Русский транзит-2 (Образ зверя)
Шрифт:
Прямо напротив себя Счастливчик увидел второго мордоворота, верхняя часть угрюмого лица которого была патологически собрана в тяжелые складки, говорящие о врожденном столбняке ума. Сбоку в висок Петеньке уже летел его огромный кулак. Счастливчик нырнул под руку мордоворота и пробил своей правой ему в печень, а левой в голову, с пулеметной скоростью повторив свою "двойку". Но Лелик даже для приличия не откачнулся. Как ни в чем не бывало он вернулся в исходное положение, ища глазами своего шустрого противника. "Ну
– подумал Счастливчик И как тебя завалить-то?"
– Ну теперь я тебя грохну, фантик!
– мрачно сказал Лелик,
Подставляя под следующий удар Счастливчика свой медный лоб, он схватил его левой рукой за грудки и швырнул на ящик.
Счастливчик ударился головой и плечом о ящик и упал на дощатый настил лицом вниз, инстинктивно закрывая голову руками. Пытаясь сохранить равновесие на все еще едущей платформе, Лелик как-то брезгливо лишь ковырнул противника носком ноги, но тот, подлетев, перевернулся в воздухе, как сноп соломы, и лег на спину.
Последнее, что помнил Счастливчик бездонная черная пропасть, куда он в полной тем ноте все летел и летел вниз головой, не в силах достичь дна.
– Но-но, Лолик, полегче, ты ведь так кончишь клиента! остановил разбушевавшегося громилу "близнец", оттолкнув его от бездыханного Счастливчика.Лучше отнесем его старому. Пусть он сам его кончит.
Лелик тяжело и со свистом дышал, порываясь еще раз засветить носком ноги под ребро лазутчику. Он был недоволен тем, что его оторвали от любимой работы
– Ладно, неси его. Если козел старый даст добро, я его (Лелик мрачно посмотрел на Счастливчика) сам на рельсы брошу.
Болек взял не шевелящегося Петеньку за шкирку и, как школьный портфель с "Арифметикой" и "Родной речью", без всяких видимых усилий потащил его к Николаю Николаевичу. Лишь Петенькины ноги безучастно волочились сзади...
– А-а! Есть! Давай его сюда!
– сказал Николай Николаевич, у которого руки дрожали от нетерпения.-Ты что, замочил его?
– заорал он на Болека.
– Я его не трогал, Николаич. Это он (Болек кивнул на Лелика) его пару раз тюкнул. Не бойся, Ииколанч, он дышал вроде.
Братва склонилась над Счастливчиком, который беззвучно зашевелил губами и стал крутить головой.
– Во, смотри, лазутчик-то живой!
– зло и весело сказал Николай Николаевич.Ну и зря, лучше бы он мертвый был. Для него же лучше!
– И он хрипло рассмеялся, посмотрев на братву и задержав взгляд на Паше Колпинс-ком.- Правда, Павлушка?
Паша заставил себя со спокойной улыбкой смотреть в глаза Николаю Николаевичу. Но в глазах старика сверкнуло что-то зловещее, и тогда, поспешно переведя взгляд на Счастливчика, Паша бодро ответил:
– А как же!
– Во, старый, смотри!
– белобрысый Витенька протянул Николаю Николаевичу свернутую
– Да это ж наша ксиво, братва!
– радостно вскрикнул старый козел.- Ай да браты-акробаты! Какую птичку поймали - с золотым яичком! Ну молодчики!
– Николаич, а с ним что делать будешь?
– спросил Лелик.
– С ним? Суп варить! Ты потрошить будешь, а я посолю!
– ответил старый козел Лелику и весело подмигнул Паше Колпинскому.- А уж хавать-то все будем, по-братски! Так, Колпинский?
– Тебе виднее, начальник,- не отводя глаз от острого, как заточка, взгляда "батьки", сказал бледный Паша, на широких скулах которого задвигались желваки.
– Правильно, сынок, мне виднее. Мне все виднее. А ты шустрый паренек... Ну так, братва, приводите его в чувство.
– Николаич, может, поссать на него?
– спросил, глупо улыбаясь, Лелик.
– Дура, мне с него еще допрос снимать. А вдруг он захлебнется?
Братва радостно заржала, а Николай Николаевич только хитро улыбнулся, еще раз взглянув на Пашу.
– Ладно, некогда нам с лазутчиком беседовать. Ксива у нас теперь есть, так что не будем терять времени... Эй, Павлуша, подойди сюда. Я тебе обещал, что сегодня за двоих трудиться будешь, верно? Ну вот, давай, отправляй лазутчика по адресу. И Николай Николаевич с улыбочкой посмотрел на небо, как бы указывая, куда именно Паша должен его отправить.
Все замолчали, переведя взгляд на Пашу Колпинского, который вдруг ощутил себя овечкой, взятой в кольцо любителями свежатинки.
– Иди. Если страшно, можешь через платок. Лучше, если за ухо... Ну что ты уставился?
– Мы так не договаривались, Николай Николаевич. С чего это я должен брать на себя мокруху?
– Ой ты, миленький! Да какая это мокру-ха?! Мокруха - это ежели удавить человечка его же кишками или, к примеру, распилить его ровненько и отправить домой двумя посылками... А это так, шалость, дырочка одна и все... Но ежели ты брезгливый такой, то сразу заткни дырочку пальцем. Ну давай, давай скорее. А мы
никому не скажем, что ты человечка этого... Правда, сынки?
– Не, не скажем. Мы ничего не знаем, Николаич..
– Во, слыхал, что твои товарищи говорят? Они ничего не знают...
– Да на что он нам сдался, лазутчик этот? Бумага-то у нас теперь есть. Свяжем покрепче да смайнаем мужика в кусты, и дело с концом...
– Не-ет, Павлуша, так не годится. Надо человечка-то наказать. А как же? Он ведь на наше святое дело руку поднял: хотел помешать нам вредную химию в землю закопать. А мы его, что же, отпустить должны, так по-твоему?
– Ну я не знаю!
– раздраженно ответил Паша.-А только это на себя не возьму...