Русско-японская война, 1904-1905
Шрифт:
Самое верное средство, дабы запасные шли на войну с намерением служить самоотверженно, — это общий подъем настроения всей нации при объявлении войны. Без этого подъема нации не будет такого и у запасных. Напротив, угнетенное настроение нации, как в зеркале, отразится и на запасных. Но и независимо от национального настроения есть меры, которые будут иметь влияние [448] на поднятие боевой годности запасных. Ныне связь нижнего чина, ушедшего в запас, не только со своей частью, но даже вообще с военной службой почти прекращается. Поверочные сборы слишком незначительны, часто, к тому же, по финансовым соображениям отменяются, хотя и приносят пользу, но в том размере, в каком практикуются, недостаточны. Вышедший в запас снимает с себя военную форму, не носит, за редким исключением, даже военной фуражки (придя домой, он часто дарит ее соседу или родственнику, не бывшим на службе, которые и донашивают ее), с удовольствием облекается в крестьянский или фабричный костюм, вполне считает себя вновь крестьянином, ведет хозяйство, растит детей, занимается мирскими делами. Около 40 лет тяжелеет физически. И вот при такой то обстановке его отрывают от семьи и
Очевидно, что отчужденность нашего запасного нижнего чина от армии за время пребывания его в запасе не способствовала быстрому превращению этого запасного, ставшего «мужиком», снова в солдаты. В несколько месяцев боевой школы эти запасные, правда, стали отличными солдатами, но не каждый противник даст нам это время.
Прибыв 9 месяцев тому назад в глухую деревню и проживая в ней безвыездно, я наблюдал наших запасных, возвратившихся с войны. Первоначально в марте, апреле и мае, тотчас по возвращении с войны, они ко мне являлись большими партиями. Были случаи, что строились взводы, выравнивались, приветствовали по-военному, стояли в папахах и частью в шинелях. Смотрели молодцами — солдатами. 9 месяцев тяжелой крестьянской работы быстро обратили их снова в крестьян. Теперь они приходят ко мне и с делом и без дела, но вместо приветствий по-военному все чаще снимают шапку и называют «барином». [449]
В Японии матери считали себя опороченными, если их сыновья оказывались по физическим недостаткам негодными идти на войну, а ко мне приходило большое число баб искренно благодарить за то, что я «пожалел» их сыновей и мужей и назначил их не в бой, а в транспорты, лазареты и пр.{61}, благодарили за то, что они вернулись целыми.
В Японии, Германии и в других странах стараются воспитывать народ в патриотическом духе, возбуждают еще в детях любовь к своей родине, гордость ею. В Японии, как указано выше, все школы всемерно создают и поддерживают воинственное настроение учащихся и практикуют их в военном деле. В Японии, Германии и других странах поощряется в народе образование разных патриотических обществ, поощряются все виды физического спорта, не боятся сотни тысяч ружей отдавать в руки населения для практики в стрельбе и пр. Мы всего этого не делаем, да и боимся делать, ибо нам всюду мерещатся политические и сепаратные цели подобных обществ при попытках возникновения их у нас. Относительно патриотического настроения в наших школах пока сделано слишком мало. Рознь между школами церковными, земскими, министерскими ухудшает дело. Ученики высших учебных заведений давно уже занялись вместо науки политикой. Все русское давно бранится. Военная служба считается не почетной. Маленький пехотинец, перегруженный, в дурно сидящем некрасивом мундире, пыльный и часто грязный, скорее возбуждает у прохожих чувства сожаления, чем чувства гордости своей армией. А между тем именно от боевой работы этих маленьких армейских пехотинцев зависит целость государства. При малых отпусках денежных средств мы недостаточно опрятно содержим своего солдата на службе, а отправляя в запас, даем [450] ему такую одежду, которою он пощеголять перед своими односельчанами и соседями, конечно, не может.
Как же при этих условиях мы хотим, чтобы наш запасной в несколько дней обратился в воинственного солдата?
Очевидно, что только при глубоком переустройстве нашей школы и реформах в жизни нашего простого человека, которые имели бы целью вместе с увеличением достатка привить ему сознательную любовь к родине, гордость ею и глубокое сознание необходимости всем жертвовать для нее, мы получим в запасном не только сознательного, но и одушевленного высоким чувством бойца за родину.
Достижение этих результатов не может зависеть от деятельности Военного ведомства. Это последнее поэтому обречено на принятие для улучшения контингента запасных лишь таких мер, которые могут иметь результаты второстепенного значения. Но и они важны. Перечислим те из этих мер, которые нам представляются наиболее неотложными.
Дисциплина армии есть основное условие для правильной и победной работы армии на войне. Но поддерживать эту дисциплину в армии, если народные массы утратят страх перед властями и, наоборот, власти будут бояться вверенных их заботе людей, составляет дело почти невыполнимое: ныне сроки службы коротки, а порядки и беспорядки, при которых живет нация, отражаются и в войске. А между тем для улучшения запасных прежде всего необходимо напрягать все усилия, даже при той неблагоприятной общей обстановке, в которой мы живем, для поддержания самой строгой дисциплины в армии. Нельзя допускать, чтобы не солдат боялся своего офицера, а наоборот. Ныне более расшатывает нашу дисциплину привлечение в разных видах армии к политической борьбе. С одной стороны, армию развращают пропагандой, с другой — чинов армии, вместо занятия военным делом, привлекают чуть ли не к постоянной полицейской службе, к подавлению разных беспорядков и не только военных бунтов, где без содействия верных [451] войск нельзя, но и в таких случаях, где должны справиться полиция и жандармы. Офицеров привлекают к деятельности в полевых судах по осуждению, расстрелу и вешанию политических и иных преступников. Такая деятельность армии вызывает возбуждение против нее населения, а в армии, несущей жертвы убитыми и ранеными, озлобление не только против тех, которые стреляют в солдат, но и против офицеров, которые заставляют солдат стрелять по гражданам. В результате дисциплина расшатывается. Что же унесет с собой солдат, уволенный в запас, если 2—3 года службы он главным образом будет в разных видах «поддерживать порядок», грозя своим оружием, а часто и пуская его в ход?
Армия может и обязана сделать энергичное усилие, чтобы подавить смуту, уничтожить каждое открытое сопротивление, вернувшись затем к своей нормальной деятельности. Но если такая
По тому, что доходит до меня со стороны, кажется, тяжелая задача, выпавшая на долю нашей армии, приходит к концу, и порядок начинает водворяться в великой России. Дай Бог, чтобы это скорее случилось, ибо иначе армия наша будет идти не к улучшению, а к ухудшению.
При нормальных условиях наши заботы в армии должны клониться к тому, чтобы нижний чин, уволенный в запас, прибыл в свою родную деревню или город хорошо дисциплинированным, знающим дело, при котором состоял, гордящимся частью, в которой служил, уважающим начальство, которое им командовало.
Надо затем принять меры, чтобы за время пребывания в запасе он не утрачивал связи с армией и не забывал быстро того, чему его в армии научили. Одним из средств к тому служит в других армиях территориальная система, при которой запасные сохраняют до конца [452] связь с частями войск, где служили. Эта система в полном объеме для нас неприменима, но частичное, даже довольно обширное применение этой системы и у нас мне представляется вполне своевременным. Одной из больших выгод этой системы будет служить то, что запасные попадут при объявлении мобилизации в те же части войск, в которых служили и в мирное время. Они не будут чужими, скорее сольются с срочнослужащими. С другой стороны, они будут известны и составу сверхсрочнослужащих фельдфебелей, унтер-офицеров и офицерскому составу. В бою такие нижние чины, как земляки, будут сильнее держаться один другого и, что тоже важно, каждый из них в случае недостойного поведения будет знать, что товарищи принесут весть об этом и на его родину. Конечно, у нас в России эта система встретит и затруднения. Части, территориально тесно связанные с населением, восприимчивее к его судьбе, чем части случайного состава. Нижние чины, набранные из известной местности, при подавлении беспорядков в этой местности могут заколебаться быстрее, чем чины другой части. Были отмечены у нас в печати и другие прискорбные случаи: унтер-офицеры, строго относившиеся к нижним чинам, при увольнении их в запас просили, чтобы их не отправляли в одном и том же вагоне с их бывшими подчиненными, которые грозились тотчас по увольнении в запас расправиться с ними. Такая расправа при нашей распущенности и грубости нравов может быть перенесена и в деревню, куда прибудут при территориальной системе и бывшие начальники и бывшие подчиненные.
За время пребывания в запасе необходимо запасным чинам чаще напоминать, что они еще солдаты, чем мы это делаем теперь. Необходимо устанавливать уездные сборы запасных для нескольких учений в своем уезде в наиболее свободное от полевых занятий время (различное в различных местностях). Наши уездные воинские начальники, ныне, главным образом, занятые канцелярской работой, должны быть ближе поставлены к запасным, которые должны видеть в них своего начальника, [453] советника и заступника. Ныне отношения слишком канцелярские.
Что особенно важно, это разделение еще в мирное время запасных не только по годам службы, но и по категориям. Необходимо, по моему мнению, образовать три категории: по увольнении с действительной службы первые два года считать нижних чинов в бессрочном отпуску, заставлять их носить военную форму и быть постоянно готовыми к призыву на службу по частной или по общей мобилизации, а запасных последних двух сроков службы иметь на особом счету и комплектовать ими при мобилизации тыловые учреждения, госпитали, хлебопекарни, парки, этапные войска, транспорты и пр.
Улучшение запасных может быть достигнуто только улучшением жизненных условий всего населения. От Военного ведомства будет зависеть отпускать их в запас настолько основательно подготовленными, чтобы они не забыли своей в сущности не особенно хитрой науки и за время пребывания в запасе. Военному же ведомству необходимо будет принять меры, дабы и во время пребывания в запасе освежались эти сведения более энергично, чем это делалось за неотпуском денежных средств до настоящего времени.
Выше, в 6-й главе, было выяснено, что, начав войну с Японией, мы в то же время признавали необходимым по отсутствию политической подготовки к войне быть по возможности во всеоружии на западной границе. Поэтому в состав войск действующей против Японии армии было назначено слишком большое число резервных войск. Второй к тому причиной служило недостаточное знакомство с материальными и, главное, с духовными силами нашей армии. Наши отборные по комплектованию офицерами и нижними чинами войска — три гвардейских и три гренадерских, всего шесть дивизий — оставались дома в то время, как вновь сформированные корпуса из резервных войск двигались на подкрепление армий. Выше было указано, что по разным причинам не было принято мое предложение мобилизировать направляемые к нам подкрепления [454] тотчас после Св. Пасхи. Их мобилизовали месяцем позже. К нам в Маньчжурию полки эти прибыли совершенно еще не сплоченными, не обученными, мало знакомыми с новой винтовкой, не прошедшими курса стрельбы, не проделавшими тактических занятий со всеми родами оружия. Даже войска 6-го Сибирского армейского корпуса, отбывшие лагерный сбор, не получили для совместных занятий с ними ни одного орудия, ни одного эскадрона или сотни. В 4-м Сибирском корпусе, готовившемся к войне в наиболее благоприятных условиях, лишь один Омский полк учился с артиллерией, и то старого образца, а действовали в бою с новым образцом, конницы же почти не видели. Если прибавить сюда случайный состав начальствующих лиц, малую спайку между собой офицерского состава, почти отсутствие должной тактической подготовки, большое число запасных старших сроков службы, наконец, общее нерасположение к войне и отсутствие военного одушевления, будут вполне ясны причины, почему в первых боях некоторые части из резервных войск не выказали достойной стойкости, а другие части, хотя и действовали храбро, но крайне неумело.