Русский город Севастополь
Шрифт:
Он принял карту от Вунша, внимательно рассмотрел.
– От Евпатории удобнее идти вдоль берега моря, – произнёс себе под нос. – Отдал обратно карту. – Попросите казаков проверить броды.
Князь направил коня вдоль реки. Ближе к морю берег оказался крутой, скалистый, весь изрезанный оврагами. Он внимательно оглядел тропинки. Спустился вниз к воде по самой широкой, идущей по дну оврага. Камни сыпались из-под копыт. Конь скользил, пару раз едва не упал.
– Крутая тропа, – высказался
– А пушки, пожалуй, втащить можно, – задумчиво произнёс Меньшиков.
– Как же их втащишь? – удивился начальник штаба. – Эдак сорвётся и передавит всех, кто сзади.
Меньшиков ничего не ответил, достал блокнот и вновь начертал что-то карандашиком. Прискакал есаул.
– Ваша светлость, проведали броды.
– Докладывайте.
– В пяти местах можно пешком речку перейти. Течение не сильное, но кони пройдут. Это не речка – ручей. Мост один прочный по дороги из Евпатории, возле аула Бурлюк.
– Ещё мосты есть?
– У аула Тарханлар и у Альматак. Но то не мосты, а так – корову перевести.
– Эти два надо разрушить. Оставить один у Бурлюка.
– Сделаем, ваша светлость.
– Дно проверяли?
– Ил – покалено.
– Ещё раз проверьте, где можно протащить орудия, – приказал Меньшиков.
Есаул ускакал.
Главнокомандующий заставил коня вновь подняться по крутой тропинке вверх. Проехал к дороге, ведущей в Евпаторию. Осмотрел возвышенность. Достал вновь блокнот.
– Это что? – указал он на кучку домиков в противоположной стороне от моря.
– Аул Тарханлар, – подсказал ротмистр Болатуков. – Дорога от него идёт к берегу Качи.
На возвышенности торчала недостроенная восьмиугольная башня оптического телеграфа. Меньшиков подъехал к башне, слез с коня и поднялся по винтовой железной лестнице на наблюдательную площадку. Вслед за ним поднялся Вунш с картой. С площадки чудесно просматривалась вся местность. Хорошо видна река со всеми изгибами, сады, виноградники. Справа кучка домиков аула Альматак. Ближе к морю более крупный аул Бурлюк.
– Красивый край, – с сожалением покачал головой Меньшиков. – Поглядите, какие ухоженные сады. А виноградников сколько! А вон тот белый домик я знаю, – указал князь туда, где за низкими мазанками аула Тарханлар белел высокий каменный дом в два этажа. – Имение Марии Павловны Анастасьевой. Надо бы предупредить даму, чтобы съезжала, да все ценное прихватила.
Вновь прискакал Есаул.
– Ваша светлость, нашли пару мест, где можно пушки перетащить. Но все же удобней через мост, – крикнул снизу казак.
– Что ж, давай посмотрим, что это за мост, – решил главнокомандующий.
Меньшиков спустился с башни, взобрался в седло и направился вниз к аулу
Меньшиков спросил у ротмистра Болатукова:
– Дома из глины?
– Из глины с рубленой соломой, – подтвердил князь Болатуков.
– Если такой дом поджечь?
– Крыша быстро прогорит и рухнет внутрь. А стены будут стоять, но дыму от них – жуть.
– Дыму?
– Так точно, ваша светлость. Дымят несносно. – Ротмистр насторожился. – Почему вы спросили?
– Сами подумайте, – пожал плечами Меньшиков. – Если через аул пройдёт неприятельская армия, – он обречён.
Их встретил неистовый лай собак. Любопытные босоногие дети высыпали на пыльную улицу. Из калиток выходили седобородые старики, несмотря на жару, в барашковых папахах, длиннополых рубахах, подпоясанных широкими кушаками.
Меньшиков осмотрел мост. Прочный, деревянный. Настил мог выдержать тяжёлое орудие.
– Ваша светлость, – обратился к нему Омер-бей. – Местный мулла приглашает вас на чай.
– Скажите, что я принимаю приглашение, – согласился главнокомандующий.
– Народ взволнован, – тихо сказал ему Болатуков. – Старейшины спрашивают, зачем мы здесь? Ходят разные слухи, будто турецкая армия готова высадиться в Евпатории, а с ней Сеит-Ибрагим.
– Это тот, который из рода ханов Гиреев?
– Да какой он Гирей? Проходимец, – зло ответил ротмистр. – Из рода шайтана он. Будет народ баламутить.
– Я беседовал с Таврическим муфтием Сеид-Джелиль-эфенди в Бахчисарае, – вспомнил Меньшиков. – Муфтий заверял меня, что крымские татары нисколько не стремятся под покровительство Турции.
– Сами знаете, горские татары преданы России, но за степных я ручаться не могу. А Сеит-Ибрагим сумеет внести семя раздора в наш народ. У него два острых кинжала: лживый язык и золото султана.
Мулла оказался сухой старик с седой бородкой, но спину держал по-молодецки ровно. Свободный халат из зелёной парчи покрывал его высохшее тело. На голове белая чалма. В одной руке он держал самшитовые чётки, другой опирался на деревянный посох с медным набалдашником. В прохладном персиковом саду был вырыт небольшой пруд. Рядом накрыт стол. Все по-европейски: белая скатерть, чашечки с блюдцами, большой фарфоровый чайник. Блюда с лепёшками и орехами. Колотый сахар в серебряной вазочке. Фрукты в меду.