Русский Дьявол
Шрифт:
Равенство — так для всех людей на земле, иначе и не стоило бы ввязываться в революцию. Эта мысль жила и будораживала умы русских людей, воспринявших идеалы революции. Так устроено наше сознание, идея мировой революции сродни нам. Другое дело, что понять ее гибельность для России и для русского народа было не просто. Только пройдя все катаклизмы XX века, русские могут вполне осознать это.
Мировая революция гарантировала ее вождям власть над миром, но власть эта от Дьявола. Вспомним третье искушение Дьявола, отвергнутое Христом: «Опять берет Его диавол на весьма высокую гору
Мировая революция — искушение, дьявольское наваждение, которое исковеркало жизнь не одного поколения наших соотечественников. Прозрение наступало медленно, и борьба с этим революционным бесовством по существу была главным содержанием внутрипартийной борьбы. Идеологом мировой революции был Троцкий, а после его отъезда из страны — ближайшие последователи. По другую сторону партийных баррикад находилась команда Сталина, ратовавшая за построение социализма в отдельно взятой России. Отношения между двумя этими группировками были чрезвычайно сложными и запутанными. Обе, насколько возможно, апеллировали к трудам Ленина и отстаивали право называться последователями Ильича, «верными ленинцами». Каждая группа старалась также перетянуть на свою сторону руководство Коминтерна, главным образом, за счет кооптирования в него своих сторонников.
Разумеется, эта схема партийных разборок является очень упрощенной, если не сказать примитивной. Были периоды, когда баррикады разбирались и бывшие оппозиционеры становились соратниками. Правда, только на время, как правило, весьма недолгое. Но это было. Бывали и разлады внутри команд, когда «отщепенцы» изгонялись из власти или примерно наказывались и лишь потом возвращались к хозяйскому столу. Бывало и так, что Сталин со своей центристской позицией оказывался как бы между двух огней и вынужден был искусно лавировать. Но в целом двухполюсная схема достаточно хорошо отражает внутрипартийную обстановку, царившую в СССР.
О сути своего видения пути развития СССР Сталин открыто заявил в докладе «К итогам работы XIV конференции РКП (б)», сделанном 9 мая 1925 года. Ключевой насущной целью он признал индустриализацию. Но заодно Иосиф Висарионович постарался сыграть не только на разуме, но и на чувствах наиболее ортодоксальных коммунистов, остававшихся в душе противниками НЭПа. Сталин отважился даже установить, ссылаясь на Ленина и прикрываясь его авторитетом, примерную дату победы пролетарской революции; ее наступления можно было ожидать через 10–20 лет «правильных отношений с крестьянством».
Так Сталин на практике начал осуществлять ту линию поведения, которую определил для себя еще в марте 1922 года в статье «К вопросу о стратегии и тактике русских коммунистов». Главное — составить «план организации решающего удара в том направлении, в котором удар скорее всего может дать максимум результатов». Поэтому он и принял индустриализацию как
Остановимся хотя бы ненадолго и задумаемся, что же воспрепятствовало претворению в жизнь этой разумной и взвешенной программы? В 1926–1927 гг. группа Сталина успешно переиграла троцкистскую оппозицию. Перемены в хозяйственной жизни страны партия постановила проводить постепенно и в соответственно с заранее продуманным планом. Что же разрушило все эти идиллические проекты? Или, по-другому, по какой причине Сталин санкционировал геноцид русского народа во время коллективизации?
История коллективизации таит в себе загадку — почему партийный пленум в ноябре 1929 года, нарушая формулировки недавнего съезда (декабрь 1927 года) о сбалансированном развитии сельского хозяйства, одобрил форсированную коллективизацию?
Размышляя о предпосылках погрома крестьянства, наивно полагать, что Сталин не предвидел разрушительных следствий объявленной политики (уже был пример насильственной продразверстки и массовый мор людей в Поволжье). Точно также нелепо связывать «великий перелом» со злой волей восходящего к власти диктатора. Решительность в перемене политики предполагает предельно вескую причину.
Современные исследователи периода коллективизации (историки, писатели, публицисты) сосредотачивают внимание преимущественно на внутриполитических событиях и партийных дискуссиях. Но обратим внимание на то, что сверхжесткая коллективизация была санкционирована на следующий месяц после начала мирового экономического кризиса, отсчитываемого от спекуляций на нью-йоркской бирже в конце 1929 года. Случайно ли совпадение точек временного отсчета двух этих экономических катастроф?
Сопоставим две группы фактов.
1) Во время кризиса страдала экономика аграрного сектора.
В США. Созданное в 1929 году федеральное фермерское управление начало скупку сельскохозяйственных товаров, чтобы не допустить слишком сильного падения цен. К середине 1931 года на правительственных складах скопились огромные запасы. Сосредоточение товаров без надежды на выгодный сбыт оказывало крайне неблагоприятное влияние на рынок. Когда же во второй половине 1931 г. управление прекратило закупки и начало распродажу товаров, это привело к полной дезорганизации сельского рынка.
В 1933 г. Р. Тагвелл (советник президента Рузвельта по проблемам сельского хозяйства) пресек попытки расширения продажи по демпинговым ценам продуктов сельского хозяйства за рубеж, решительно указав, что сбыт продуктов за границей по ценам ниже внутренних подорвет всю внешнюю торговлю и вызовет ответные меры (Н. Н. Яковлев.ФДР — человек и политик. М.: Международные отношения, 1988).
Во Франции. Цены на сельскохозяйственные продукты резко упали (в среднем в два раза), тогда как цены на промышленные изделия снизились гораздо меньше. Производство сельхозпродуктов стало убыточным.