Русский человек в Ханивуде. Часть 1
Шрифт:
Наконец, предыдущий эпизод был успешно снят, и пока работники готовили сцену для нашего эпизода, режиссер подошел познакомиться со мной. Нас представили друг другу. Он оценил выбор кандидатуры и приказал переодеть меня в халат доктора. Потом он мельком глянул на мою весьма привлекательную спутницу и сказал:
– Ее переодеть в медсестру.
– Нет, нет. Я просто с преподавателем, – она сопротивлялась так, как будто ей предложили сниматься обнаженной.
Фото
Но режиссер ее уже не слушал, и костюмеры увели ее переодеваться. Мою спутницу переодели в «ципао», длинное платье китайского образца, сделали две очаровательных косички, от чего она вообще стала выглядеть еще привлекательней. Во время единственного эпизода, в котором я в качестве иностранного врача обследовал больного, она ни жива, ни мертва стояла рядом и держала поднос с медикаментами. А когда мы возвращались домой, я пошутил, что она теперь стала киноактрисой, и поинтересовался:
– А почему ты так сопротивлялась? Ведь любая девушка посчитала бы за счастье сняться в кино, хоть даже в одном эпизоде, как ты. Разве ты не хочешь быть актрисой?
– Нет, не хочу.
– А почему?
Ответ поразил меня своей простотой и наивностью:
– Потому что все артистки – нехорошие женщины.
Я с сожалением посмотрел на эту дочь своего народа, воспитанную в таком «пуританском» духе, и молча проводил ее до девичьего общежития с очень строгим запретом посещения для мужского населения университета, куда она… свободно проникла сквозь приличную щель между створками дверей, замкнутых на амбарный замок, висевший на цепи. Против природы не попрешь, какие бы запреты не придумывала власть и не уродовала сознание своих подданных.
И она была не единственным человеком, который заявлял мне о таком отношении к артисткам, как будто в обычной жизни у других женщин не случается разных превратностей в судьбе.
В связи с этим вспомнился еще один эпизод. Когда я в первый год своего пребывания в Китае еще жил в Пекинском университете, один из моих китайских друзей на Новый год подарил мне красивый настенный календарь, посвященный одной из китайских кинозвезд. Надо подчеркнуть, что в Китае это очень популярная форма подарков к Новому году, потому что выпускают много настенных календарей на разные темы от изображения Мао до вульгарных красоток из интернета. Такие календари висят в течение года на стенах почти всех китайских квартир вместо картин или ковров.
В подаренном мне календаре было двенадцать хорошо выполненных фотографий этой кинозвезды в разных нарядах от традиционного китайского платья «ципао» до современного бикини. В то время я не придал этому особого внимания, потому что не был знаком ни с одной из звезд китайской величины не только лично, но даже и по фильмам, поэтому сразу же повесил календарь над своей кроватью в общежитии, где были голые стены с белой больничной побелкой, стараясь тем самым придать своей комнате хоть какой-то жилой вид.
Когда однажды ко мне пришла моя студентка, время от времени навещавшая мою скромную обитель, она сразу же обратила внимание на появление новой обитательницы моей комнаты.
– Вам нравится Гун Ли? – с искренним удивлением,
– Кто это? – сначала не понял я, но потом увидел, что она смотрит на календарь, и ответил: – Да вот мне недавно подарили красивый календарь.
– Она плохая женщина, – заявила девушка.
– А кто она? Почему она плохая? Очень даже красивая.
– Это известная артистка Гун Ли. Вы разве не знаете?
– Не знаю. А в каких фильмах она играла?
Она играла в фильме «Красный гаолян».
Вот тут и я вспомнил героиню китайского фильма, который прошел много лет назад в восьмидесятые годы в кинотеатрах Советского Союза, пожалуй, впервые после режима долгого молчания о Китае. Естественно, я как китаист тогда посмотрел этот фильм, который тоже произвел на меня довольно сильное впечатление, хотя бы потому что это было что-то совершенно новое из жизни китайского народа. Не осталась тогда без внимания и красивая молодая актриса, исполнявшая главную роль.
После того, как я узнал об этом, я уже с большим благоговением стал относиться к своему календарю и изображенной на нем артистке. Но почти все без исключения китайские гости, как женского, так и мужеского пола, почти в один голос, как мантру, повторяли одну и ту же фразу:
– Она плохая женщина.
– Я не знаю, какой она человек, я с ней не знаком, но я видел фильмы с ее участием и считаю, что она замечательная актриса, – вынужден был я защищать известную во всем мире артистку Гун Ли от ее же соотечественников.
Чуть позже мне удалось узнать, что такое отношение к Гун Ли, было продиктовано официальной пропагандой, которая обрушилась в те годы на этот и другие фильмы режиссера Чжан Имоу. Тем более что во время съемок этого фильма произошел известный адюльтер режиссера с этой актрисой, приведшей к разводу в его семье. Нужно ли говорить, сколько и чего пришлось выслушать этой паре из официальных средств массовой информации? Через некоторое время я убедился в том, что о их «любви» люди в Китае знают больше, чем о созданных ими прекрасных кинокартинах.
Долгое время этот уникальный творческий тандем создавал замечательные фильмы, хотя в конечном итоге их семейная жизнь тоже не сложилась. Они расстались, а Гун Ли через некоторое время вышла замуж за иностранца китайского происхождения и уехала из страны. Надо ли говорить, что такое свободное отношение Гун Ли к семейной жизни заставило многих китайцев, придерживающихся ханжеской морали, считать ее чуть ли не падшей женщиной.
После этого я стал с особым вниманием относиться к творчеству этой актрисы, старался посмотреть другие фильмы с ее участием, но по-настоящему открытием для меня стал фильм «Хуахунь», который можно перевести как «Опьяненная живописью», в котором Гун Ли удалось создать образ первой китайской художницы Пань Юйлян, осмелившейся изобразить обнаженную натуру в стиле «ню», а посему не признанной в Китае и вынужденной сначала учиться, а потом и работать во Франции даже в период ее оккупации фашистами. Фильм охватывает почти всю жизнь этой художницы, поэтому актрисе пришлось перевоплощаться в разные возрастные категории от молоденькой девушки, проданной в бордель, до известной пожилой художницы, умирающей в одиночестве в своей квартире в Париже.