Русский город Севастополь: великое мужество, великие тайны
Шрифт:
Митрополит Макарий придерживается именно этой версии, он пишет:
«…После этого, не благоразумнее ли отказаться однажды навсегда от обольстительной мысли, будто был у славян еще с первых веков какой-либо перевод хотя бы некоторых книг священных? Все, что можно придумать в пользу ее, очевидно, ведет только к предположениям и притом очень шатким, не представляя ни одного прямого доказательства. Между тем, с другой стороны, есть решительные доказательства, которые говорят, что перевод Священного Писания и богослужебных книг на славянский язык в первый раз совершен именно во второй половине IX века Константином, в монашестве Кириллом, и Мефодием.
Доныне уцелели, хотя в позднейших списках, современные жизнеописания этих святых братьев, составленные их учениками. И что же? В обоих жизнеописаниях представляется, что первыми изобретателями славянских букв, первыми перелагателями священных книг на славянскую речь, первыми учителями славянскому языку были святые Кирилл и Мефодий. В житии святого Кирилла,
Уцелели и еще два столько же современных свидетельства, оставленные уже не учениками славянских апостолов, а людьми сторонними, которые, однако ж, могли иметь о них самые точные сведения. Первое принадлежит папе Иоанну VIII и находится в буллах его к святому Мефодию от 879 года и к богемскому королю Святополку от 880 года; здесь не только упоминается о словенских письменах, изобретенных неким философом Константином, о литургии, святом Евангелии и божественных чтениях из Ветхого и Нового Завета на славянском языке, но выражается мысль, что все это возымело начало свое только при Святополке, что вопрос о славянском богослужении был тогда совершенно нов и что за сие-то дотоле неслыханное нововведение враги святого Мефодия обвиняли его пред папским престолом. Второе свидетельство находится в записке неизвестного «Об обращении каринтийцев», составленной в 873 году, в которой повествуется, что святой Мефодий, изобретши вновь славянские буквы и заменяя ими буквы и язык латинский, а чрез них вытесняя и римское учение, унизил в глазах народа славянского отправление богослужения на латинском языке; и так же, как в буллах папы Иоанна, представляется все это нововведением.
Такое же свидетельство о святых Кирилле и Мефодии как реформаторов славянской азбуки и славянского перевода священных книг находим:
1) в Прологе Иоанна, экзарха Болгарского, к переведенному нм Богословию святого Иоанна Дамаскина в начале X века: «Понеже убо, — так начинает речь свою экзарх, — святый человек Божий Къстянтин. Философ река, мыногы труды прия, строя письмена словенских клыни, и от Евангелии и Апостола прелагая избор: еликоже достиже живый в мире сем темьнем, толико же преложь…» Потом рассказывает, как по смерти брата святой Мефодий перевел и все Священное Писание.
2) В «Сказании о письменах» Черноризца Храбра, нам уже известном и относящемся к первой четверти X века.
3) В Житии Климента, епископа Болгарского, ученика славянских апостолов, написанном вскоре после его смерти (27 июля 916 года), одним из его учеников. Здесь говорится о святых Кирилле и Мефодии: «Они ревностно преподавали учительское слово на еллинском языке и многих привлекли своею мудростию. Но как славянское племя, или же болгарское, не разумело писаний, изложенных на языке еллинском, то святые мужи считали это за великое зло… Что же они делают? Обращаются к Утешителю, от которого исходит дарование языков и сила слова… И действительно, получив это вожделенное дарование, они изобретают славянские письмена, переводят духовенные писания с эллинского языка на болгарский и стараются передать способнейшим из своих учеников божественные наставления. И немало было таких, кои пили от источника их учения. Из них избранными и вождями всего сонма были: Горазд, Климент, Наум, Ангеларий и Савва». И далее: «Кирилл, как будто ему назначено было пребывать во плоти на столько времени, чтобы изобресть письмена и перевести писания, переселяется к Богу…»
4) В письменном слове святым Кириллу и Мефодию, которое если и не может быть неоспоримо усвоено ученику их Клименту Болгарскому, то, по крайней мере, явилось в XI или даже в X веке. Ибо в списке XII века оно сохранилось и доселе под следующим заглавием: «Слово похвально на память святыма и преславным учителям славянского языка, сотворимшим писмены ему, преложимшим новый и ветьхий законы в язык, их блаженному Кириллу и архиепископу Панонскому Мефодию». В самом слове сочинитель обращается к славянским апостолам со следующими словами: «Закон Божии сугубо преложиша в нови язык предаста, писмена сотвориша ему… не на тожем основании свое дело полагающа, с изнова писмена вображена и совершиста в язык но пришла оттуда (т. е. от хазар) на западные страны, благовествующее слово Божие в язык новый, и
«Излишним считаем приводить свидетельства других писателей XI, XII и последующих столетий. А заметим только, что мысль о святых Кирилле и Мефодии как первых перелагателях Слова Божия и богослужебных книг на славянский язык была во все века единодушно принимаема всеми славянами; она сделалась, можно сказать, одним из священнейших преданий славянской Церкви, которое с благоговением передавали отцы детям как драгоценную святыню.
Для нас, русских, во времени перевода святыми Кириллом и Мефодием священных книг на славянский язык достопримечательно еще то, что оно едва ли не в точности совпадало со временем основания нашего отечества. Сохранилось Сказание об обретении мощей святого Климента, папы Римского, написанное, по всей вероятности, самим святым Кириллом Философом и, несомненно, одним из главнейших участников события. В заглавии „Сказания“ обозначено, что обретение мощей совершилось в 861 году. А из жития святого Кирилла известно, что он убедил херсонского архиепископа отыскать мощи Климентовы во время своего путешествия к хазарам, и что вскоре по возвращении от хазар он должен был идти к моравам, и пред отправлением к ним изобрел славянские письмена, и начал перевод Евангелия, поэтому можно предполагать, что последнее событие могло последовать именно в 862 году. В другом сказании о мощах святого Климента, написанном современником святого Кирилла Философа на латинском языке (или в так называемой Итальянской легенде), говорится, что святые Кирилл и Мефодий, прибывши в Моравию, подвизались здесь четыре с половиной года; потом по требованию папы Николая I отправились в Рим, где не застали уже его живым, а встречены были преемником его Андрианом II, который, как известно, вступил на святительский престол 14 декабря 867 года. Отсюда справедливо заключают, что время прибытия солунских братьев в Моравию надобно полагать в первых месяцах 863 года. Но так как святые Кирилл и Мефодий изобрели славянскую азбуку и начали переводить Евангелие от Иоанна еще в Царьграде перед отправлением своим в Моравию, то и относить начало перевода священных книг можно к 862 году, когда началось и Царство Русское».
Несколько иначе выглядит версия выдающегося историка Г. В. Вернадского в его знаменитом монументальном труде «Древняя Русь»: «…Знание славянского языка оказалось очень полезным Константину во время его пребывания в Херсонесе». И он нашел там список Евангелия и псалмов, написанных по-русски («роськы письмены писано», вариант «русьскы»), и он нашел человека, говорящего на этом языке, и говорил с ним, и понимал смысл того, что говорит тот, и, приспособив его язык к своему собственному наречию, он разобрал буквы, как гласные, так и согласные, и, помолясь Богу, стал быстро читать и говорить (по-русски).
Хотя сам Константин повсеместно признан изобретателем славянского алфавита, и хотя нет никаких ясных свидетельств о существовавшем до него сколько-нибудь развитом славянском письме, знаменитый вышеприведенный фрагмент из «Жития» Константина вводил в заблуждение несколько поколений ученых. Предполагалось много теорий для идентификации тех самых «русских букв». До недавнего времени «готская» теория считалась наиболее правдоподобной. Согласно ей манускрипт, который был найден Константином в Херсонесе, был на готском (на языке крымских готов). В 1935 году совершенно противоположная гипотеза была выдвинута А. Вайяном, а именно, что такое толкование вышеприведенного фрагмента следует считать неточным, и в нем вместо «русских букв» (руськы) имелись в виду «сирийские буквы» (сурьскы). На наш взгляд, ни готская, ни сирийская теория не имеют оснований. Крымские готы были хорошо известны даже в Константинополе и, конечно, еще больше — в Херсонесе, невозможно, чтобы Константин ошибся, приняв их за русских. Что касается сирийской гипотезы, то она более правдоподобна, чем готская, ввиду общего образования и культурного уровня Константина, но в то же время мы стоим перед тем фактом, что ни в одном из списков «Жития» Константина в этом фрагменте не читается «сурьскы», в том время как в некоторых манускриптах нет «русскы», но есть «росьскы» или «рускы», так что возможность вывести «руськы» из «сурьскы» в этом фрагменте чрезвычайно мала. Более того, из содержания рассказа ясно, что главной трудностью Константина было разобрать буквы, а не понимать язык, что ему удалось легко, сравнив этот язык со своим собственным, то есть, несомненно, сравнивая русский с македонским и славянским наречиями.
Все это вместе говорит о том, что манускрипт действительно был на русском, то есть на языке южной руси (асов, антов), или более точно — на языке крымских асов или русов.
Своеобразный же итог этой «книге тайн» подвел уже наш с вами современник профессор С. А. Беляев: «…Путь лежал через Херсонес, где братья пробыли довольно долго и по дороге в Хазарию, и на обратном пути.