Русский преферанс

Лесной Дмитрий Станиславович

Была схватка; Бессонов отдан был под суд. Офицеры полка были судьями, они плакали; но в силу устава Петра I выставили в приговоре: лишение руки.

Впрочем, до развязки не дошло, приговор хотя и был послан императору, но за примирением соперников Бессонов был прощён.

Тот же С. Глинка, рассказывая про большую азартную игру в то время, говорит, что С. Ю. Храповицкий, служа в Крыму, спустил всё родовое имущество в бездну карточную. Последний намекает, что счастливым партнёром его был известный герой Отечественной войны М. И. Кутузов, про которого тогда говорили его товарищи: «Кутузова и в картах никто не перехитрит». Но никогда так азартно игры у нас не процветали, как с восшествием на престол императора Александра I. Этот государь вынужден был издать указ «об истреблении непозволительных карточных

игр», где, между прочим, было сказано, что «толпа бесчестных хищников, с хладнокровием обдумав разорение целых фамилий, одним ударом исторгает из рук неопытных юношей достояние предков, веками службы и трудов уготованное». На этом основании в то время всех уличённых в азартных играх приказано было брать под стражу и отсылать к суду.

Особенно славилась в эти года Петергофская дорога своими трактирами, где велась тогда адская игра. Эта дорога в те времена была сильно оживлена, гвардейские полки стояли в Стрельне и в Петергофе, ездить в Петербург офицерам без разрешения великого князя не дозволялось. Подписанные дозволения осматривались на заставе. Вследствие этого обстоятельства как почтовые станции, так и все трактиры по этому тракту были полны офицерством, любившим, как тогда говорили: «сушить хрусталь» и «попотеть на листе»; последнее обстоятельство также называлось «бессменным советом царя Фараона», т. е. тут метали банк «от зари до зари».

Особенно сильная игра велась в Красном кабачке, который содержала немка-маркитантка вся в медалях и крестах на груди; по рассказам, играных карт по углам комнат накапливалось так много, что каждый день их собирали лопатами и вывозили возами.

Там за зелёными столами нередко можно было видеть молодцов военных, которые только и знали, что карты и дуэли. Ужасные шрамы на их лицах, очевидно, свидетельствовали о их подвигах, у некоторых бывали и вечно зашнурованные рукава. Были и такие здесь красавцы-молодцы, у которых победы были больше мирные, и не проходило божьего дня, в который бы они не притащили с собою или денег, или бриллиантов, или каких-нибудь других вещей от какой-нибудь пребогатой графини или княжны, предававшейся им и душой, и сердцем. И все эти вещественные отношения ставились на карточных дам.

Житьё того времени носило характер бивуачный; много ещё было в полках старых былых служак, участников наполеоновских войн и походов за границу. Общество офицеров по большей части состояло из старого русского дворянства, жившего не только богато, но подчас и расточительно.

И нередко можно было найти по Петергофской дороге какую-нибудь по внешности развалившуюся крестьянскую избушку, внутренность которой была убрана с изумительной восточной роскошью: неровный и дырявый пол устлан разными персидскими коврами, дверь в избу завешана гобеленом, стены также убраны драгоценными коврами савонери, лавки покрыты красным сукном, простой деревянный стол с ковровой салфеткой, на котором стоял серебряный чайный сервиз, а на окнах расставлены серебряные принадлежности походного погребца. В углу стояла складная кровать, на которой подчас лежала молодая красавица, укутанная в дорогую шаль и в лёгком дезабилье, обшитом дорогими блондами и кружевами.

Такая Лаиса или Аспазия, интимная приятельница какого-нибудь усача-банкомёта, была посвящена во все таинства игры и во все плутни шулерства; она была здесь временная гостья, дормез её или каретка в четвёрку лошадей стояла на постоялом дворе. Госпожа эта приезжала сюда на денёк или два помочь своему другу в картёжных делах. Постоянная квартира у ней была в городе. Её знала вся кутящая молодёжь. Жизнь её верно определял романс, говоря:

Грек из Одессы и жид из Варшавы, Юный корнет и седой генерал, Всякий искал в ней любви и забавы И на груди у неё засыпал…

И нередко весёлые гости такой прелестницы, после нескольких бокалов «искромётного Аи», закладывали банчишко, в конце которого иной гость оставался без туго набитого бумажника, а другой уходил домой и без родового имения.

Про азартную игру этих забытых былых времён находим несколько эпизодов в рассказах С. Славутинского и С. П. Жихарева. Так, последний рассказывает,

как он был в Москве в гостях у известного откупщика П. Т. Бородина и как в кабинете хозяина на двух больших круглых столах кипела такая чертовская игра в банк, что от роду, восклицает Жихарев, я не видывал столько золота и ассигнаций. На одном столе метали попеременно князь Шаховской, Чертков, Киселев и Рахманов (дядя известного гастронома, игрок, выигравший более двух миллионов рублей). На другом братья Дурново, Михель и Раевский; понтировало много известных людей. Какой-то Колычев, небогатый вологодский помещик, проиграв 5 тысяч рублей, очень хладнокровно заплатил и отошёл. В другой раз Жихарев рассказывает, как Ст. Шиловский выиграл 5 тысяч у генерала Измайлова и тот заплатил ему деньги не только без неудовольствия, но ещё впридачу подарил ему славного горского полевика. Этот Л. Д. Измайлов, известный рязанский и тульский помещик, любил все шумные и разгульные удовольствия, ради их он посещал Лебедянскую ярмарку, где тогда собирались для покупки лошадей все ремонтёры кавалерийских полков и помещики, коннозаводчики Тамбовской и соседних губерний, почти все считавшие обязанностью играть здесь бешено в карты, пьянствовать, кутить и буйствовать напропалую. Измайлов любил на ярмарке выказать во всей красе пред многими достойными лицами свою бестолковую помещичью роскошь, своё крайне разнузданное самодурство. Измайлов был очень богат; здесь он проигрывал по сто и более тысяч, ставя на одну карту по десяти тысяч. Измайлов любил только простые, русские потехи — псовую охоту, скачки на дальние расстояния, борьбу, кулачные бои, гулянки с попойкой и адской игрой по целым ночам.

Гости его всегда должны были быть готовыми на всё, что ему было угодно. Он не чинился с ними, и провинившиеся в потехах наказывались «лебедем», т. е. огромной пуншевой чашею, которую приходилось осушить в один приём, а также и арестом на хлебе и воде. Портрет Троекурова в повести Пушкина «Дубровский» списан с Измайлова.

Когда он командовал рязанским ополчением, в 1812 г., то каждый день ополченские офицеры обедали и ужинали у него поголовно. Полтораста лихих троек находились в распоряжении их, — катайся, сколько душе угодно!

Во время похода, за границей он удивлял роскошью немцев; в заграничный поход из собственных своих средств он истратил на ополчение громадную для того времени сумму — миллион рублей.

Слишком пятьдесят человек из крепостных служителей: камердинеры, официанты, простые лакеи, казаки, кучера и псари сопровождали его; не забыл он тоже взять с собою несколько лиц и из женской прислуги, об особенно печальном значении которых нечего и распространяться. Охотничьих его собак, борзых и гончих, везли в больших, нарочно для того устроенных фургонах. Лучшие из этих собак имели особенный костюм: какие-то епанечки на спинах, какие-то шапочки на головах.

У него был ещё слуга под названием «Гусёк», обязанность которого была разъезжать по его деревням в особенном экипаже, называвшемся «лодкою», для сбора девок на генеральские игрища. У него находился целый штат песенниц и плясуний. Все почти рязанские дворяне так и льнули к нему, составляя постоянную его свиту, сопровождая его толпами на картёжную игру, псовую охоту, на скачки, на игрища и всюду, где он изволил тешиться.

Жихарев про Измайлова говорит, что он бывало напоит мертвецки пьяными человек пятнадцать небогатых дворян-соседей, посадит их еле живых в большую лодку на колёсах, привязав к обоим концам лодки по живому медведю, и в таком виде спустит лодку с горы в реку; или проиграет тысячу рублей своему приверженцу Шиловскому, вспылит на него за какое-то без умысла сказанное слово, бросит проигранную сумму мелкими деньгами на пол и заставит подбирать его эти деньги, под опасением быть выброшенным за окошко!

Вот как описывает очевидец молодецкий проигрыш и ещё более молодецкий отыгрыш Л. Д. Измайлова. Он понтировал у князя Урусова, державшего огромный банк вместе с князем Шаховским и многими другими дольщиками. Измайлов приехал с какого-то обеда вместе со своими рязанскими приспешниками. Войдя в залу, сел в некотором отдалении от стола, на котором метали банк, и задремал. Банкомёт спросил его, не вздумает ли он поставить карту. Измайлов не отвечал и продолжал дремать. Банкомёт возвысил голос и спросил громче прежнего: