Русский бунт навеки. 500 лет Гражданской войны

Тараторин Дмитрий Борисович

Тем не менее, сами казаки подозревали, что не сохранили святорусскую Правду в чистоте, завещанной им первым атаманом. И верили, что есть где-то тайный город Игната — новый Китеж. Вот только дороги туда и самые древние старики не знают.

Добыча преторианцев

Со святорусской точки зрения, вся деятельность Петра, безусловно, чистый негатив. Однако, на нее можно взглянуть и с другой позиции. И тогда обнаружится, что царь-выродок привнес и кое-что перспективное. Нет, речь не о европейской науке-технике С этим спешить никакой нужды не было, тот же Китай в XX веке только их освоил.

И что хуже ему от этого? Речь о некоторых «фашистских» элементах его властной конструкции.

Петр был безусловным русофобом. Он просто хотел реально переделать доставшийся ему народ, сделать его наполовину хотя бы «немецким». Причем, именно весь, сверху донизу. Налог за ношение бород брали отнюдь не с одних высших сословий (видимо, до поры только крестьян, да духовенство от него освобождали). А немецкое платье было обязательным для всего городского населения.

И в этой ситуации тотального глумления над всеми буквально национальными традициями, общего возмущения не происходит. Только самые последовательные защитники святорусских традиций казаки-старообрядцы бунтуют. Более того, император добивался и добился необходимой ему тотальной мобилизации нации. Но исключительно террористическими методами решить эту задачу невозможно. Требуется создать реальную мотивацию. И он ее создал.

Будучи сам пассионарным до психопатии, Петр дает шанс каждому пассионарию радикально изменить свой статус, создав систему кадрово-сословных лифтов.

Он давал людям разного происхождения, находящимся на разных этажах общественной пирамиды ощущение включенности в обще гигантское дело. По такому чувству сегодня ностальгирует, например, Проханов, ассоциируя его со Сталинским, прежде всего, проектом. Но первым подобным образцом был, конечно, Петровский.

И энтузиазм людей типа Меншикова (которые реально «из грязи в князи»), конечно, был сродни тому, что обуревал «индустриализаторов» и «коллективизаторов».

Дворянин, поступая на военную службу, начинал солдатом, наравне с рекрутами из крестьян. И у последних тоже был шанс стать офицерами и, соответственно, выбиться в дворяне.

Известный историк С.Ф. Платонов отмечает: «Так вполне сознательно Петр поставил основанием службы личную выслугу вместо старого основания — родовитости».

Он упразднил прежнее деление воинского сословия на детей боярских, дворян московских и городовых. И заменил его лестницей чисто служебных чинов, зафиксированной в знаменитой «Табели о рангах».

Однако, после смерти Петра то немногое, что было в его реформах, благом для нации, было похерено. Зато разрушительные тенденции только усилились.

Владычество немецких оккупантов — Бирона, Миниха и прочих — этому способствовало. И в их утверждении у власти, и в свержении, да и вообще, во всех дворцовых переворотах, которые становятся просто нормой в XVIII веке, решающую роль неизменно играет гвардия — преторианцы нового Рима. Как и в древнем, именно они — делатели императоров. В российском случае, главным образом, императриц.

И как, опять же, во времена Гелиогабала и ему подобных, они получают за свои «подвиги» награду. Вот только, в Древнем Риме преторианцы были замкнутой военной кастой, а в России — представителями дворянства. Поэтому, отстаивают они интересы не конкретно, к примеру, Преображенского полка, а всего своего сословия.

И с каждым новым переворотом, оно получает все больше прав. И все меньше у него обязанностей. Неуклонно сокращается срок службы, чтобы, в итоге, была и вовсе провозглашена «вольность

дворянства». Зато, параллельно крестьяне столь же неуклонно превращаются в рабов. Уже при восшествии на престол Елизаветы, в тексте присяги императрице, каковую приносили представители всех сословий, крепостные отсутствовали. То есть, за людей их уже не считали.

Ограничение свободы перемещения земледельцев в постопричные годы было обусловлено государственной необходимостью — требовалось спасти Землю Русскую от запустения. Хотя тогда уже было ясно, что бегут в опасные «украинные земли» бывшие землепашцы не от желания побродяжить, а из-за оскудения Правды в Царстве Московском.

Власть, в свою очередь, все дальше уходя от святорусского идеала, год от года усугубляла репрессивно-заградительные меры.

И к середине XVIII века крестьянин (безотносительно земельного надела) становится личной собственностью дворянина. Когда-то «дворянский идеолог» Иван Пересветов писал, что, те, кто «записывают людей в работу навеки, угождают дьяволу». И именно этим «угождением» с увлечением занялись некогда «служилые люди», через 200 лет, после создания его челобитных.

Добычей преторианцев, как и в Древнем Риме, становятся рабы.

А представители оккупационного режима, фактически, использовали дворян, как полицаев. Именно крестьянство оставалось хранителем потенциально опасных традиций Руси. И этот чуждый Петербургской монархии элемент ставился под двойной контроль хозяев и госадминистрации.

Так пропасть между русскими людьми из разных сословий становится практически бездонной. Дворяне, мало того, что пользуются всеми прелестями свободной от государственных обязанностей жизни, так еще и выглядят, как представители иного народа и говорят даже на другом языке. Они откровенно предают Русь.

Поэтому, если во время восстания Разина, казаки казнили только «облихованных» представителей власти и высших классов, то Пугачев вешает всех, а с некоторых даже живьем кожу сдирает.

Ворон еще летает…

Правда убывает на обоих полюсах. В гражданской войне (на Руси, по крайней мере, именно так) не бывает абсолютно правой стороны, не бывало до сих пор и тотально виноватой.

Емельян Пугачев резко отличается от своих предшественников. Разин — легендарный атаман и до восстания. Персидский поход — деяние былинное. Он, во весь голос, говорит от своего имени. И им подписывает свои «прелестные письма». В войске его были самозванцы (лже-Никон, например), но это большой роли не играло. У Стеньки имелась своя казацкая программа. И он, похоже, всерьез рассчитывал, если и не утвердить ее по всей Руси, то отвоевать для ее реализации некую территорию.

Булавин и Некрасов до своего выступления против «Царя-Ерохи» тоже люди известные, уважаемые казачеством. Причем, не только донским. У них имелись контакты с гетманом Мазепой. Соответственно, замысел был стратегический. Конечно, всю Россию в Русь обратить они не надеялись, но саблями отстоять казачью вольность и отсечь от Империи юго-западное ее «подбрюшье», похоже, ввиду имели.

Пугачев, в отличие от своих предшественников, человек из ниоткуда. Буквально, как у Пушкина в «Капитанской дочке», порождение степного бурана, посланник Хаоса. Самый натуральный бродяга, которого земляки-станичники подозревали в конокрадстве, становится вождем движения, поколебавшего основы Империи. Так исторической фигурой становится абсолютный маргинал. Такое, пожалуй, только в Смуту было.