Русский лабиринт (сборник)
Шрифт:
На вторую ночь мы уже могли без потери репутации выспаться, как говорится, с запасом. Но то ли девственно свежий байкальский воздух, то ли подсознательная горечь от скорого отъезда разбудили меня с первыми лучами солнца. С легким недоумением увидев рядом с собой вторую – Юрину «ромашку» вместо уже привычной, я взял гитару и пошел будить товарища песней. То ли я был с утра не в голосе, то ли еще почему, но Юра начал брыкать меня ногой из-под одеяла. И лишь когда я затянул что-то военное, его наконец-то проняло, и мы спустились к столу завтракать. Как понимает читатель, завтрак был больше жидкий. Уже позже
– Это у вас тут десантников в Байкале на водку ловили?
Все-таки ВДВ у нас уважают.
...
2008
Сестра и брат
Они потерялись еще в детстве на вокзале города Н-ска. Вернее сказать, потерялась она – маленькая робкая девочка с русой косой, перетянутой шикарным голубым бантом, и испуганными васильковыми глазами. Проезжающие невольно любовались маленькой русской красавицей, и никому не приходило в голову подойти и спросить, почему васильки в глазах такие мокрые. Никому, кроме пожилой женщины, торговавшей здесь же пирожками.
– Что у нас такой цветочек и в слезах? – Женщина достала из сетки платок, и девочка послушно уткнула в него курносый носик.
– Мм-а-ама потерялась, – еле сдерживаясь, чтоб не зареветь в три ручья, всхлипнула девочка.
Женщина покачала головой в вязаном платке.
– Ишь ты, мама у нее потерялась. Это ты потерялась. Как тебя зовут-то?
– И б-бра-атик. – Девочка доверчиво заглянула в глаза незнакомой тетеньке.
– И братик? Эх ты… как зовут тебя, говорю?
– Ле-е-на. – Девочка, почувствовав близкую помощь, стала всхлипывать меньше.
Женщина выпрямилась и взяла ребенка за руку.
– Пойдем, Леночка, искать твою маму и братика. А папка не потерялся?
Девочка семенила рядом с торговкой, словно преданная собачонка.
– Не, папка не потерялся. Только его все равно нету.
– Не потерялся, а нету?
– Мама говорит, что он давно в лес ушел, ну в эту… тайгу. Он… это… геолог.
Женщина вздохнула, поправила свободной рукой платок и тихо себе сказала:
– Знаем мы этих геологов. К другой сбежал, детей на мать бросил. Все они… геологи.
– А мы в этом поезде ехали, – сказала девочка, показывая на вагоны.
– Точно, в этом? А не в том? Или вон в том?
Девочка от волнения стала грызть ногти.
– Не зна-а-ю, те-тенька. – Лена снова была готова зареветь.
– А раз не знаешь, мы пойдем
– А милиционер добрый? – на всякий случай спросила Лена.
– Да уж, – неопределенно вздохнула торговка, – добрее просто не бывает.
В отделении при вокзале мятый сержант недовольно взглянул на женщину с ребенком.
– Ты, Михеевна, все время какие-то хлопоты доставляешь. То граждане от твоих пирогов травятся, то крадут их у тебя. Теперь вот… – Сержант кивнул на девочку.
Женщина укоризненно покачала головой.
– Ты что, не православный, что ль? Окстись, видишь, ребенок потерялся. Ты – власть, должон меры принять.
Сержант покряхтел, но достал бланк и уставился на девочку.
– Так, значит. Как тебя зовут, как фамилия, сколько лет, с кем ехала и куда, как мать зовут…
– Да ты не гони так, маленькая ведь совсем. – Михеевна снова покачала головой. – Лена ее зовут. Леночка, а как мамино имя?
– Мамино? Галя… Галина… – Лена переводила взгляд с милиционера на женщину.
– Хорошее имя. Главное – редкое, – прокряхтел сержант и помассировал виски. – Дальше, значит. Фамилия какая?
– Фа-а-милия? – У девочки от ужаса распахнулись глаза – от волнения она ее забыла. – Фа-а-милия? Я не-е по-омню.
– Послушай, Коля… Николай Степаныч. Пока ты тут протоколы пишешь, у них поезд уйдет. Дай объявлению по вокзалу, что девочка Лена потерялась… Тебе, Леночка, сколько годков? Ну вот – шести лет. У мамаши все и расспросишь. – Михеевна устало присела на скамейку напротив дежурного, не выпуская девочкиной руки.
– Ты, Михеевна, не указывай здесь. Может, они как раз прибыли. И вообще шлепай по своим делам. Без тебя как-нибудь разберемся. – Как бы для весомости указания сержант водрузил фуражку, лежавшую до этого на столе.
Михеевна снова вздохнула, достала из сетки пару пирожков.
– Леночка, один с мясом, другой с капустой. Уже остыли немного, но все равно вкусные. Поешь маленько, пока мамка найдется.
– Тетенька, не уходите, пожалуйста! Мне одной страшно… – Девочка снова захлюпала носом.
– Ничего, малышка… дядя милиционер, он… добрый. Найдет твою маму Галю. А мне, вон видишь, идтить надо. Ну, не плачь, все будет нормально. – Михеевна поднялась с лавки и вышла из отделения.
Объявление по вокзалу прозвучало только минут через пятнадцать – двадцать. Разобрать, что там говорилось, было нелегко, старый динамик шипел и хрипел. Михеевна, услышав слово «потерялась», выглянула из своего ларька, как будто ожидала кого-то увидеть, к примеру, бегущую, запыхавшуюся маму Галю. Но никто никуда не бежал, разве какой-то опаздывающий пассажир с чемоданом. Объявление повторили еще раз, потом пошли сообщения о прибывающих и отходящих поездах. Под конец дня, пересчитав выручку и забрав с собой оставшийся товар, Михеевна пошла было домой – она жила одна неподалеку в старом деревянном домишке с голубыми наличниками, – но на полпути остановилась. Потоптавшись немного на одном месте, Михеевна покачала головой, прошептала что-то про себя да и направилась в отделение. Сердце ее не обмануло: на скамейке сидела зареванная Лена, сержанту Коле было не до нее – оформлял местного бомжа, в обезьяннике молодые менты кого-то били.