Русский камикадзе
Шрифт:
Он помолчал с минуту — волнуясь, подбирал слова…
— За ее спасение, Павел, отдельная тебе родительская благодарность! Верно говорят: добро всегда возвращается; поэтому никогда не жалел и не пожалею, что когда-то помог тебе выбраться из той передряги. Но не только из-за этого я попросил Иру привезти тебя. Существуют и другие на то причины…
Пока из уст первого прокурора Горбатовской области Белозеров, помимо благодарности, слышал лишь общие и малозначащие фразы. Он ничего не понимал. То ли Леонид Робертович присматривался к кандидату на «должность» будущего зятя, то ли оценивал лояльность «пробитого боевика» для какого-то таинственного поручения.
До этой минуты Палермо
— в то самое смежное со столовой помещение.
— Дело в том, Павел… — проводив Ирину взглядом до двери, заговорил тот тише и быстрее. — Дело в том, что твоя бывшая банда во главе с несмышленым Зубко во сто крат безобиднее, чем преступник, обличенный большой властью. Ты разделяешь мою точку зрения?
Майор неопределенно пожал плечами — подобные мысли никогда не тревожили его голову.
— Как бы тебе объяснить… Я не могу утверждать, что ненавидел то общество, которое мы называли социализмом. Так же как не могу признаться и в любви к нему. Странным оно было, то время… С одной стороны, чем не правильнее ты спрягал глаголы — тем, образно выражаясь, длиннее маузер вешали на твой бок. А чем длиннее становился маузер, тем большими полномочиями ты обладал. Глупостью попахивает, идиотизмом!..
— А что же с другой стороны? — осторожно поинтересовался Белозеров.
— С другой стороны о таком беспределе, о такой коррупции во власти тогда никому не могло присниться в самом беспокойном сне. Воровали, разумеется… И секретари, и председатели, и прочие чиновники. Но чтоб дойти до такой дикости, бессердечия, хищной ненасытности… Никогда! — с горечью молвил прокурор, потирая от волнения пальцами виски. — А коррупция во власти, взявшая старт в начале девяностых — это, друг мой, почище бандитизма и всей организованной преступности вместе взятой.
— Разве? — искренне удивился майор. — А я считал…
— Нет и еще раз нет, — качнул головой Леонид Робертович, и устало процитировал: — «Но если люди, стоящие на страже законов и государства, таковы не по существу, а только такими кажутся, ты увидишь, что они разрушат до основания все государство, и только у них одних будет случай хорошо устроиться и процветать». Это сказал Платон две с половиной тысячи лет назад. В принципе, Павел, все общественные пороки: нищета, проституция, наркомания, воровство, тот же бандитизм, мздоимство врачей и преподавателей вполне излечимы, если общество борется с ними всерьез и всем миром. Но коли сама власть, обязанная следить за порядком и должная направлять усилия совместной борьбы, коррумпирована сверху донизу, то она и являет собой самый ужасный порок из всех известных. Что делает невозможным излечение государства от прочих болезней.
— Кстати, папу ничуть не удивила жестокость твоих методов ведения войны, — вздохнув, пожала плечиками Ирина, внося в столовую кофейник. — Так что, у тебя появился надежный союзник.
— Во-первых, Ирина, он лучше нас знает, какими должны быть те методы, — твердо молвил отец, откидываясь на спинку стула, — А во-вторых, вы — дети своего времени; ваше сознание формировалось, когда в стране вовсю кипел беспредел диких девяностых годов! Ты же в своих статьях никого не щадишь. Не так ли?
— Это журналистка, папа. И у меня в руках диктофон или ручка с блокнотом, а не автомат. Ладно, я умолкаю! — рассмеялась она, завидев готовность мужчин возражать слаженным хором.
Покончив с кофе, Леонид Робертович ласково распорядился:
— Ты приберись тут, Ирочка, а мы пока поднимемся в кабинет — покурим.
Кабинет занимал почти четверть второго этажа. И там, плотно прикрыв
— Павел, мне необходима твоя помощь.
Офицер спецназа в растерянности остановился, да пожилой мужчина гостеприимным жестом пригласил располагаться…
— Ты, верно, в курсе, что господин Стоцкий правит нашей губернией седьмой год, — тяжело вздохнул Филатов. — Стоцкий — монстр, дошедший до верхушки областной власти по головам и костям человеческим — у меня имеется масса косвенных улик — о них-то я и собираюсь тебе поведать. Однако губернатор повязан с множеством темных личностей, включая тех, кто прочно сидит в столице. Одним словом, свалить его не просто даже мне — человеку, напрямую подчиняющемуся Генеральной прокуратуре. Ты присаживайся, разговор долгий…
— Я мало знаю о губернаторе, — признался Павел, оглядываясь по сторонам. В кабинете, словно специально для разговора тет-а-тет, стояли два удобных кресла. Устроившись в одном из них, он приготовился слушать…
— Что ж, тогда немного расскажу о нем, — кивнул Филатов. — Дмитрий Петрович Стоцкий — выходец из глубинки, из простого села, расположенного на севере нашей области. Отслужив в армии, вернулся в родной колхоз, устроился механизатором, позже поступил на заочное отделение экономического факультета Сельскохозяйственного института. Сейчас, правда, не моргнув глазом, заявляет, что окончил МГУ. Но суть не в этом…
Прохаживаясь вдоль высоких — до самого потолка стеллажей, Леонид Робертович с благоговением поглаживал корешки книг, вытаскивал какие-то тома, листал, затем аккуратно ставил на место. И продолжал невеселое повествование:
— Получив высшее образование, постепенно пошел вверх по служебной лестнице сначала в сельском хозяйстве, потом в городской администрации. Став вице-мэром Горбатова, довел своего непосредственного шефа — мэра Титова, до самоубийства. Если не ошибаюсь, это произошло после их совместной охоты… От той истории в архиве прокуратуры осталась лишь посмертная записка застрелившегося из охотничьего ружья Титова, в которой он осыпал проклятиями достопочтенного Дмитрия Петровича. Тут, как говориться, фактами мы не располагаем — на лицо одни догадки. Посему, расскажу о других случаях, где все, более или менее, ясно.
Первый прокурор устроился на пустующем кресле, взял с письменного стола трубку, коробочку с табаком; пододвинул поближе к гостю пепельницу.
— На пути к освободившейся должности мэра у господина Стоцкого неожиданно появился серьезный конкурент… Не стану называть его имени — это не имеет касательства к нашему делу. Значение имеет то, как Стоцкий разобрался с ним.
— И как же? — прикурил сигарету Белозеров.
— До гениальности просто. Он стал расчищать путь наверх с помощью лидеров бандитских группировок. Да-да, не удивляйся, — кивнул Филатов в ответ на взметнувшиеся вверх брови молодого человека. — Чтобы достичь поставленных целей, такие люди как Дмитрий Петрович, не гнушаются и самых отвратительных способов. Помнишь, в начале девяностых у всех жителей Горбатова был на слуху бандит по кличке Макс?
— Да, припоминаю. Держал в страхе весь Заводской район.
— Верно. Вот дружбой с ним-то достопочтенный вице-мэр и воспользовался. Макс мастерски организовал гибель конкурента Дмитрия Петровича в его собственном гараже — будто тот, закрывшись там ночью с любовницей, нализался, включил двигатель автомобиля — погреться, да так, вместе с подружкой и задохнулся. Следствие проводилось в спешке и под усиленным контролем того же Стоцкого. Я тогда работал в городской прокуратуре, и кое-что моим ребятам удалось добыть — не прямые улики, но явные намеки. А дальше началось самое интересное…