Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции
Шрифт:
Заговоры начались со смертью Екатерины Первой, когда выбор вельмож пал не на дочь Петра Елизавету, а на одиннадцатилетнего Петра Алексеевича, который и стал императором Петром Вторым.
Императрице катастрофически не повезло с погодой – в ее правление страну преследовали неурожаи и – как следствие – голод и мор. В остальных бедах были виноваты ее чиновники: императрица вводила все новые и новые налоги, и армия чиновников рыскала по землям государства в надежде их собрать, то есть содрать любой ценой. Императрица была бездетна, но стремилась закрепить престол за своей семьей, поэтому наследником престола она назначила Ивана Антоновича, сына своей племянницы Анны Леопольдовны от брака с принцем Антоном-Ульрихом Брауншвейгским: в 1740 году, когда Анна Иоанновна умерла, – еще младенца. После смерти императрицы
Младенец так никогда и не стал императором. Свести с престола чужеродную династию решила дочь Петра Елизавета. И свела, организовав гвардейский заговор.
Как рассказывает об этих мятежных событиях Соловьев, в ночь с 25 на 26 ноября 1741 года Елизавета Петровна сама повела гвардейцев «брать Брауншвейгов». Надев поверх обычного платья кирасу, Елизавета села в сани и поехала в казармы Преображенского полка. Гренадерскую роту она нашла уже в полном сборе. «Ребята! Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною», – сказала Елизавета. «Матушка! – возопили солдаты и офицеры, – Мы готовы, мы их всех перебьем». Тут уж Елизавета стала объяснять, что ежели всех перебьют, то она на такое дело с ними не пойдет, все должно быть без крови. Затем Елизавета разломала барабан, чтобы случайно не подняли тревогу, взяла в руки крест, встала на колени и произнесла: «Клянусь умереть за вас; клянетесь ли умереть за меня?» Рота дружно заорала: «Клянемся!» Далее Елизавета будто бы обратилась с последним напутствием: «Так пойдемте же и будем только думать о том, чтоб сделать наше отечество счастливым во что бы то ни стало». Потом царевна села в сани, гренадеры окружили ее толпой, и все двинулись к Зимнему дворцу.
В ночь с 25 на 26 ноября 1741 года Елизавета Петровна сама повела гвардейцев «брать Брауншвейгов». Надев поверх обычного платья кирасу, Елизавета села в сани и поехала в казармы Преображенского полка.
В начале Невского, чтобы не делать шума, царевна вышла из саней и дальше уже шла пешком. Ей трудно было поспевать за солдатами, так что гвардейцы подхватили Елизавету на руки – так и донесли до дворца. Зайдя в караульную, она разбудила дремлющих часовых и сказала: «Не бойтесь, друзья мои, хотите ли мне служить, как отцу моему и вашему служили? Самим вам известно, каких я натерпелась нужд и теперь терплю и народ весь терпит от немцев. Освободимся от наших мучителей». Солдаты обрадованно воскликнули: «Матушка, давно мы этого дожидались, и, что велишь, все сделаем». Правда, четверо командиров оказали сопротивление, так что их тут же по велению царевны арестовали. После этого Елизавета с гренадерами вошла во дворец и затем – в комнату государыни.
Когда сонную Анну растолкали, та только и могла спросить с удивлением: «Как? Это вы, сударыня?» «Сестрица, пора вставать!» – сказал ей Елизавета. Анна Леопольдовна все поняла. Она просила лишь, чтобы не делали зла ни ее мужу, ни ее сыну. Елизавета обещала. Взяв на руки маленького императора, она воскликнула: «Бедное дитя! Ты вовсе невинно; твои родители виноваты!» После чего всю семью посадили под конвоем в сани и отправили во дворец Елизаветы. (Дальнейшая судьба невинного дитяти была печальна – всю свою жизнь он провел в тюрьме и умер тоже в тюрьме.)
Утром был обнародован манифест о восшествии Елизаветы на престол, она надела Андреевскую ленту, объявила себя полковником и стала принимать поздравления. У дворца уже собрался народ, так что она появилась на балконе и приветствовала толпу. Было страшно холодно, но она вышла на мороз и прошла вдоль полков, выстроенных по такому случаю. Днем она торжественно переехала из своего дворца в Зимний, а затем отправилась к молебну. Скоро все былые противники были арестованы и приговорены к смерти как государственные преступники, но Елизавета смертную казнь отменила и даровала несчастным – кому ссылку, кому тюрьму. У власти она пребывала до 1761 года и постаралась решить вопрос о престолонаследии задолго до своей смерти – назначила будущим императором принца Карла Петра Ульриха, племянника, и подобрала ему невесту – Софию-Августу-Фредерику, тут же перекрещенную в Екатерину и вынужденную перейти в православие.
Карл-Петр-Ульрих был коронован под именем Петра Третьего, но на престоле он пробыл недолго. Теперь уже Екатерина составила заговор, опасаясь,
28 июня 1762 года восстание вспыхнуло. Император был захвачен в летнем домике в Ораниенбауме и взят под стражу, а Екатерина Вторая – провозглашена императрицей вместе с наследником Павлом Петровичем. Петра Третьего изгнали в Ропшу, где и удавили. 22 сентября в Москве Екатерина была коронована.
Карл-Петр-Ульрих был коронован под именем Петра Третьего, но на престоле он пробыл недолго. Теперь уже Екатерина составила заговор, опасаясь, что муж насильно пострижет ее в монастырь, а сам женится на фаворитке Воронцовой. Екатерина применила уже известную тактику: составила заговор, и тоже в гвардейской среде.
Екатерина прожила долго и правила твердой рукой, хотя стремилась создать на Западе впечатление о себе как о правительнице просвещенной и заботящейся о своем народе. С первых лет правления императрица стала заботиться о развитии отечественных наук, поощряла и инициировала образовательные программы. Тем ужаснее было разочарование: в 1771 году разразился Чумной бунт, который показал настоящее положение дел.
Год 1771. Чумной бунт в Москве
В столице, где существовал усиленный полицейский режим, ничего подобного событиям 1771 года случиться не могло. Контроль власти над простолюдинами там был тотальный. Но прежняя столица Москва в этом плане была гораздо более легкомысленной. В 1768 году Россия ввязалась в очередную войну с Турцией. В то время по всему Причерноморью свирепствовала эпидемия чумы, которая косила одинаково как турок, так и русских. Вместе с ранеными, которых доставляли с театра военных действий в Лефортовский госпиталь, в 1770 году была привезена и чумная зараза. Первым от чумы умер находившийся на лечении офицер, затем – врач, который его пользовал, следом за офицером и врачом стали умирать жители соседнего с госпиталем здания, с которыми оба разносчика инфекции имели контакт. Из госпиталя инфекция передалась на суконную фабрику, где к весне 1771 года погибло около ста работников. Поскольку чумные больные проживали в разных местах Москвы, то зараза разнеслась скоро и по всему городу.
О размахе эпидемии мы можем получить представление: к концу лета 1771 года в Москве умирало больше тысячи человек в день, на них не хватало гробов. Дабы избавить город от трупов, их стали вывозить на телегах в предместья, иногда – в наспех сколоченных ящиках, иногда – и вовсе в мешках из рогожи. Как бывало всегда в таких случаях, исправнее работали не похоронные команды, а церкви – над Москвой разносился колокольный звон и непрерывно шли службы. Мертвых вытаскивали из домов и оставляли на улицах, больные неожиданно умирали и падали на мостовые, желающих убрать тела находилось все меньше, с количеством мертвых тел не справлялись могильщики, с количеством больных – врачи. К осени город охватила паника. К Москве срочно подтянули военные части, чтобы остановить бегство жителей, если оно примет массовый характер. Сами москвичи стали надеяться только на чудо.
И вот в Китай-город к иконе Боголюбской Богоматери, которую считали чудотворной, потянулись толпы верующих. Однако это была уже эпоха просвещения, и даже священнослужители понимали, что массовые скопления людей во время эпидемии – лучший способ дать заразе еще более распространиться. Так что московский архиепископ Амвросий поступил с точки зрения научной вполне грамотно: ларец для приношений, куда прихожане складывали свои презенты, он запечатал, икону убрал, а молебны запретил.
К концу лета 1771 года в Москве умирало больше тысячи человек в день, на них не хватало гробов. Дабы избавить город от трупов, их стали вывозить на телегах в предместья, иногда – в наспех сколоченных ящиках, иногда – и вовсе в мешках из рогожи. Как бывало всегда в таких случаях, исправнее работали не похоронные команды, а церкви – над Москвой разносился колокольный звон и непрерывно шли службы.