Русский Монте-Кристо

Борисов Валерий

День был солнечным и мы расположились рядом под большими зонтами. Потом пошли в море. Вода была немного прохладной, как раз то, что нравится отдыхающим. После загорали. Как обычно. Но для меня появилось нечто новое.

Я с интересом разглядывал фигуру Юрия Григорьевича. Он был мускулист, ни капли лишнего жира, что, увы, свойственно нашей вечно недоедающей нации. Но не это привлекло мое пристальное внимание, а многочисленные шрамы разного размера, рассеянные по всему его телу: груди, спине, руках и даже на ногах. Но более всего меня привлекла единственная татуировка на левой стороне груди, на уровне сердца. Это был портрет очень красивой девушки в анфас, с распущенными волосами, но рассеченный наискосок, широким и длинным шрамом,

слева направо – две разъединенные половинки одного портрета. Шрам прошел по глазу, носу и губам, изображенного на груди нашего знакомого, портрета девушки и средняя часть татуировки оказалась обезображенной. Но остальное осталось нетронутым. Татуировка с годами, как это часто бывает, не расплылась, а сохранила четкость линий. По ним можно было судить, что девушка не просто очень красива, но и имеет личное отношение к носителю своего портрета. Это была не трафаретная, банальная татуировка женского лица, выкалываемая излишне романтизированными мужчинами на теле, а в нем была индивидуальность изображения, я бы сказал, психологизм. Видимо, между Юрием Григорьевичем и портретом девушки существовала глубокая связь. Но это был не портрет его жены, – слишком велико между ними изобразительное различие. Наш новый знакомый заметил, что я слишком пристально разглядываю его татуировку, и спросил:

– Заинтересовались? Хоть не раздевайся! Все сразу же обращают на наколку внимание.

– Да. Очень качественная татуировка и девушка красивая. – Оценил, почему-то, я техническую сторону наколки. – Она непроизвольно бросается в глаза любому, кто видит вас в пляжном виде.

– Грехи молодости. – Засмеялся Юрий Григорьевич, но пока не пояснил, что он имел ввиду под грехами. – Сейчас вы поймете откуда у меня такая, как вы выразились, качественная татуировка.

Он достал из пляжной сумки альбом и карандаши, вынул один лист, приспособил его на коленях и, глядя, на мою жену, стал быстро набрасывать рисунок. Я молча и заинтересовано наблюдал за ним. Через несколько минут он протянул ей лист ватмана, на котором была изображена моя дражайшая половина. Портрет карандашом был выполнен вполне профессионально, быстрее и лучше, чем это делают пляжные и уличные художники. Я искренне удивился:

– У вас несомненный дар к живописи! Никогда бы не подумал, что бизнесмен может так профессионально рисовать?

– Писать. – Поправил он меня. – Это мое хобби. Занимаюсь в свободное время и на отдыхе. Вот, когда-то и запечатлел на своей груди тягу к изобразительному искусству. – Иронично и коротко пояснил он наличие на своем теле единственной татуировки.

– Для хобби это слишком хорошо. – Продолжал нахваливать я его работу и, одновременно, демонстрируя свои знания в изобразительном искусстве. Нельзя же, чтобы у него сложилось обо мне мнение, только как о человеке, зацикленном на своей писательской профессии. Пусть видит, что и я разносторонняя личность. – Вы этот рисунок оставите нам на память?

– Конечно.

– Тогда подпишите его?

Он взял рисунок обратно, почему-то не сразу, а немного поколебавшись, поставил автограф с датой и вернул портрет моей жене. Потом взял из папки еще один лист и пояснил:

– Хочу сделать набросок, вон того паруса в море. Видите? Красиво, как у Айвазовского, но только не в шторм. Или как у Лермонтова: «Белеет парус одинокий…»

Вглядываясь пристально в море, он начал набрасывать карандашом этюд. Рисунок получился неплохой, но Юрий Григорьевич, оказался им недоволен:

– Не получается. Наверное, не пришло еще вдохновение.

Он начал пририсовывать к рисунку с парусом фигурки полуобнаженных отдыхающих, и я заметил:

– У вас получается, как у Иванова. «Отдыхающие на берегу Неаполитанского залива».

Он впервые, за короткое время нашего знакомства, от души рассмеялся. Его жена тоже открыто улыбнулась и смешинки мелкими морщинками окружили ее глаза.

– Да. Почти, как у Иванова. – Улыбаясь, согласился он и положил

лист в папку. – Хватит на сегодня. Нет вдохновения. – Повторил он. – Наверное, это потому, что мы только приехали. Пока глазу хватает созерцательной работы. Он просто наслаждается красотой Италии. Мозг не может ни за что зацепиться и задуматься. Все в Италии, как будто на расписной открытке – цвет, колорит, воздух – а мысли нет. Красиво! Это не то, что у нас в России. Там природа заставляет человека думать, будоражит душу, предлагает проникнуть ему в ее самую суть. А здесь… Просто красиво, приятно и спокойно. Наслаждение – без проблем.

Немного погодя, он пошел купаться в море с женщинами, а я подошел к двум русским парням, которые расположились недалеко от нас на пляже, чтобы познакомиться. Они играли в нарды, поглядывая по сторонам и изредка переговаривались между собой.

– Здравствуйте. – Сказал я им, как можно радушнее.

– Здравствуйте. – Как-то нехотя ответили они.

– Я бы хотел познакомиться с вами и предложить совместный отдых.

Они переглянулись между собой и один из них ответил, снова же, нехотя:

– Хорошо. Вот доиграем в нарды, искупаемся и тогда познакомимся ближе…

Они смотрели на меня, если не враждебно, то по крайней мере с большой неохотой, и у меня пропало всякое желание с ними знакомиться.

– Хорошо. – Пробормотал смущенно я и отошел от них.

Немного позже, лежа на песочке и обсыхая от морской воды, Юрий Григорьевич спросил меня:

– Вы подходили к этим двум русским парням, чтобы познакомиться? Не пытайтесь этого делать. Я уже вам говорил о них. Мы с ними вместе летели в самолете, ехали сюда вместе, и я понял, что они очень замкнутые люди. Почему-то не признают своих земляков. Нелюдимы, одним словом. А может их совсем иное интересует? Не будем мешать их отдыху. – Повторил он, тоже самое, о чем говорил немного раньше, а может, попросил меня не вмешиваться в отдых тех, двоих.

Вечером мы совершили прогулку по берегу моря и Юрий Григорьевич снова отметил, как здесь красиво.

– Вот бы здесь поселиться и постоянно жить. И больше ничего не надо в жизни! – Со вздохом произнес он.

Когда мы возвращались в пансионат, то увидели снова тех двух русских, которые как и мы прогуливались по берегу моря, выбивая камнями блины на воде. Но я уже больше не предлагал им присоединиться к нашей компании.

Так прошло несколько дней. Мы подружились с нашими новыми знакомыми, всюду были вместе. Они не пытались отделаться, под каким-либо предлогом от нас, мы тоже. Такие теплые отношения нам нравились. Женщины подружились более крепко, чем мы – их мужья и, как я понял, доверяли друг другу некоторые семейные тайны. Но моя жена не слишком-то рассказывала мне о них. Всю жизнь считает меня болтуном и слишком наивным в жизненных делах человеком. Тяжело с ней! И так все двадцать лет нашей совместной жизни!

Но кое-что, моя жена о них мне все-таки рассказала. Ольга Валентиновна сообщила ей, что у них двое детей – девочка и мальчик, семи и пяти лет. Но они остались в России, у ее родителей, и она за ними очень скучает и ждет не дождется, когда можно будет вернуться домой. Ольге Валентиновне оказывается всего тридцать три года, а ее мужу намного больше. Это факт вызвал у меня любопытство и я стал подсчитывать, – во сколько же лет появились дети у Юрия Григорьевича. Выходило лет в сорок, как минимум.

«Поздние дети?» – Размышлял я, делясь этим открытием с женой. Но зато полностью отпало подозрение, что банкир путешествует со своей секретаршей. – «А почему она ждет разрешения вернуться домой? Непонятно».

– Но Оля еще достаточно молода и дети у нее появились вовремя. – Возражала мне жена, не поясняя другого момента, высказанного мною.

– Да. Но у них все-таки большая разница в возрасте. Она тебе не рассказывала, когда и как они поженились?

– Нет. Но ты сам знаешь, что нынешние бизнесмены предпочитают молодых жен. И у него это первый брак. Знай это?