Русский успех. Очерки о россиянах, добившихся успеха в США
Шрифт:
Нужно признать, что английский текст романа превосходен; русский (позднее Набоков сам перевел роман на этот язык) – несколько беднее. Ведь Набоков ко времени его создания уже 45 лет был вдали от русской языковой среды. Если расценивать нравственный посыл романа, то автор всегда отрицал роль литературы как проводника нравственных норм, но не в отношении «Лолиты»: это свое произведение Набоков считал высокоморальным. Сам герой щедр на осуждение себя же за безнравственность. Так или иначе, этот роман, наверное, лишил Набокова всяких надежд на Нобелевскую премию, что оставило в душе автора глубокий осадок: он уничижительно отозвался о каждом в отдельности из русских литературных «нобелевцах», кого успел застать. В то же время, скажем, обруганный им Солженицын отозвался о «Лолите» одобрительно (судя по мемуарам Л. Григорьяна).
Роман
Набокову пришлось много раз возвращаться к роману, оправдываться, извиняться. Но исходный текст, который вынашивался столько лет, появился еще и поразительно во время: публика уже созрела для его восприятия и американские писатели не сумели к этому моменту создать адекватные опусы. Конечно, когда Набокова «распробовали», почти всем стало ясно, что он заслуживал внимания и без «порнографического» орнамента. А это и есть самая убедительная реабилитация последнего.
Как и в случае Достоевского, всех весьма интриговал вопрос о том, как соотносится описанный образ жизни Гумберта с личным опытом писателя. В ответ можно только сказать, что пуританизм университетских кампусов в 50-е гг. был таким, что человек, который за вечер выпивал рюмку сухого, уже не считался непьющим – для этого нужно пить только пепси. Писатель был далек от богемной среды, прожил всю жизнь с женой Верой, которой посвятил большинство своих книг. И вообще если бы до слуха влиятельных протестантов докатилось, что некто в кампусе живет с несовершеннолетней (а в маленьком городке все знали все обо всех), Набоков вылетел бы из университета моментально; недаром недруги до сих пор пеняют подобный грех одному историческому деятелю, хотя основания более чем зыбки.
Но половые извращения, не как норма поведения, а как стимулятор воображения, после «Лолиты» набрали силу. В романе «Ада», вышедшем после «Лолиты», возлюбленная героя романа приходится ему сестрой.
«Набоковедение», когда в него включилась несметная армия американских филологов, стало необъятным. «Ада», «Бледный огонь», «Пнин», «Посмотри на Арлекина!» и в особенности «Лолита» стали объектом тысяч книг, статей, эссе, рассуждений на тему, курсовых и дипломных работ, поисков тайных побуждений автора и даже… кроссвордов! Уже изучены вся подноготная Гумберта, разоблачена вся ложь, которую он якобы внес в свой дневник, добыта вся квинтэссенция его поступков. «Я, наверное, останусь в памяти как автор „Лолиты“» – писал Набоков с оттенком сожаления, хотя и никогда не отказываясь от романа.
Писателю неуютно жилось на свете. Индивидуалист, не способный ни к какому политическому единению, он был далек от монархической эмиграции едва ли не более, чем от большевиков, которых ненавидел. В предисловии к изданию «Лолиты» на русском языке Набоков сетовал на то, что никогда не будет прочтен советским читателем, а что читатель из советского сможет снова превратиться в русского, на это государственного провидения Набокова не хватало – слишком мало его занимали вопросы политики. Теперь Набоков обрел русского читателя и русский читатель получил в добротной американской упаковке одного из самых затейливых и изобретательных авторов нашего века.
Судьбы Алисы Розен и Эйн Рэнд
История есть смертельная схватка личности и коллектива.
Эйн Рэнд
Фармацевтам
Среди ее преподавателей были серьезные историки, но выделялся философ, профессор Н.О. Лосский, специалист по философии Платона, знаток древнегреческой мысли. Он-то и заложил в увлекшуюся им девушку принципы рациональной организации общества, преподал азы ницшеанства. О романе Алисы с пятидесятилетним профессором мы знаем с ее же слов, хотя некоторые считают его лишь плодом хорошо развитого женского воображения.
Окончание университета прошло драматически: ее едва не «вычистили» как буржуазный элемент. Но возобладал принцип рациональности: она была уже выпускницей университета и обязана была отработать деньги, потраченные на ее образование.
Еще до окончания работа, которую Алиса, совершенно естественно возненавидела. Она должна водить экскурсантов по Петропавловской крепости. Это лишь разогрело давно теплившееся в ней презрение к безликой людской массе, которая неспособна преодолеть натуральный конформизм, труслива и жалка, которая боится смерти и оттого безоглядно верит во всякую чушь, лишь бы эта чушь отвлекала от неизбежной перспективы. А чушь эта имеет две главных разновидности. Это коммунизм, который учит, что главное – это «родное» государство, а все остальное подчиняется его нуждам. И это религия, согласно которой все во власти ненасытного и злобного существа, которое называется Богом. Таким образом устанавливалась общность коммунизма и религии.
Но сначала надо разобраться с коммунизмом, который безжалостно обрекал людей на полуголодное и бесправное существование, приманивая идеальным будущим. Этой цели подчинены написанные Алисой повесть «Заложники красных» (1933) о советском концлагере, расположенном на далеком северном острове в Ледовитом океане (прообразом послужили Соловки, слухи о которых ходили по Ленинграду еще в 20-х), и роман «Мы, живые» (1936).
Название романа перекликается с романом Е. Замятина «Мы» – мученическим и беспощадным обличением коммунистического идеала, рабочего коллектива. В романе Алисы студентка Кира Аргунова несет в себе первородный советский грех «противопоставления личности коллективу». Тем же грехом отмечены и ее любовники Лев Коваленский (сын адмирала, убежденный противник советской власти), да и следователь ГПУ Андрей Таганов, который, под влиянием любви к Кире, изменяет своему долгу перед алчным демиургом – государством. Но по советским рецептам «со знаком минус», все симпатии автора на стороне этих отщепенцев, а не на стороне коллектива. Впервые слежки, провокации, допросы, обыски и проработки стали из смутных шепотков объектом художественной литературы.
Роман последовательно опровергал ряд социальных мифов коммунизма. Например, миф о доступности медицинской помощи. Когда Лев заболевает туберкулезом, ему отказывают в санаторном лечении, так как он не член партии и профсоюза. За его лечение Кира обязана заплатить своим телом, что она и проделывает, одновременно теряя возлюбленного. В конце романа безликий красноармеец Иван Иванов убивает Аргунову метким выстрелом в сердце, когда она пытается перейти границу СССР.
А теперь перенесемся из вечно пасмурного Ленинграда за океан, в солнечный Голливуд. Эйн Рэнд не нравилась себе, но мужчины считали иначе. Она долго пыталась пробиться через голливудскую рутину, но этому мешал ряд объективных и субъективных трудностей. Наконец, после долгих неудач, в 1933 г. ее пьеса «Ночь 16 января» была принята к постановке в Нью-Йорке. Женщина обвинялась в убийстве миллионера. Перед финалом специальное жюри из зрителей решало, виновата ли она, и конец пьесы зависел того, какое они вынесут решение.