Русский успех. Очерки о россиянах, добившихся успеха в США
Шрифт:
Когда говорят, что кто-то «владеет языком», я всегда настораживаюсь: что значит «владеет»? Например, владел ли Набоков немецким языком? Сам он заявлял, что не владел совершенно, хотя прожил в Берлине 15 лет. Но нет ли тут все той же брезгливой изысканности и эпатажа? Ведь в лавке он, наверное, должен был показать на колбасу и сказать: «Дизэ, биттэ, цвай хундерт грамм!». Иначе ему грозила бы голодная смерть.
А владел ли Набоков русским языком? Вопрос кажется праздным. Можно ли спрашивать об этом о русском человеке, написавшем по-русски книгу стихов, девять романов, множество литературоведческих работ и вдобавок переведшем на английский «Евгения Онегина» (надо думать, без обращения к словарю)? Тем не менее целые пласты русского языка Набокову неведомы. Например, автомобильная терминология – ее он знал только по-английски. Иначе как могли в машине героя «Лолиты» «отполировать клапаны»? Думаю, что в России пьяный механик ему бы «отрегулировал
Хобби Владимира было в каком-то возрасте обычным – бабочки. Но он не оставил его в детстве, а взял с собой в жизненную дорогу. Это породило немало «веселых минут» в его жизни. Сначала в Одессе, в 1918 году большевистский часовой заключил, что он сигнализирует сачком что-то судам Антанты на рейде и намерился Набокова арестовать. Писатель чудом избежал ЧК. Затем в Приморских Альпах французский жандарм решил, что он ловит птиц на продажу. Это тоже было запрещено, хотя и не столь сурово, как шпионаж в пользу Антанты, но еще более неукоснительно. Наконец, в Америке молчаливые фермеры лишь указывали ему на табличку «Удить запрещается». Но все это его хобби дружно отрицали. Между тем Набоков имел много публикаций по энтомологии бабочек и со временем превратился в одного из мировых авторитетов по этому вопросу.
Набоков смотрел на Европу несколько свысока, не по-совковски. Вот например, какая деталь быта производила на нас на Западе самое сильное впечатление? Правильно, ванные. Набоков же всегда возил с собой собственную резиновую ванну и приговаривал, что «Ничего нет на свете грязнее французских ванных, кроме, разумеется, немецких».
Когда Набоков стал по-русски писать романы, эта изысканность не могла не проявиться. Александр Лужен, герой романа «Защита Лужина», не лучшего, но вполне характерного для писателя, играл, правда, не в бисер (как герой Германа Гессе), а в шахматы. Вернее шахматы были не только его профессией, но и жизнью этого человека, а на все остальное его узкого существа просто не доставало. До войны Лужин был шахматным вундеркиндом, за которого светские разговоры вел отец. После революции и смерти отца ему пришлось врубаться к жизнь заново, причем в эмиграции, а это было непросто – он и разговаривать толком не умел. Ну, выступил удачно на паре турниров, умеренно прославился, а дальше-то как жить?
Агония Лужина была продлена женитьбой и женой, не то что бы любящей, но стремящейся сохранить фасад счастливого брака, хотя этому и мешала все более явная психическая болезнь мужа. Очень скоро этого толстого и неуклюжего увальня нельзя было уже демонстрировать гостям в качестве «несколько уставшей знаменитости». А вскоре не переносящий всякого общения несчастный Лужин вообще бросился с последнего этажа их берлинского дома, где они экономии ради снимали квартиру.
Портрет героя тонок и по-своему элегантен, но расходится с шахматной правдой: гроссмейстер уровня Лужина обязан был бы быть более агрессивной личностью, иначе международного турнира не выиграешь. Вообще ущербность гроссмейстера и некоторые перипетии сюжета (оба героя – славяне) напоминают «Шахматную новеллу» Стефана Цвейга. Революция, разгул пьяной матросни, общественные потрясения – все это оставило поразительно ничтожный след в памяти и писателя, и его героя. «…Голод, арест, Бог с ними, и вдруг – благословенная высылка, законное изгнание, чистая желтая палуба, балтийский ветер, спор с профессором Василенко о бессмертии души» – вот и весь сухой остаток от грозных событий, который внесла эта мрачная пора жизни в душу взрослеющего вундеркинда.
Много претензий к языку, архаизмы и англицизмы становятся из забавных порой назойливыми. Советское учреждение тридцатых годов всерьез названо «присутственным местом», режиссер – «директором». В турнире Лужин набрал десять «пунктов», а не «очков» – явный губительный след англо-русского словаря, где автор искал слово «points».
В романе «Камера обскура», населенном уже нерусскими персонажами (потаскушку делят слепой богатый искусствовед и бесчестный бедный художник), уже проявляется нешуточная изобразительная сила. Затем в «Приглашении на казнь» Набоков полностью расстается с приметами берлинского эмигрантского быта, переселяя героя Цинцинната в очень абстрактную тюрьму. Только русское имя тюремщика Родион и отчество директора заведения Родрига Ивановича
Разумеется, западному читателю сквозь все эти интеллектуальные дебри да еще в тревожной паутине тридцатых годов пробиваться было недосуг. Его волновали нацизм, кризисы, коммунизм, которые у Набокова не только не находили прямого отражения, но и существовали как бы в другом измерении. Причем нацизм, который он долго не замечал в упор, скоро основательно вошел в жизнь, печатая шаг. А коммунизм, не утративший отвратительности, стал чем-то далеким и заграничным. В 1937 г. Набоков переехал в Париж, а через 2 года оказался еще дальше – в США. Писать Набоков стал исключительно по-английски, хотя прежде английские вкрапления в его романах были минимальны, в отличие от Толстого: у того целые страницы в «Войне и мире» следуют по-французски… Это и породило в России легенду о том, что Набоков выучил английский в сорок лет. «Железный занавес» родил немало утешительных легенд!
Начав писать на английском, с детства родном, Набоков долго расписывается. Его первые романы еще связаны с Россией по крайней мере проблематически и имеют умеренный успех. В 1948 г. он становится доцентом Корнелльского университета по специальности «всемирная литература». Его лекционные курсы издаются и вызывают резонанс. Хотя его оценки весьма критичны. Например, в творчестве Достоевского он не видел почти никаких достоинств. Но курсы нужно еще и читать студентам. А это значит мучительно выслушивать варварские русские потуги студентов, часто всего год как с грехом пополам учащих этот головоломный язык – это было серьезным испытанием для человека ранга Набокова. Добро бы еще эта каторга прилично оплачивалась; но писатель не мог назвать свое материальное состояние иначе, как «терпимым». Известно, что в 1955 г. его годовое жалование (уже полного профессора, но всего лишь литературы!) составляло весьма скромную сумму 8500 долларов. Его английские романы приносили гроши, русские – убытки. Ведь советский советский читательский рынок существовал для него только в виде единичных оригиналов, чудом попавших за «железный занавес» и рискующих только что не жизнью за попытку насладиться крамольным чтивом.
Сногсшибательную, скандальную известность и большой «кассовый» успех приносит ему роман «Лолита», изданный в 56 лет, через 16 лет после приезда в США, и написанный двумя годами раньше. В центре романа специалист по французской литературе (!) Гумберт Гумберт, который влюбляется в двенадцатилетнюю школьницу Долорес Хэйз. Движимый своим порочным чувством, Хумберт, красавец тридцати семи лет, легко женится на матери «Лолиты Долли» и получает возможность приблизиться к предмету своей страсти, но не более того. Однако матери попадают в руки записки Гумберта, раскрывающие подоплеку его поступков. Казалось бы гражданская гибель Гумберта неминуема, но судьба улыбается потенциальному растлителю: выскочив на улицу с письмом, несущим разоблачение Гумберта, несчастная мать Лолиты попадает под автомашину и погибает.
Гумберт остается в осиротевшей семье за отца, теперь уже ничто не противостоит его преступному вожделению. Тем более что Лолита идет ему навстречу: бойкий ровесник уже проложил дорогу к ее женской чувственности, она сама соблазняет Гумберта и даже преодолевает последнее препятствие к их близости – анатомическое несоответствие. Гумберт и Лолита становятся счастливыми любовниками. Впрочем, их счастье весьма относительно, хотя связь затягивается года на два. Приходится скитаться по провинциальным гостиницам, стараясь казаться отцом и дочерью, что удается не всегда и не полностью. Лолита ускользает от Гумберта, но через три года сама же обращается к нему (беременная!) за помощью. Гумберт убивает любовника Лолиты и попадает в тюрьму. Там он пишет свои записки, составляющие роман.
Роман является переработкой повести «Волшебник», написанной Набоковым по-английски в пору, когда он в возрасте Гумберта пробовал английское перо. Набоков прочел повесть друзьям, но публиковать не рискнул. Само по себе обращение к педофилии не ново, оно есть уже и в романе Достоевского «Бесы» и в новелле С. Цвейга «Возвращение Казановы», и даже в «Ромео и Джульетте» В. Шекспира (Джульетте – всего 13 лет), а русский писатель Арцибашев ушел далеко вперед по части скабрезности. Но «Лолиту» отличает виртуозная нюансировка психологии изображаемого характеров именно в сексуальном аспекте.