Русский рыцарь
Шрифт:
После заката Борис пришел в упомянутую Векшей церковь, представляющую собой обычную для Византии храмовую постройку, лаконично оформленную снаружи и богато украшенную внутри. Людей на вечерней службе было немного, так как местные жители, напуганные тем, что улицы Никеи заполнили вооруженные люди, предпочитали отсиживаться по домам, а большинству крестоносцев не нравились храмы греческого толка. Кроме десятка горожан, чье благочестие оказалось сильнее страха, в храме находились Борис, князь Андрей, герцог Швабский и их слуги.
Священник певуче читал пластырь, запах
После службы Борис осторожно проследовал за князем Андреем и герцогом Швабским. Хотя уже стемнело, в городе по-прежнему было шумно. Повсюду бродили крестоносцы с факелами, слышались громкие крики и пьяные песни.
На одной из улиц князь Андрей что-то сказал герцогу, а тот в ответ широко ухмыльнулся. Они еще немного потолковали, затем герцог и свита направились дальше, оставив Андрея одного.
– Здравствуй, брат, – поприветствовал князь приблизившегося к нему родственника и обнял его.
Борис заметил вблизи двух совершенно пьяных крестоносцев и поспешил скрыться в ближайшей арке, уведя за собой Андрея.
– Что за тайны, брат? – спросил князь. – Почто тебе надобно скрывать, кто ты есть на самом деле?
– Я к франкам пристал в Угорском королевстве, а там не больно-то мое имя в чести.
– Ну, а теперь? – настойчиво выспрашивал Андрей.
– Теперь я не желаю трепать имени моей матушки. Да, и для святого дела защиты Гроба Господня вовсе не важно, кто я есть – сын короля али безвестный рыцарь Конрад.
– А я слыхал про твою войну с королем Гёзой, – сообщил князь. – Сказывали, что ты даже крепость захватил.
– Да, я взял крепость Пожонь, – подтвердил Борис и, вздохнув, добавил: – Вот токмо удержать ее мне не удалось, чему виной предательство немцев.
– Зря ты с князем Язомиром связался, – высказал свое мнение Андрей.
– Неужто на Руси знают о моих делах с князем Язомиром? – удивился Борис.
– О том, что знают на Руси мне не ведомо, понеже 30 я давно покинул отчизну.
– Покинул? Зачем? – опять удивился Борис. – Чай, у тебя свой удел имелся?
Андрей махнул рукой.
– Удел, вестимо, у меня был, но его отец, разгневавшись, отнял.
– Чем же ты не угодил князю Юрию Владимировичу?
30
Понеже – потому что, поскольку.
– Тем, что поучать его вздумал: мол, зря ты, батюшка, стремишься в Киев, уж лучше свое княжество укреплять. Отец тогда осерчал на меня: сам знаешь, как он не любит, коли ему перечат.
Борис укоризненно покачал головой. Напрасно Андрей затеял спор со своим отцом, ибо кого-кого, а Юрия Владимировича Суздальского, прозванного Долгоруким, невозможно переубедить вообще, и уж тем более уговорить не добиваться
На Руси еще имел силу древний языческий закон, по которому признанный отцом побочный ребенок становился равным во всем с рожденными в браке детьми. Однако некоторое пренебрежение в отношении к внебрачным отпрыскам все же было, поэтому Мономах, беспокоясь о Юрии, просил прочих своих детей не обижать родного им по крови брата. Великие киевские князья Мстислав и Ярополк Владимировичи выполняли завет отца, несмотря на то что княживший на северо-востоке Руси Юрий порядком досаждал старшим братьям, постоянно вмешиваясь в дела на юге (за это ему и дали остроумное прозвище «Долгорукий»). В правление Всеволода Ольговича ростово-суздальский князь немного притих, зато при следующем киевском князе вовсю разошелся, считая (и не без основания), что имеет больше, чем Изяслав Мстиславович, права занимать киевский стол.
– Отнял у меня батюшка удел, – продолжил Андрей, – а мне путь от себя указал. Вот я и гуляю по миру.
– А что Юрий Владимирович?
– Он остыл уже от гнева и весточки мне шлет. Спрашивает, не собираюсь ли я ворочаться?
– А ты собираешься?
Андрей кивнул.
– Собираюсь. Отец не вечен, и опосля его смерти я могу и ни с чем остаться. Батюшкина вторая жена, царевна цареградская, двоих сынов ему родила. Как бы кто-нибудь из моих братцев единокровных не занял отцово место.
– Коли ты так о наследстве печешься, зачем пошел с ратью в Святую землю?
– Князь Фридрих Швабский меня позвал, а мне неловко было ему отказать.
Андрей явно наслаждался возможностью поговорить по-русски с близким человеком. Он около часа рассказывал Борису о своих странствиях, затем заговорил о планах на будущее:
– Хочу возводить небывалые храмы и крепости – пущай киевские князья нам завидуют. У наших земель великое будущее: не зря, одному вещуну на Клязьме было откровение, что наш Владимир станет новым стольным градом.
– Все может случиться, – согласился Борис и грустно усмехнулся: – Бог тебе в помощь! Может быть, ты и меня у себя в стольном граде когда-нибудь приютишь.
– А ты разве уже не желаешь стать угорским королем?
– Желаю. Токмо самому мне не по силам занять угорский стол, а от поборников толку мало.
– Ты к греческому царю Мануилу обратись, – посоветовал князь. – Сестрица Евпраксия мне сказывала, что он с Гёзой враждует.
Евпраксия была дочерью покойного киевского князя Мстислава Владимировича Великого. Когда ей исполнилось семнадцать лет ее выдали замуж за Алексея, старшего сына и наследника императора Иоанна Комнина. Однако императрицей Евпраксия не стала, потому что ее муж умер раньше отца.