Русский прозаический ритм. Динамический аспект
Шрифт:
Вообще авторы, исследующие ритм, каждый раз должны решать для себя принципиальный вопрос о лингвистическом статусе ритма: одни считают ритм универсалией, другие относят его к области стилистических средств. В трудах последних можно найти немало интересных наблюдений о различных способах и средствах ритмизации. Так, например, в целом ряде работ Г. Н. Ивановой-Лукьяновой рассматриваются приемы оценки степени ритмичности текстов. О зависимости использования разных видов ритмов от характера произведения говорит О. В. Долгова в своей работе «Семиотика неплавной речи». Стилистические функции ритмизации рассматриваются на материале английской научной (Т. Н. Шишкина) и художественной прозы (О. Н. Филимонов).
Однако особый интерес для нас представляют те исследования, в которых акцент делается на самостоятельных функциях ритма, лежащих вне намерений автора.
Понимаемый таким образом ритм оказывается первичным по отношению к сегментным средствам языка, что проявляется прежде всего в опережающей во
Динамический подход к ритму находим в работе М. Г. Харлап. Рассматривая сущность поэтического ритма, автор утверждает, что она заключается «не в устойчивой повторяемости (то есть в конечном счете статике) и не в рациональных соотношениях, а в захватывающей силе устремления вперед, в трудно объяснимом «чувстве жизни»; «вопреки распространенным представлениям именно неповторимость (“нельзя дважды вступить в один и тот же поток”) есть существенный признак ритма» [Харлап: 14–15]. Разводя пространственный и временной аспекты ритма, автор указанной работы склонен связывать ритм только с временными структурами. Однако представляется, что гармония статического явления, в данном случае пространственной структуры – не выдумка и не фикция. Если статика есть момент динамики, то совершенно очевидно, что в явлении, схваченном статически, отразился процесс его создания, а значит, можно говорить и о «ритме статики» как частном случае динамического ритма. Мы будем здесь иметь дело все с тем же первым констатирующим этапом собственно динамического исследования – структурным аспектом.
Необходимо отметить, что уже на этом первом этапе вопрос о принципиально динамическом подходе, а точнее сказать – потенциально динамическом, оказывается отнюдь не праздным: решая чисто номенклатурную проблему единиц ритма, необходимо четко разграничивать собственно языковые, системно значимые ритмические единицы и единицы, объединяющиеся в систему ритмических приемов (приемов ритмизации текста).
Предпринятое Е. Куриловичем разграничение функций языка на функцию сообщения, с одной стороны, и функции выражения и обращения – с другой, при котором последние не относятся к теории знаков и носят спонтанный характер, как нельзя лучше соотносится с определением стиля М. М. Бахтиным: «Единство приемов оформления и завершения героя и его мира и обусловленных ими приемов обработки и приспособления (имманентного преодоления) материала мы называем стилем» [1977: 157]. По сути дела, стилистика в качестве своего объекта имеет именно функции «выражения и обращения», поэтому, когда рассматривается ритмизация – особый речевой прием, – это практически не имеет отношения к проблемам языковой системности. Обосновывая дериватологический подход к ритму, мы можем сказать, что нас интересует не «преодоление материала», а сам этот материал, его природа, сущность. Ясно, что возможные пути, средства, методы «преодоления материала» могут многое сказать (и говорят!) о нем самом: какие возможности предоставляет материал, что он позволяет совершать над собой. Иными словами, исследования стиля оказываются замкнутыми в конечном счете на выводах о языковой системности.
Для нас в определенном смысле лежит непроходимая пропасть между языковым явлением и речевым приемом, которая, как это ни парадоксально, позволяет обнаружить органическую связь ритма «естественного текста» и, например, поэтического произведения: связь эта воплощается в едином механизме образования.
В силу этого мы рассматриваем тот ритм, который не имеет отношения к речевым приемам, а следовательно, не является собственно стилистическим средством. Можно даже сказать, что на первом этапе исследования необходимо отвлечься от «средств» в стилистическом смысле, чтобы сосредоточиться на единицах, входящих в такую систему, которая могла бы быть признана достаточно автономной: собственный механизм образования может иметь, по-видимому, только та система, которая характеризуется совокупностью определенных значений, выражающихся только средствами данной системы, в противном случае она может лишь участвовать в том или ином образовательном процессе.
В этом смысле показателен путь, который проделала лингвистика в своих представлениях об интонации. От положения некоторого добавочного, дополнительного средства выражения значений, уже выраженных лексически и синтаксически, интонация пришла к признанию ее самостоятельной ценности: «В интонологии 50-х – середины 60-х годов господствовала теория, согласно которой каждый тип синтаксических отношений должен обязательно иметь свой собственный коррелят. В дальнейшем оказалось, что этот параллелизм необязателен и что интонационный слой обслуживает свои автономные смысловые проблемы и
5
Одним из аргументов в пользу автономности формы Л. Ельмслев считает, например, положение о том, что форма может манифестироваться в разной субстанции (звуковой, графической и пр.) [Ельмслев: с. 334].
Есть все основания полагать, что ритм, играющий, по утверждению В. Матезиуса, даже более важную роль в организации высказывания, чем актуальное членение [Mathesius: 155], соотнесенный с процессом текстообразования (а не только фразо- или синтагмообразования), представляет собой действительный предмет дериватологического описания.
Это становится тем более очевидным, что дериватологический подход не входит в противоречие и с философским осмыслением ритма как пространственно-временной категории. Здесь особую ценность представляет идея о развитии применительно к ритму, поскольку любой вопрос о механизмах образования в конечном счете выходит на проблему развития.
Для трактовки ритма как лингвистической категории большое значение имеет вычленение и разграничение двух противоположных тенденций в развитии ритма: тенденция сохранения качественных свойств ритма, выражающаяся в повторяемости периодов ритма, и тенденция направленности ритмически организованного процесса, выражающаяся в приобретении периодами ритма новых качественных связей в своей структуре. «Единство и борьба вышеуказанных тенденций и составляют относительно самостоятельную форму существования ритма, являясь в то же время источником его эволюции (возникновение, стабилизация, регрессия в аритмию)» [Комаров: 89].
Представление о ритме как о саморазвивающейся системе как нельзя лучше укладывается в рамки одного из постулатов дериватологии: «Деривация есть особого рода развитие – переход одних единиц в другие» [Мурзин 1984: 18]. Поэтому особый интерес представляли бы исследования в области неметрических признаков ритма: «динамических особенностей слога, характера слоговых переходов, контрастивности выделения ударного слога», – читаем в работе Н. Д. Климова «О понятии неупорядоченного речевого ритма». Понятно, что перечень неметрических, а по сути дела, собственно ритмических, то есть динамических, признаков ритма можно было бы продолжить. Сюда относятся все просодические характеристики единиц ритма, взятые в динамическом аспекте. Так, например, рассматривая вопрос о русском ударении, который не раз становился предметом серьезных научных исследований [6] , можно обнаружить связь между подвижностью русского ударения и системой ритма: скорее всего, подвижное ударение есть уступка языка ритмическому закону сочетания слов в рамках единиц, больших, чем слово, – здесь язык как бы отдает жесткую акцентную норму в жертву гармонии высшего порядка. Эта в определенной степени «слабость» просодии слова (нефиксированное ударение) оборачивается силой просодии фразы, которая принимает на себя ответственность за гармоническую сторону текста.
6
Известно, что еще Я. К. Грот в статьях 1853–1860 гг. ставил своей целью выяснить, есть ли в русском языке возможность определить законы ударения или «они до такой степени неощутимы, неуловимы, что открыть их невозможно» (цит. по [Потебня]).
«Выход» на текст любой касающейся ритма проблемы доказывает принципиальную деривационную природу ритма, что в полной мере соответствует другому постулату дериватологии: деривация протекает в ходе производства (воспроизводства) текста; текстообразование, опирающееся на деривационный процесс, аналогично производству сложного объекта [Мурзин 1984: 18].
И наконец, третье постулированное в дериватологии утверждение, что «деривационный процесс принадлежит онтологии, а не гносеологии языка, потому он развивается по законам двух типов – детерминистским и статистико-вероятностным» [там же], может служить одновременно как методологическим, так и методическим основанием дериватологического подхода к изучению ритма.