, кожа, воск, икра [283] . Но в 1784 г. Разумовский был отозван Екатериной II, и в 1785 г. в Неаполитанское королевство прибыл камергер Императорского двора – П. М. Скавронский.
283
Новый регион. № 2. 31.07.2008. www.nr2/ru.authors/189103.html.
Племянник Екатерины I прославился в южной Италии меломанскими увлечениями: «Во дворце посланника в Неаполе
284
Ганичев В.Н. Адмирал Ушаков // Итальянская кампания. – М., 2004. – С. 23.
285
Бондаренко А. Кавалергарды: история, биографии, мемуары. – М. 1997. – С. 213–215. После смерти мужа Екатерина вторично вышла замуж за итальянца – графа Д. Литта.
Во время наполеоновских войн историк Д. П. Татищев был «отправлен посланником к Неаполитанскому двору и подписал союзный договор; оттуда отозван в 1808 году» [286] . Татищев стал свидетелем борьбы Великобритании и Франции за Неаполь, в чем принимала участие и Россия.
После окончания войн южная Италия, особый менталитет ее жителей, мягкий курортный климат, теплое море стали притягивать наших соотечественников своей «непохожестью» на российскую действительность: сюда ехали, несмотря «на ужасно дорогую жизнь» («Il carovita e terribile!» – В. О.) и сложную политическую обстановку. То, что в Неаполе жизнь была дороже, чем в Риме и Флоренции, во многом объяснялось высоким уровнем жизни Неаполя при Бурбонах. Корреспонденция русских аристократов насыщена самыми восторженными эпитетами по отношению к «самому населенному городу Европы», сравнимому по элегантности только с Парижем, его «домам без крыш», «шумом» без радости для иностранцев. Шумливость и преступные повадки простых людей Неаполя отпугивали аристократов, проживавших, «вращаясь между англичанами и lazzaroni napoletani» [287] .
286
Татищев Д.П. Biografia.ru/show_bio.aspx?id=123529.
287
Lo Gatto E. Russi in Italia dal secolo 17 ad oggi. – Roma, 1971. – P. 84.
С осени 1819 г. ситуация в Неаполе вновь накалилась и, по причине неспокойной политической обстановки и дороговизны жизни, президент Академии Художеств А. Н. Оленин после посещения Неаполя в 1819 г. предпочел, чтобы питомцы Академии останавливались «на постоянное место жительства» в Риме. Место посланника в Неаполе занимал тогда граф Г. Э. Штакельберг [288] , имевший «стычки» со своим секретарем, выдающимся поэтом К. Н. Батюшковым, из-за своего тяжелого характера (рядовых дипломатов в посольствах и миссиях «можно было пересчитать по пальцам – почти везде их, как и в Риме, было двое: первый и второй секретари» [289] .)
288
Опытный 54-летний дипломат Штакельберг до Неаполя служил на ответственных постах в Варшаве, Стокгольме, Турине, Берне, Гааге, Берлине. Он же был уполномоченным со стороны России на знаменитом Венском конгрессе. Но иметь дело с ним было нелегко, о чем упомянул в своих записках министр иностранных дел К.В. Нессельроде: «Он любит дать почувствовать подчиненным тяжесть своей власти. Человек возвышенных чувств, сердца горячего, нрава, преисполненного странностей и гордыни…».
289
Григорьев Б. Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке. – М., 2010. – С.132.
Но, в целом, жизнь в Неаполе, по сравнению с остальной Италией, оставалась более «веселой». По этим причинам состав российской «колонии» продолжал формироваться, в основном, по курортно-развлекательному принципу: здесь лечились как от легочных заболеваний, так и от «ипохондрии» (летом купаясь, зимой посещая старейший оперный театр в мире Сан-Карло). На побережье Неаполитанского залива имели дачи канцлер А. М. Горчаков, большие друзья Н. В. Гоголя, упоминавшиеся выше – Репнины-Волконские, на вилле которых в Кастелламаре ди Стабия отдыхал и сам писатель. Многие выдающиеся представители политики и культуры России здесь искали последнюю надежду на излечение, но, увы, не всегда находили. Здесь скончались
Пенсионер Российской академии художеств С. Ф. Щедрин в июне 1825 г. переехал в Неаполь. Именно неаполитанское пятилетие сделало его одним из лучших пейзажистов русского и мирового искусства [290] . Художник – маринист создал самые великолепные изображения этого удивительного края и принял участие в работе местной живописной школы «Позилипо».
По акварелям же А. П. Брюллова, приехавшего сюда в 1824 г., можно судить о составе русской «колонии» 1824–1825 гг., ибо в связи с наступлением очередного «святого года» в Риме в Неаполь переехало «много чужестранцев, из коих много было русских, которые, увидев несколько портретов /художника/, … пожелали, чтобы… сделал и для них» [291] .
290
Михайлова К.В. С.Ф.Щедрин (1791–1830). – Л., 1984. – С. 38.
291
Карнаухова Л., Архангельский С. А.П. Брюллов – портретист // Наше Наследие. № 83–84. – М, 2007. – С. 7–8.
Среди них – княгиня и княжна Голицыны, Чернышевы, графиня Е. А. Воронцова, княгиня М. А. Гагарина с дочерьми, графини Е. Ф. Тизенгаузен и Д. Ф. Фикельмон. Их мать – супруга посланника в Тоскане Е. М. Хитрово – помогла в продвижении художника по карьерной лестнице. Семейство Ферзенов, вынужденное по семейным обстоятельствам дольше других оставаться в Италии, было сильнее привязано к его брату Карлу. Сохранилось письмо Ольги Ферзен-Строгановой из Неаполя в Рим к К. П. Брюллову: «Мы ждем вас с нетерпением, и надеемся, что вы согласитесь посвятить 3 или 4 дня вашим старым приятелям» [292] .
292
Жданов А. Похищение на Черной речке // Приморский вариант. – Пушкин, 2007. № 12. – С. 4.
Приехав в гости к Ферзенам, великий портретист создал жанровую сценку «Портрет Ольги Ферзен на ослике». Вообще, по картинам С. Ф. Щедрина, И. К. Айвазовского, А. П. Брюллова можно изучать и географию этого удивительного края.
Интерес русских к Неаполю достиг своего апогея в 1828 г., когда началось извержение Везувия. В 1829 г. в неаполитанский порт заходили русские суда. И все же многие русские дворяне могли бы поддержать мнение Л. Н. Толстого, прозвучавшее в «Анне Карениной»:
«… Неаполь, Сорренто хороши только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня» [293] .
293
Толстой Л.Н. Анна Каренина// Собр. Соч. в 14 т.// – Т.8., – М, 1952. – С. 59.
В количественном отношении население неаполитанской русской общины никогда не превышало «колонии» наших соотечественников в других местах Италии, но, в связи с увеличением количества иностранцев, осевших на постоянное жительство или скоропостижно скончавшихся, в 1826 г. было организовано по указу короля Фердинанда IV первое некатолическое кладбище, так называемое «Cтарое английское кладбище у церкви Санта-Мария делла Феде» (ex Cimitero degli Inglese di Santa Maria della Fede), несмотря на сопротивление местного католического духовенства. Оно, как принадлежащее еретикам, было устроено по бытовавшей традиции вне освященной земли, за городской чертой, и в угоду «ультракатоликам» в одном из самых непрестижных мест Неаполя [294] .
294
Rizzi D., Shishkin А. Archivio italo-russo. – Salerno, 2002. – Р. 408. Первое погребение подданного Российской империи (Александра де Лобри) произошло здесь уже в 1833 г.
Первое погребение подданного Российской империи (Александра де Лобри) произошло здесь уже в 1833 году [295] .
В середине XIX века сотрудники Британского посольства (после объединения Италии – консульства) произвели перерегистрацию участков. С течением времени кладбище (несмотря на то, что тут хоронили некатоликов самых разных национальностей) получило у горожан название «английского» («degli Inglese»). Для этого были основания, ибо кладбище являлось собственностью Британского консульства, позиционировавшего интересы и других протестантских общин Неаполя. Кладбище было закрыто в 1893 г. из-за того, что его территория оказалась окруженной возникшей здесь жилой застройкой.
295
Талалай М.Г. Российский некрополь в Неаполе, Венеции и Сан-Ремо // Русско-итальянский архив 2. – Салерно, 2002. – С. 407.