Русский флибустьер
Шрифт:
В трюме было тесно и душно. Стоял зловонный запах нечистот, немытых тел и пота. Двести с лишним пленников томились тут как сельди в бочке, кто в кандалах, кто прикованный цепью за ногу к шпангоуту. Тихий гомон голосов на время прекратился, рабы оглядели своего нового товарища. Один из турок, приведших Петрушу, надел на его ноги железные оковы и запер их. Турки удалились.
Гомон в трюме возобновился. К Петруше обращались с вопросами на разных языках, услышал он и русскую речь.
– Ты кто? – спросил его человек, обритый наголо, но с небольшим клоком волос на темени. – И
– Я Петр Авдеев, помощник капитана фрегата «Крепость». По навету в тюрьме оказался. А ты кто?
– Донской казак я. Степан Стольчин. Четвертый год уже на каторге. В полон попал при взятии Азова. Упредив штурм, наш атаман решил устроить ночную вылазку, да неудачно вышло… Силы были неравные.
– А что у тебя с ухом? – Петруша заметил, что у Степана отсечено левое ухо. – В бою?
– Нет, бежать с каторги пытался. За побег басурмане одно ухо отрезают. За вторую попытку – другое, а за третью нос. А потом и целиком голову.
В трюм спустился цирюльник и обрил налысо голову Петруше.
– Это у них такие знаки отличия, – пояснил Степан. – Преступников бреют наголо, пленным чуб оставляют, а вольникам разрешают усы носить.
– Неужто кто-то по доброй воле сюда попадает?
– Всяко бывает. Нищие, да сирые, кому деваться некуда. Или от закона кто прячется.
– Тут, смотрю, с усами-то и нет никого.
– Есть немного. Их в другом трюме содержат.
Наверху в это время началась суета. С палубы стали доноситься звуки свистков, топот ног, скрип снастей.
– Видать, в море басурманы засобирались, – проворчал Степан. – Сейчас на работу погонят.
И впрямь, щелкая плетьми, в трюм спустились турки-аргузины и ударами по спинам принялись поднимать рабов. Они снимали оковы, которыми пленники были прикованы к шпангоутам, но сковывали им ноги, чтоб невозможно было сделать широкий шаг. Упираясь в спины ятаганами, аргузины направляли рабов на выход из трюма, а подручные подгоняли их ударами плеток. На палубе комит, держа в правой руке обнаженную саблю, а в левой плеть, указывал место на банке, куда сажать того или иного гребца.
На каждую банку комит рассаживал по два гребца, его помощник тут же приковывал их цепью к веслу и банке. Петрушино место оказалось возле борта. Рядом с ним, у прохода, сидел рослый, исхудавший, но очень мускулистый человек. Судя по тому, что на лице его были усы, Петруша догадался, что это вольнонаемный. Ноги его, как у всех гребцов, были скованы, однако в отличие от других к веслу и банке он прикован не был.
– What the hell brought me to this galley 5 , – проворчал усатый сосед.
5
Кой черт понес меня на эту галеру (англ.). Цитата из пьесы Жана Батиста Мольера «Плутни Скапена» (прим. автора)
– Ты англичанин? – спросил его Петруша по-английски.
– Да.
– А звать тебя как?
– Вильям.
– Я – Петр, Пит, по-вашему. А как ты оказался здесь?
– По пьяни. Мы шли на пакетботе
На берегу к причалу восемь невольников поднесли богатые носилки. Откинув полог, оттуда вышли мужчина и женщина, по трапу они взошли на борт галеры. За ними следовали несколько невольниц и трое слуг, которые несли поклажу. Мужчина и женщина поднялись на кормовую надстройку. Там, на верхней площадке, защищенной от солнца и дождя матерчатым тентом с бахромой, стоял капитан и рядом с ним три офицера. Они с почтением приветствовали прибывших.
Петруша узнал поднявшегося на борт мужчину – это был кадий, вынесший ему на суде смертный приговор.
– Кадий Юсуф с супругой, – пояснил Вильям. – Хозяин этой посудины. Видать собрались на морскую прогулочку.
Тем временем с берега убрали трап, несколько человек на причале толкнули галеру шестами, а шестивесельная шлюпка за привязанный к шпирону галеры фал развернула ее носом к выходу из залива. Свисток комита возвестил о начале движения. Аргузины прошлись по куршее – настилу между банок – и рукоятками плеток понукали гребцов взяться за весла, податься вперед и приготовиться грести…
Покинув Золотой Рог, галера взяла курс на запад и двигалась в видимости берега. Погода стояла солнечная и почти безветренная, море спокойное. Звук барабана задавал ритм гребли, комит и его помощники прохаживались по куршее от кормы к носу и обратно, следили за работой гребцов. До самой темноты гребля продолжалась без отдыха. Когда наступила ночь, вдали показались огни города. Капитан направил судно к берегу и, не доходя кабельтова, велел остановиться. Комит приказал гребцам выбрать весла, матросы на кабестане опустили якоря.
Гребцов оставили спать на своих рабочих местах. С рассветом их растолкали. Комит орал и щелкал плетью, отдавая команды то грести, то табанить, выполняя маневры. Галера зашла в порт и стала у причала. Рабов отковали от весел и загнали в трюмы.
Двое суток судно стояло в порту, на третьи по свистку комита рабов снова усадили за весла.
Глава 7
Каторжное существование в качестве раба на галере, пожалуй, самая ужасная, тяжелая и безрадостная страница жизни Петруши. Изнурительный многочасовой безостановочный труд, скудный паек из нескольких сухарей и глотка жидкой похлебки, побои, редкие часы отдыха сидя на банке или в тесном вонючем трюме и непрестанные думы о побеге. Его сердце рвалось на родину, где остались батюшка с матушкой, братья и сестры, а главное – Анастасия. Его Настасьюшка. О ней грустил он и денно, и нощно.