Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина
Шрифт:
— А-а… Понятно… — оскалясь, произнес Воробей. — А ты, значит, не русский? Ты, значит, интеллигент, а мы, значит, свиньи?
Половинкин молчал.
— А ты знаешь, что я, — с пьяным хвастовством продолжал Воробей, — живого человека убил! Задушил вот этими самыми руками. Душу невинную загубил. Любовь свою, зазнобушку ненаглядную!
— Ты бы, Тимофеич, спать шел, — тревожно глядя на Воробья, вмешался учитель. — Не надо человеку твою историю. Она еще хуже, чем моя.
— Пусть! — горделиво тряхнул головой Воробей. — Пусть знает, с
Половинкин молчал.
— Гена! — закричала с другого конца стола старуха Василиса. — Ты про Лизку, что ль, брешешь? Что с ней? Ни слуху ни духу! Бросила меня, змеюка подколодная! Вот появится на селе, я ее за волосья-то оттаскаю!
— Все на-армальна-а, тетя Василиса! — Воробей пьяно-приветливо помахал рукой. — Был я вчера у твоей Лизы…
— Да ну? — оживилась старуха.
— Гребешок этот она прислала.
— Она? — Василиса с важностью посмотрела на притихших дурачков. — Что? Не верили мне? Дочка моя хорошая! Она в городе живет. И правильно! Чего ей с вами, дураками, делать? У моей Лизоньки чистая жизнь!
— Джон! — воскликнул учитель.
Половинкин лежал на земле в обмороке.
Его отходили холодной водой. Воробей, не слушая протестов Ознобишина, влил в него полстакана самогона. Джон мгновенно опьянел, и все вокруг стали ему вдруг ужасно симпатичны.
Кто-то принес проигрыватель с единственной пластинкой, и он, потрескивая, как патефон, выдал мелодию с прекрасными словами:
Я пригласить хочу на танец Вас, и только вас, И не случайно этот танец Вальс…Дурачки разбрелись парами, он и она, он и он, она и она — и, топая и подпрыгивая, пустились в медленный танец. Василиса изысканно пригласила Джона и закружила его по-молодому, с неожиданной для старухи физической силой. Джон смеялся как сумасшедший и подпевал вместе со всеми.
Вихрем закружит белый танец, Ох и услужит этот танец, Если подружит этот танец Нас…Пластинку крутили несчетное число раз, а потом уговорили Ознобишина сыграть на баяне. Учитель растянул меха и запел высоким голосом:
Прощайте, скалистые горы! На подвиг отчизна зовет! Мы вышли в открытое море, В суровый и дальний поход!— А волны и стонут, и плачут… — ревели идиоты.
И Джон не выдержал. Он упал на землю, рыдая от тоски и счастья, чувствуя, как в висках его бешено стучит кровь, и заорал:
— Я — дома!
Глава тринадцатая
Конфликт
— Странно… — говорил Половинкин по дороге на кладбище. Рядом на коне ехал Воробей. К боку лошади был приторочен свежеструганый еловый крест. — Я не видел там ни врача, ни медсестры. Неужели они предоставлены сами себе?
— Что странного? — нехотя отозвался Воробей. Его мучило похмелье, но он дал себе зарок выпить, только когда установит крест. — Да есть у них и врач, и нянечки, и санитары. Но у всех свое хозяйство, картошку пора убирать. Нет, если врачиха кому понадобится, она прибежит. Она тут недалёко живет.
— Понял, — проворчал Джон. — В Америке это называется «конфликтом интересов». Преступление, когда врач занимается не больными, а своим хозяйством. Кто он в таком случае? Врач или фермер?
— А ведь ты прав, — вдруг удивился Воробей. — Надо же. Скажу об этом врачихе. Скажу ей: ты чего это, Петровна, твою мать, интересы конфликтуешь?
— Не ей надо говорить, — продолжал гнуть свою линию Половинкин, — а властям, чтобы ее прогнали с работы.
— Чего-то я не понял, — потряс головой Воробей, как бы отгоняя наваждение. — Ты мне что предлагаешь, Ваня? Чтоб я на Петровну донос накатал?
— Не донос, — смутился Джон, — а информацию.
— Значит, ты хочешь сказать, — насупился Воробей, смотря в сторону, — если я такую информацию на Петровну пошлю, я доброе дело сделаю?
— Конечно! — облегченно воскликнул Джон, решив, что Воробей наконец правильно его понял. — Вы информируете власть о непорядках в больнице. Они примут меры. Тем самым вы поможете больным. Тете Василисе поможете.
— Да! — пораженно протянул Воробей, новыми глазами глядя на Джона. — И вы так в своей Америке живете? Друг на дружку стучите?
— Это называется не стучать, а сотрудничать, — поправил его Джон, опять почувствовав что-то неладное.
— А у нас это называется стучать. За это у нас морду бьют!
— Но что же делать?! — воскликнул Джон.
— Задрать штаны и бегать, — сказал Воробей и презрительно сплюнул через щель в железных зубах. — Между прочим, этот крест, Ваня, Ознобишин рубил в то время, когда должен был заниматься с приготовишками в Крестах. Давай пошлем на него телегу в роно? Мол, у него интересы в голове конфликтуют…
— Понятно, — буркнул Половинкин. — Выходит, из-за меня дети пострадали.
— Да не обижайся ты, Ванька! — примирительно сказал Воробей. — Просто не лезь в чужой монастырь со своим уставом.
Они уже стояли возле кладбищенской ограды. Воробьев, тяжко кряхтя, слез с коня и стал отвязывать от седла крест.
— Вы считаете, для меня это «чужой монастырь»? — продолжал возмущаться Джон. — После того, что про меня знаете?
— Конечно, чужой, — просто отвечал Воробей. Он отвязал крест и прислонил к ограде. Потом развел костерок и стал варить в прокопченной кастрюльке что-то черное. — Битум, — пояснил он. — Комель обмазать.