Русский крест: Литература и читатель в начале нового века
Шрифт:
Я два года тому назад писал об этом В. М. Молотову. Очень быстро по его распоряжению явилась комиссия от Моссовета, признала помещенье непригодным для проживанья, повторила посещенье и тем дело ограничилось. Я никого не виню, новых домов мало, и естественно, что квартиры достаются только людям чрезвычайным, крупным служащим и лауреатам. Устроиться в бытовом отношении в городе пока для меня мечта неосуществимая, и я к Вам не с этими тягостями, потому что никогда не осмелился бы докучать Вам ничем неисполнимым. Моя просьба проще. Она, как мне кажется, удовлетворима и справедлива.
Я пять лет работаю над лучшими произведениями Шекспира, и, судя по
Поддержка театров явилась бы для меня большим облегчением. Жить одною текущей работой возможно, но трудно. Мне давно за пятьдесят, зимой у меня от переутомления болела и долго была в бездействии правая рука, так что я научился писать левой, у меня постоянно болят глаза. Мне очень совестно беспокоить Вас пустяками, я годы и годы воздерживался от этого, пока был жив Александр Сергеевич Щербаков, который знал меня и выручал в крайностях.
Дача в Переделкине.
25 авг. 1945 г.»
Письмо поразительно полным чувством собственного достоинства, хотя и является ни чем иным, как развернутой просьбой.
Так пишут не верховному диктатору, которому только что мир поклонился, – так пишут заявления в жэк. Главному инженеру. Хозяйственнику. Исполнительному директору Литфонда. Не знаю еще кому – из того же разряда.
Никаких поклонов, комплиментов, ни слова о политике, ни звука об окончании войны; ни литавр, ни петард. Абсолютное чувство знания того, что «мне» положено. И еще – об интересном.
Только после письма Сталину, на следующий день 26-го, он пишет письма об оказании поддержки издания его переводов шекспировских пьес в Гослитиздате А. А. Фадееву и К. А. Федину.
Пастернак прекрасно понимает, кто в жэке начальник. И действует в единственно верной последовательности.
А ведь с «Гамлетом» связана широко известная тогда в узких кругах история: на приеме в Кремле Сталин подошел к Ливанову, а его черт дернул спросить у вождя, как, мол, лучше играть Гамлета. А эту пьесу о расслабленном неудачнике вообще ставить не надо, – по слухам, ответил вождь, тем самым остановив на несколько лет возможные интерпретации.
Так что вопрос о Шекспире и его пьесах (особенно «Гамлете») совсем не безобиден.
В Пастернаке и его поведении эта черта храбрости, бесстрашия поражает – дай мне положенное, говорит поэт кесарю, – о том, что в руках кесаря, а не Бога.
Подарком стала и монография Романа Тименчика «Анна Ахматова в 60-е годы». Поскольку книги я обычно читаю параллельно, от одной переходя к другой и обратно, то параллельно и всплыло, что Пастернак написал это письмо Сталину в день (ночь?), когда Ахматова впервые принимала у себя Исайю Берлина, что, по ее мнению, послужило причиной к взрыву негодования все того же Сталина, – кого принимает по ночам наша монахиня, – к объявлению холодной войны и к железному занавесу.
А урок? месседж, как нынче говорят? смысл? Смысл – в новогодне-рождественской радости, что «под елкой» можно найти необыкновенные литературные подарки и исторические сюрпризы. Надо только внимательно следить
А что такое – событие? Публикация процитированного выше письма – событие. Выход второго тома полного собрания сочинений Афанасия Фета – событие. Книга Тименчика – событие. Двухтомник «Литературная жизнь России 1920-х годов», подготовленный в ИМЛИ (ответственный редактор А. Ю. Галушкин), – событие. И подарок.
В частности – немаловажной – эти подарки нужны тем, кто разрабатывает просветительски-беллетризованные повествования, будь то роман-биография, биографическое эссе, роман с определенным историческим фоном. Будучи автором трех «био»-книг о Борисе Пастернаке («Борис Пастернак: участь и предназначение» – СПб.: Блиц, 2000; «Пастернак и другие» – М.: Эксмо, 2003; «Борис Пастернак. Времена жизни» – М.: Время, 2007) понимаю и сверхценность подобных трудов. В конце года вышли сочинения, где мои «пастернаковские» наблюдения и идеи цитируются без кавычек, преображаясь под бойким пером прозаика. В частности – роман «Марбург» («Новый мир», 2005, №№ 10–11).
Простодушный Сергей Есин предупредил мою возможную реакцию: «Не обижайся, старуха, но мне так понравилась твоя книга о Пастернаке, что я тебя ободрал в своем романе» (за смысл сказанного ручаюсь). Есин поступил остроумно: перевел мои умозаключения в вопросы своего героя, проф. Новикова. А так ли, что…? А можно ли подумать, будто…? Предполагаю… и т. д.
Так что подарки бывают всякие – и нам, и от нас. Намеренные, «адресные» и случайные, незапрограммированные. Пускай – нам не жалко, еще напридумываем.
Читал ли Путин Ахмадулину?
Что читает Путин? Понятия не имею. Читает ли вообще? Читает ли он что-нибудь, кроме – по усталости – иногда зачитываемых по бумажке выступлений?
Ни в чем таком «читательском» он пока не замечен. Ну хотя бы классику там какую читал – Пушкина бы, как непременное «блюдо всех». Нет – ни Пушкина, ни Достоевского, ни Блока, никакого «серебряного» или «золотого» века.
Ленин написал множество работ и статей, книг и сочинил, как нынче бы сказали, множество проектов (иные даже и воплотил). Сталин оставил 13 томов сочинений, но главное (по нашей теме) был активнейшим читателем – ни одна из получивших сталинскую премию книг не осталась вне его внимания, чтения и оценки. Хрущев – это мемуары, носящие следы чтения и оценки (анти! и так бывало) современной словесности. Брежнев… «Малая земля» и всякое другое: не будем о печальном. Андропов сам писал стихи. Горбачев – читатель, безусловно. И – освободитель книг из плена, не забудет благодарный издатель (и читатель многомиллионный). Ельцин? В меньшей степени, но следы чтения (и активной реакции на прочитанное) присутствуют.