Русский Дьявол
Шрифт:
Но самым впечатляющим нововведением Сталина должна была стать новая избирательная система. В беседе с американским журналистом Роем Уилсоном Говардом, состоявшейся 1 марта 1936 года, Сталин сказал: «По новой конституции выборы будут всеобщими, равными, прямыми и тайными… Избирательные списки на выборах будет выставлять не только Коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации. А таких у нас сотни: всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти. Наша новая конституция будет, по-моему, самой демократической конституцией из всех существующих в мире». Однако сталинский оптимизм не нашел поддержки в партийных кругах. Ни пропагандистских материалов по затронутым в интервью вопросам,
Как бороться с ней, Сталин уже знал. Тем более что в циркуляре заместителя наркома внутренних дел Г. Е. Прокофьева от 9 февраля говорилось об активизации деятельности троцкистских и зиновьевских групп с целью создания «единой контрреволюционной партии и единого организационного центра власти в СССР». И первый удар пришелся по троцкистам. Ссыльные троцкисты теперь, с одобрения генерального прокурора Вышинского, высылались в отдаленные лагеря, а уличенные в «причастности к террору» расстреливались.
Далее Сталин сделал небольшую паузу. Он давал время противникам нововведений одуматься и переменить мнение. Но широкое руководство проявляло демонстративное равнодушие к новой конституции. 13 июня 1936 года все газеты опубликовали проект нового Основного закона, а 14 июня ввели рубрику «Всенародное обсуждение проекта Конституции СССР», под которой стали помещать отклики граждан — рабочих, крестьян, инженеров, врачей, учителей, красноармейцев, командиров Красной Армии, кого угодно, только не членов широкого руководства партии. Исключением стали статьи в «Правде» лишь двух первых секретарей крайкомов: Закавказского — Л. П. Берии и Сталинградского — И. М. Варейкиса. Причем первая из них, случайно или сознательно, содержала довольно примечательную фразу, раскрывавшую затаенные опасения узкого руководства: «Нет сомнения, что попытки использовать новую конституцию в своих контрреволюционных целях будут делать и все заядлые враги советской власти, в первую очередь из числа разгромленных групп троцкистов-зиновьевцев».
Кроме Берии и Варейкиса, из видных партийных и государственных деятелей страны откликнулись лишь те, кто входил в состав Конституционной комиссии: В. М. Молотов, М. И. Калинин, Н. В. Крыленко, А. Я. Вышинский, А. И. Стецкий и К. Б. Радек. Члены широкого руководства под разными предлогами подчеркнуто уклонились от обсуждения проекта Конституции. Они не желали объяснять причину, побудившую их занять именно такую позицию, однако она была понятна очень многим, и не только сталинской группе. Писатель М. М. Пришвин, давно отошедший от политики (до революции он примыкал к эсерам), 22 июня 1936 года записал в своем дневнике: «Спрашиваю себя, кто же этот мой враг, лишающий меня возможности быть хоть на короткое время совсем безмятежным? И я отвечаю себе: мой враг — бюрократия, и в новой конституции я почерпну себе здоровье, силу, отвагу вместе с народом выйти на борьбу с этим самым страшным врагом всяческого творчества».
Складывалась парадоксальная ситуация. С одной стороны, все члены ЦК дружно на всех форумах проголосовали за проект, но с другой — никто из них не выступил открыто в его поддержку. Это уже напоминало откровенный саботаж, и группа Сталина, как и в начале 1935 года, решила нанести упреждающий удар. Во второй половине июня Ягода и Вышинский составили список наиболее опасных, по их мнению, троцкистов, которым можно было бы предъявить
Надо ответить лишь еще на один вопрос: почему в качестве первого удара узкое руководство выбрало левых, а не партократию? Ю. Н. Жуков отвечает так: «Из-за твердости в убеждениях, бескомпромиссности первых. Из-за того, что при проведении политических реформ договориться с ними, достигнуть какого-либо обоюдо-приемлемого компромисса было просто невозможно. С партократией, как и вообще с бюрократией в целом, найти общий язык было несравненно проще, даже легко — из-за органически присущего ей конформизма, готовности принять какую угодно политическую доктрину, конституцию, даже иной социально-экономический строй, но при одном непременном условии: ее властное и материальное положение не должно быть ущемлено. Поэтому-то она и могла, несмотря на уже оказываемое сопротивление, принять в конечном итоге, пусть в предельно ограниченном, куцем виде, политические реформы группы Сталина». Это правильное, но поверхностное объяснение.
Если сопротивление партократии объяснялось в значительной степени обычными человеческими слабостями дорвавшихся до «кормушки» чиновников и представляло стихийный и не оформленный никакими внутренними договоренностями протест, то левые имели внутри себя организационные структуры и выступали «единым фронтом». Не секрет, что среди троцкистов были масоны, и получаемые ими инструкции из «центра» (от того же Троцкого или кого-либо из его эмиссаров) тайно координировали действия оппозиции. Суровая правда знаменитых московских процессов состоит в том, что в их ходе была без лишнего шума ликвидирована масонская ветвь партии. Сталин и его ближайшее окружение не афишировали этой особенной статьи партийных чисток. Но высшим иерархам масонского ордена прозрачно намекнули, что их русские тайны могут и выплыть наружу. Намек, в частности, был сделан на процессе «антисоветского троцкистского центра», где допрашивался подсудимый Арнольд, он же Васильев, он же Ефимов, он же Раск, он же Кюльпенен.
Вот характерный отрывок протокола:
«Арнольд.С 1920 по 1923 г. я (родившийся и выросший в России. — А. А.)пробыл в американской армии. Дальше я поехал в Лос-Анджелес, в Калифорнию. Потом познакомился там с русскими товарищами, которые состояли в обществе технической помощи Советской России, в котором я принял участие, и решил поехать в Россию.
Вышинский.Решили, значит, тоже оказывать техническую помощь Советской России?
— Да.
— Как же вы ее оказывали?
— Я приехал в Кемерово.
— А вы не были членом масонской ложи?
— Был.
— Как вы попали в масонскую ложу?
— А это было в Америке, я подал заявление и поступил в масонскую ложу.
— Почему в масонскую, а не в какую-нибудь другую?
— Пробивался в высшие слои общества. (Общий смех в зале.)
— Вы попали в общество технической помощи Советской России уже будучи масоном? Не помогла ли вам масонская ложа проникнуть в это общество?
— Нет.
— А когда вы поступили в это общество, вы сказали, что вы масон?
— Нет, я держал это в секрете.
— Вы вступили в ВКП(б), когда прибыли из Америки?
— Я вступил в партию в 1923 году.
— И в это время вы оставались масоном?
— Да, но я никому об этом не говорил…
— В Америке вы были связаны с коммунистической партией?
— Был связан, принимал участие в работе коммунистической партии в 1919 году.