Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2
Шрифт:
Голос, несомненно, человеческий, несколько привел в себя великосветскую львицу.
— Я... я, кажется, сплю, брежу... или схожу с ума... Что вам надо? Пощадите меня... кто вы?..
Она говорила как бы в припадке сомнамбулизма, тихо, не сводя устрашенных глаз с отвратительного призрака-чудовища.
— Кто я? Вы уже знаете. Что мне надо? Вас. Пощадить вас? Хорошо. Я пощажу вас, но с одним условием.
— С... каким... условием?..
— Вы должны принадлежать мне, или вы погибнете. К утру найдут ваш труп. Он будет белее вашего платья.
И чудовище сделало шаг по направлению к графине.
— Во имя неба, спасите меня! — громко крикнула она. — Кто там... спасите...
Но крик ее был заглушен тяжелыми портьерами, мягкой мебелью, пушистым ковром...
А вампир все ближе, ближе... Уже его цепкие страшные руки-лапы касаются ее... Уже свет его багровых глаз впивается в ее искаженное ужасом лицо, уже слышно у самых щек, у самых губ его горячее, прерывистое дыхание.
— Ах! — пронесся последний вопль-крик бедной жертвы. Высоко взмахнув руками, она покачнулась, зашаталась и грянулась навзничь, во весь рост.
Граф у Путилина. Видение будочника
— Теперь вся надежда на вас, дорогой господин Путилин! Вы один только можете расследовать это непостижимое и страшное приключение ночью в будуаре моей жены.
Такими словами окончил свой рассказ сильно взволнованный граф, приехавший к Путилину в два часа дня, стало быть, очень скоро после злополучного бала.
Признаться откровенно, я, присутствовавший при этом объяснении графа с великим сыщиком, был поражен и озадачен немало.
— Как чувствует себя теперь графиня? — спросил Путилин.
— Теперь несколько лучше, хотя все еще в очень нервном, возбужденном состоянии. Около нее — целый консилиум докторов. Утром же ее нашли лежащей на ковре в глубоком обмороке.
— И когда графиня была приведена в чувство, она рассказала вам о страшном ночном приключении?
— Да, господин Путилин.
— Скажите, граф, ваша супруга не страдает нервами?
— О нет! До сих пор она не имела понятия ни об истериках, ни об обмороках. Всегда веселая, живая, полная силы, молодости.
Мой друг погрузился в раздумье.
— Конечно, вы были страшно потрясены, граф, но, однако, не заметили случайно, не произведено ли какое-нибудь хищение из будуара вашей супруги?
— Мне кажется, что нет. Все драгоценности, надетые на ней: диадема, колье, серьги, браслеты, кольца — в целости.
— Вы произвели допрос вашей прислуги: не слышали они какого-нибудь шума, не видели кого-нибудь выходящим из дома?
— О да. Они клянутся, что ничего не слышали и ничего не видели.
— А кстати, штат вашей прислуги весь налицо? Ни один человек не исчез сегодня поутру?
— Все налицо. У меня у самого мелькнула мысль, не является ли это гнусной проделкой какого-нибудь своего, домашнего негодяя.
— Я сделаю
— Спасибо, большое вам спасибо!
Граф распростился с нами и уехал.
Когда мы остались одни, мой друг повернулся ко мне и быстро спросил:
— Что ты скажешь на это, доктор? Не правда ли, случай чрезвычайного интереса.
— Совершенно верно. При этом и чрезвычайной загадочности.
— Твое мнение?
— Как врачу, мне является мысль, не имеем ли мы дело с любопытным явлением, известным в медицине под определением психоневрозной галлюцинации. У барыньки от всех этих шумных балов могли скрытым, незаметным образом разыграться нервы настолько, что ее хватил припадок молниеносного помешательства. Ну а как не врачу, а твоему другу, другу знаменитого сыщика, мне приходит в голову такое соображение: не замешан ли во всей этой драме самый обыкновенный любовный адюльтер... Наши чопорные матроны на этот счет грешат, ей-Богу, не менее, чем деревенские Матрены.
— Браво, доктор! — оживленно воскликнул мой друг. — Твое последнее соображение мне нравится...
— Ваше превосходительство! — раздался голос агента в дверях кабинета. — Какой-то будочник-полицейский домогается вас видеть.
— Так впустите его, голубчик.
В кабинет в своей классически знаменитой форме былых полицейских-будочников почтительно-робко вошел саженный детина. Вошел и вытянулся, руки по швам.
— Здравия желаю, ваше превосходительство! — гаркнул он.
Путилин улыбнулся. Он сам, вышедший из маленьких полицейских чинов, любил этих наивных, бравых «служивых» и всегда относился к ним мягко, сердечно и в высшей степени доброжелательно.
— В чем дело, голубчик? По какой надобности ко мне пожаловал?
— По необнокновенной!
— Почему же ты в квартал свой не обратился, если у тебя необыкновенный случай?
— Так точно, ваше превосходительство, мы обращались с донесением, а нам, как бы сказать, по шее накостыляли.
— Нам? — расхохотался Путилин. — Кому же «нам»: тебе и мне?
Будочник даже засопел от страха.
— Ну, ну, выкладывай, что с тобой стряслось.
— Так что, примерно, ваше превосходительство, по городу нечистая сила разъезжает! — с какой-то отчаянной решимостью выпалил он.
— Что такое? Нечистая сила?
— Так точно-с! Стою это я позавчерась у моей будки, вдруг гляжу, несется, словно вихрь какой, тройка, чуть не прямо на меня. Я, стало быть, еще ямщику крикнул: куда, дескать, дьявол, прешь? Поравнялась со мной, глянул я на седоков, кои в санях сидели, да так и присел наземь. Мать Пресвятая Богородица, страсть-то какая! Не люди в санях сидят, а нечистая сила, черти! Вот как перед Богом говорю, ваше превосходительство! Закутаны-то они в шубы человечьи, а лики-то у них сатанистские, дьявольские.