Русский капкан
Шрифт:
На допросе товарищ ответил:
«Нет, не общался».
Генерал Миллер, выкраденный в Париже и спешно отправленный в Москву, на вопрос следователя отделался общими словами:
«Мы были по разные стороны баррикад».
Противники, воспитанные одним кодексом чести, друг друга, как правило, не топили. В старой русской армии, как свидетельствовали ветераны, вышедшие из огня Гражданской войны, были редки случаи предательства сослуживца, который в любых обстоятельствах ничем себя не запятнал,
Среди русских генералов корпоративный дух был довольно высок. Служба в Красной армии рассматривалась, как служба Отечеству.
В те годы войны, как подтверждает известный военный историк профессор В.В. Глушков, когда возникла реальная угроза германского наступления на Петроград, многие офицеры русской армии, оказавшиеся после двух революций не у дел, вновь стали на защиту Отечества. К осени 1918 года на службе в Красной армии насчитывалось несколько тысяч бывших офицеров, в том числе 775 генералов, 980 полковников, 746 подполковников и более десяти тысяч младших чинов.
В Шестой Красной армии служил один генерал – Александр Александрович Самойло. По свидетельству М.С. Кедрова, это был «один из немногих генералов, которые явились красотой и гордостью Красной Армии».
Генерал-майор Самойло для красных командиров подавал пример корпоративного духа. Своей безукоризненной честностью и порядочностью, смелостью и отвагой – своим авторитетом он затмил всех политкомиссаров, присланных в Шестую Красную армию по распоряжению Троцкого.
41
Операция «Капкан» началась при тридцатисемиградусном морозе.
Бодрило то, что установилась тихая безветренная погода. Таежный городок тонул в белесой дымке. Избы, превращенные в опорные пункты, мирно покоились под толщей сыпучего снега.
В избах не спали: кое-где пробивались огоньки. Дежурные расчеты, чтоб показать, что бодрствуют, пускали ракеты, и тогда на снегу оживали придавленные снегом сосны, появлялись тени. Они кружились, удлинялись. Гасла ракета – и тени исчезали, сумерки сгущались.
На снегу вроде – ни души. В белых маскхалатах замерли цепи красноармейцев.
И вот с опушки леса – вспышка, одна, вторая, третья…и – грохот.
После короткой, но мощной артподготовки по разведданным целям батальоны Шестой Красной армии 25 января 1919 года задолго до рассвета перешли в наступление.
Несколько дней назад вьюга успокоилась, мороз усилился. В минуты относительного затишья было слышно, как стреляют на морозе сосны и на реке, по которой непрерывно мела сухая поземка, постреливал лед.
Сейчас – все тонуло в грохоте. Сугробы ожили, задвигались, подали голос:
– Ура-а!
Это поднялись лыжники в белых маскхалатах.
Сохранились воспоминания орденоносца Степана Рындина, красноармейца 156-го стрелкового полка.
Он приводит один из эпизодов взятия Шенкурска в январе 1919 года.
…Из каменного приземистого домика, что стоял у самой пристани, засыпанной снегом, из-под фундамента вдруг застрочил пулемет «Люис». Но по наступающим бил он недолго. Бойцы первой роты, в их числе мы с Василием Синюковым, сбросили с валенок лыжи, ворвались в траншею, расчищенную от снега, по ходу сообщения проникли в дот. Это был подвал, приспособленный для стрельбы из амбразуры. В приоткрытую дверь я бросил гранату.
Пулемет замолк, но не надолго. Как только снаружи раздались торжествующие голоса, пулемет заговорил снова. Тогда гранату бросил Синюков. И сразу же после взрыва мы бросились на пулеметчика.
– Пан русский, сдаюсь! – послышался крик.
По акценту – поляк. Сколько их тут – неизвестно. Темно и дым – не продохнуть. Больше гранат у нас не было. Нам выдали только по одной. На первый случай. И в первые минуты боя этот первый случай настал. Теперь у нас были только винтовки. В магазине – пять патронов. Командир роты товарищ Пекарский нас предупредил:
– Патронов – мало. А интервентов – много. Попусту жечь – запрещаю.
Слова ротного мы хорошо запомнили и патроны попусту не жгли. В этом полуподвале работали прикладами и штыками.
В кромешной тьме кричу:
– Кто тут сдается?
На крик отзывается все тот же голос с польским акцентом:
– То я, пан русский вояк.
Солдат стоял впереди. Можно было его пырнуть штыком и побежать дальше. Пожалел. Ведь он не сопротивлялся. Хотя перед этим «люисом» двух наших прекрасных товарищей лишил жизни.
Синюков, прокашлявшись, мне кричит:
– А нам комиссар твердил: будем выкуривать американцев.
Я товарищу популярно объяснил, как на политбеседе:
– В Америке, говорю, всякий сброд…
В тот день мы с товарищем Синюковым взяли в плен одного поляка, одного негра и одного канадца, бывшего украинца…
42
В бою за взятие Шенкурска, как писала «Красноармейская газета», особо отличился 156-й стрелковый полк. За этот коллективный подвиг он был награжден Почетным революционным Красным знаменем Всероссийского Центрального Комитета.