Русский боевик
Шрифт:
«Вы попали в неудобное положение. Если Вас сегодня здесь обнаружат, вас могут убить. Вы ни в чем не виноваты, но это не имеет значения. Вам нужно переждать день-два. Ровно в шесть тридцать мимо Вашего дома проедет такси. Поднимите руку, и оно остановится. Сядьте в такси. Назовите шоферу адрес любого из Ваших друзей. Он Вас отвезет, вы там переночуете. В театре завтра не появляйтесь. Послезавтра все будет, как обычно. Никому ничего не говорите. Шофера Вы, возможно, знаете в лицо — не подавайте виду
Нижнее белье Ирка прощупала быстро, а с брюками и свитером ей пришлось повозиться. Пальто («коротковато», хотела было сказать холодеющая от страха Аделина, с юности гордившаяся тем, что выше матери на десять сантиметров, но Ирка замотала головой и снова приложила палец к губам, и Аделина похолодела еще больше, ладони и ступни стали влажными). Носки. Сапожки. Какой-то блестящий предмет мелькнул у Ирки в пальцах. Похоже на скальпель. Отделив край сапожка от подкладки, Ирка вытащила оттуда что-то похожее на бусинку, улыбнулась, подняла брови. Показала бусинку Аделине.
Кофе отец предпочитал крепкий. О чем-то спрашивал, Аделина отвечала рассеянно. Время от времени она поглядывала на старинные часы, показывающие правильное время.
— Именно так ты ей это и объяснила? — переспросил Эдуард, мрачно глядя на Надежду. Надежда молчала. — Ну? Да ты не молчи.
— Я тебе все сказала, как есть.
— Осторожно!
Оба отпрыгнули в сторону. Какой-то пьяный боров на дорогом драндулете.
— Вот зараза. Ну хорошо, — сказал Эдуард. — Спасибо.
— Я тебе одолжение сделала, — напомнила Надежда. — Большое одолжение. Ты передо мной в долгу, рейнджер.
— Понятное дело, — откликнулся Эдуард. — Только почему именно на Садовую нужно было меня вызывать? Могла и в обычное место. Я в отпуске со вчерашнего дня, чего мне мотаться туда-сюда. А ты при делах, вот и прокатилась бы за счет рабочего времени. Подумаешь — таинственность какая, неожиданные решения. Не Надежда, а легендарный Шелест.
— Не ворчи.
— Так, стало быть, колосс за тобой в комнату пошел?
— Представь себе. Дикость.
— И не хотел выходить?
— Не хотел.
— А почему же все-таки вышел?
— Я ему объяснила, что хочу побыть десять минут одна. Попрощаться с домом, ставшим мне родным.
— И он понял?
— Понял. Но не вышел.
— А когда вышел?
— Когда я пообещала ему отдаться. Прямо в моей комнате. После того, как побуду одна.
— И он согласился?
— А как ты думаешь?
— Ты со всеми нынче туда идешь?
— Да.
Эдуард покачал головой, улыбаясь.
— Да, не сдобровать колоссу. Представляю, что ты с ним сделаешь. Бедный парень.
— Ничего, жить будет. Так ты понял,
— Понял.
— Поскольку это все я сделала по твоей же просьбе.
— Да понял я, понял! Не наваливайся так на человека! И будешь ты царицей мира. Так, стало быть, сегодня вечером Тепедия прекращает существование?
— Ну, это не сразу. Волокита, бюрократия. Ты сам в отпуск напросился, или тебя главный надоумил? Чтобы, стало быть, не быть причастным?
— Сам. Но я думаю, он понял. И не возразил.
— Да. Ну, все, я поскакала.
Джинсы, сапожки, короткая куртка, густой макияж — Надежда любила этот образ, полу-студенческий, полу-богемный. Эдуард постоял еще некоторое время на углу, а затем перешел улицу и потопал мерным шагом к Думе. Там он еще некоторое время постоял, надвинув кепку на самые глаза.
Таксист попался неразговорчивый, и это было хорошо. Разговаривать Эдуарду не хотелось. Скрипнули тормоза. Эдуард показал таксисту удостоверение.
— Вот что, — сказал он веско. — Сейчас ты вылезешь и пойдешь обратно к Невскому пешком. Вот тебе несколько дукатов, но не вздумай напиться. Машину я оставлю… хмм… ну, скажем, на углу Загородного и Звенигородской. Через два часа. Ключи в булочной, там рядом, у Витьки, спросишь.
— Вы что же… — напуганный таксист широко открыл глаза. — Вы…
— Парень, мне некогда. Но даю тебе слово, что машина именно там и будет, и ключи тоже. Через два часа. Все, иди. Я при исполнении. Да иди же!
Аделина опоздала на пятьдесят секунд. К счастью, такси, в которое она могла ошибочно сесть, проехало мимо ее дома на десять секунд раньше. Эдуард, рискуя, мигнул фарами. Аделина не подняла руку — дура. Он затормозил, и она села на заднее сидение.
— Разъезжая… — сказала она, прокашлялась, и снова сказала, — Разъезжая, номер…
Так и знал. Именно к Стеньке. На стрежен. Не зря Надежда старалась, не зря я старался — именно к Стеньке она и бежит. Ну, что ж. Стенька так Стенька.
Просто из принципа Эдуард вырулил сперва на Невский, и доехал до Литейного, и свернул направо.
— Можешь говорить, — сказал он.
— Что происходит? — спросила она. — В чем дело?
— Дело в том, что отца твоего сегодня вечером арестуют. Не волнуйся, ничего страшного. Отпустят, но не сразу. Но отпустят. А вот если бы тебя нашли у него в доме после ареста, то…
— То — что?
— Многое могло бы произойти. Понятно?
— Эдька…
— Да?
— Это похоже на мистификацию.
— Такие вещи всегда похожи на мистификацию.
— Ты не придумал ли это все? Ирка — она знакомая твоя?
— А тебе не показалось поведение твоего отца странным?
— Показалось.
— Ну вот видишь.
— У меня завтра репетиция.
— Мне очень жаль.
— Мне необходимо там быть.
— Сколько тебе лет, а, Линка?
— Что?
— Сколько тебе лет?