Русский разговор с «Красной графиней»
Шрифт:
И болеть ему никак нельзя.
Обсудил сам с собой проблему, начал думать.
Покупка крема для обуви никак не была предусмотрена его бюджетом.
По деньгам – это хлеб на два дня. Серьёзно.
Заметил в мусорке около дома банку из-под шпрот, которые накануне скушал Хозяин. Ничуть не смущаясь, выбрал тряпкой все остатки растительного масла из банки, обильно и тщательно смазал им башмаки.
Стал постоянно искать такую возможность.
На исходе дождливого месяца выдернул на огороде последние крохотные морковки и пять свеколок.
Хватило
Свеколки он бережно отваривал, чистил, вместе с свежими морковками протирал на тёрке. Добавлял свекольную ботву.
После долгих раздумий и подсчётов решился купить бюджетную баночку кусочков селёдки в масле.
Рыбу резал мелко-мелко, добавлял в салат, а оставшееся в банке масло несколько раз вымакивал тряпочкой и протирал ей каждое утро свои рабочие башмаки. Получалось очень даже непромокаемо и блестяще.
Иногда, когда случалась поездка, молча хохотал, замечая, что встречные городские коты с внимательным уважением подходят ближе, принюхиваются к его башмакам с удовольствием и надеждой.
В один из солнечных дней он собрался за добычей.
Обрезал пластиковую бутылку до нужного размера, привязал к ней прочную верёвочку, повесил на шею.
Вытащил из вещевого рюкзака кожаные перчатки, прочные, удобные, купленные когда-то по случаю в дорогом магазинчике столичного аэропорта.
С самого первого дня, по дороге на автобус и возвращаясь, он каждый раз терпеливо отмечал на обочинах дороги кусты шиповника, богато и красиво удивлявшего его, и ждал возможности приступить к сбору созревших ягод.
Через час загудела шея.
Руки стонали от страшных, острых и длинных шипов.
Но ёмкость была полна!
Он уже предусмотрел, как будет сушить урожай.
На зиму хватит.
В другой свободный день решил просто побродить вокруг озера, пожечь костёр, спокойно поразмышлять. Всё получилось, а на обратном пути, на повороте старой буковой аллеи он заметил под деревьями, среди жесткой листвы россыпь орешков.
Земля под буками почему-то никогда не держала траву, на ровной, прибитой частыми дождями поверхности, под редкими медными листьями, почти сметёнными ветрами, орешки были видны как на ладони.
Вспомнил, как в ботаническом саду они собирали их яркими осенями, тут же доставали из скорлупок крупные ядрышки, делились ими. Сладкими, ароматными…
За полчаса набил буковыми орешками все свободные карманы.
Наелся досыта и, как приличная белочка, приготовил запас на зиму.
Раннее детство Марион не отличалось особо яркими событиями, ведь воспитание детей и их обучение в устоявшихся веками феодальных условиях Фридрихштайна были всегда бессистемными.
Родители прочили ей обычное будущее девушки из высшего общества, то есть блестящую партию и дальнейшую счастливую семейную жизнь. Благ,
Но Марион эти глупости интересовали мало, она принципиально не признавала никаких девических ухищрений, кроме разве что красивой одежды и обуви.
Как и любому ребёнку ей было интересно ранней весной беззаботно протаптывать канавки в снегу так, чтобы вода, скопившаяся в глубоких колеях от телег на деревенских дорогах, стекала в огромные прозрачные лужи, а в канун Рождества бегать в сельский приходской дом рассматривать декорации вертепа, наслаждаться запахами праздничных коврижек и пряников, слушать звуки непременного контрабаса и по-детски пугаться многочисленных ряженых – медведей и аистов.
Марион привлекали верховая езда, охота, спорт.
Лучшими её друзьями были двоюродные брат и сестра, жившие в имении неподалёку от Фридрихштайна. Иногда они вместе занимались с домашними учителями, а потом проводили свободное время. Марион любила рисовать забавные шаржи на людей, вызывавших у неё интерес. Например, на своего дядю, чудаковатого холостяка, устраивавшего для племянников соревнования по приготовлению еды из яиц чаек, или на главного кучера, которого дети подкупали стащенной из дома сигарой, чтобы тот разрешил им покататься верхом.
С братом Марион часто совершали длительные верховые поездки и с азартом участвовали в загонной охоте.
Добрые отношения у Марион сложились и с сестрой-инвалидом.
Ребёнок рос практически в раю, в деревне, где все были ей друзьями – от кучера до привратника, где в конюшнях приветливо ржали любимые лошадки, где рядом была надёжная семья, где не было ни опасных широких дорог, ни больших перекрёстков…
В годы, когда в стране бушевала гиперинфляции, деньги совершенно обесценились и один доллар стоил больше четырех миллиардов немецких марок, они с детьми работников имения, не зная обо всех этих взрослых проблемах, любили сворачивать в рулончики миллионные и миллиардные банкноты, заталкивать их в бутылки и закапывать в придуманные секретные места.
Марион, дисциплинированная, остроумная, до мозга костей прусская девочка, постепенно отчуждалась от остальных домочадцев, в знак протеста превращаясь в своенравного сорванца и непоседу, считая благородную чопорность и напыщенный этикет излишними. Она предпочитала проводить время на конюшне, в столярных мастерских или в саду, учиться у конюха ухаживать за лошадьми, у водителя – ремонтировать машины, а у кучера – свистеть в два пальца.
С раннего детства Марион отличалась редким умом и силой характера. Но врождённая независимость сочеталась в ней с чертами, приобретёнными благодаря домашнему воспитанию: прусской дисциплинированности и ответственности.