Русско-японская война. В начале всех бед

Уткин Анатолий Иванович

Объективность требует признать, что героического было не меньше, чем трусливого и корыстного. Даже на рассаднике революционных идей «Орле» команда не желала сдаваться, и случаи открытого неповиновения были исключением из правила. Многие русские предпочитали утопить корабли сдаче противнику. Были сделаны попытки потопить корабль, но японцы уже следили за подобным. На пути в Сасебо, куда японцы повели в конечном счете «Орла», его капитан скончался, и был похоронен в море по морскому обычаю.

Наши моряки сделали все, что могли. Они преодолели немыслимые пространства, они перенесли множество ударов судьбы. Они с готовностью положили свои жизни. За Россию, за ее славу, за ее будущее. Нам грешно создавать хор укоров. Едва ли любой другой флот способен был показать такие спартанские качества.

Несколько

слов об отряде Энквиста. Адмирал Энквист не был популярен, и Рожественский переводил его во время похода с одного корабля на другой. Накануне битвы Рожественский свел число подчиненных ему кораблей до двух крейсеров — «Олег» и «Аврора». Капитан «флагмана» Энквиста — крейсера «Олег» — капитан Добротворский относился к своему непосредственному начальнику с холодным презрением. Экипаж «Авроры» был молодым и дружелюбным; оркестр корабля был всеобще любимым. Рожественский назвал «Аврору» примером для флота.

Огонь превосходных японских артиллеристов обрушился на два крейсера в четвертом часу дня и нанес тяжелые раны. «Олег» получил двенадцать пробоин, он сделал несколько попыток пробиться к Владивостоку, но убедился, что путь на север перекрыт. Судьба «Авроры» была лишь немногим лучше, на ней погиб капитан Егорьев. Энквист утром следующего дня приказал обоим крейсерам уходить на юг. Но офицеры «Олега» проголосовали за «Север» — или умереть в бою, или пробиться к Владивостоку. Со слезами на глазах адмирал Энквист поблагодарил своих моряков за то, что можно было воспринять и за бунт: «Я понимаю, что вы просто слишком хороши. Как офицер, я полностью разделяю ваши чувства, но как адмирал я не могу с вами согласиться. Мы старались ликвидировать раны всю ночь, но мы не можем идти на север. Флот противника и его торпеды перекрывают нам путь. Мы несколько раз изменили свой курс, прежде чем повернули на юг. Сейчас уже слишком поздно. Пойти сейчас на север означает потопить и «Аврору» и «Жемчуг». Я уже старый адмирал, мне недолго осталось жить, но кроме меня здесь 1200 молодых жизней, которые еще смогут послужить отечеству. Нет, дорогой, обратись к офицерам, скажи, что я всем сердцем разделяю их выбор, но не могу согласиться. Вся ответственность падает на меня».

Энквист вначале стремился в Шанхай, но затем согласился на американскую Манилу — в 1500 милях от Цусимского пролива. Встретили грузовое судно «Свирь». Энквист через мегафон спросил, «Что с флотом?» В ответ прозвучало: «Вам, Ваше Превосходительство, лучше знать, что с флотом». Энквист покраснел и опустил мегафон. Впервые на русском флоте был использован рентгеновский аппарат. Он помог найти много осколков у офицеров и матросов. Подойдя к филиппинскому острову Лусон, русские моряки похоронили капитана Егорьева, мягкого и доброго человека с железной волей. Во Владивостоке его ждал сын-лейтенант. Семь выстрелов прощального салюта. Страшную правду о своей эскадре и адмирале Рожественском они узнали от американских военных моряков. «Олег» отправился в далекий южный путь и в начале июня добрался до Манилы. Здесь его интернировали американцы.

Вымпел адмирала Рожественского и флаг Международного красного креста висели на мачте миноносца «Бедовый». Адмирал пребывал в бессознательном состоянии. Рожественский на «Бедовом», казалось, близился к земному концу. На «Бедовом» были двести русских моряков, взятых с «Осляби». Рожественский имел кровоточащую рану на голове и пол лопаткой правого плеча. Осколок вырвал часть правой ноги. Повреждена была артерия на левой пятке, она кровоточила. Адмирал потерял много крови. «Как Вы себя чувствуете, Ваше Превосходительство?» В ответ адмирал задал только один вопрос: «Как «Суворов»? Ради Христа, скажите им не опускать флаг».

До прихода ночи «Буйный» находился вместе с четырьмя крейсерами — «Олег», «Аврора», «Мономах» и «Донской». Ради спасения адмирала «Буйный» снял сигналы о том, что Рожественский находится на его борту. С мостика «Буйного» было видно, как Того приканчивает русский флот. Все застонали, когда «Бородино» скрылся под водой. «Буйный» прибился к «Донскому». Вместе они дрейфовали на юг. Около восьми вечера Рожественский потребовал офицера штаба. С ним рядом оказался ветеран Порт-Артура Семенов, который рассказал и виденном на мостике. Это были всего несколько минут,

но Рожественский дважды терял сознание. Командир эскадры приказал пробиваться северным путем во Владивосток. Но его приказ не был передан на «Донской» — слишком опасно было зажигать огни, только их и ждали японские торпедные катера. Между тем «Донской» по собственной воле направился на север. «Буйный» едва поспевал за «Донским», и в конечном счете отстал. Рожественский в бреду отдавал нечленораздельные приказы.

После совещания капитана Коломийцева с де Колонгом было решено прибиваться к японскому берегу и спасти адмирала Рожественского. По пути перенесли адмирала на чистый и более свободный торпедный катер «Бедовый». Рожественский сказал капитану «Бедового» Баранову: «Они нас разгромили». Врач с возвратившегося «Донского» обследовал Рожественского, и нашел его очень слабым. Периодически тот терял сознание. «Бедовый» устремился на север, до Владивостока было четыреста миль. При скорости двенадцать узлов цель казалась достижимой. Но уже ощутима была нехватка угля.

На горизонте появились два японских торпедных катера. Команда изготовилась стрелять, и офицерам пришлось оттаскивать моряков от пушек. Команда взбунтовалась, моряки не могли перенести позора. Мимо с презрением промчался «Грозный». Он шел на Владивосток. Японский торпедный катер «Сазанами», видя белый флаг, прислал людей осмотреть трофей. Японский капитан Айба был поражен, узнав, что «бешеный пес», адмирал Рожественский, без сознания лежит в капитанской каюте.

Японский миноносец приблизился к «Бедовому» и потребовал остановиться. Изумленному японскому капитану было сказано, что на борту находится раненый русский адмирал. В ответ: «Я не буду беспокоить вашего адмирала, но я должен увидеть его собственными глазами». Эта возможность была предоставлена, и японский командир выставил охрану. А «Бедовый» был отбуксирован в Сасебо.

На следующий день японский крейсер подошел к «Мономаху» и тот опустил свой флаг. Большинство команды были взяты японцами. Другие ускользнули на шлюпках. Корабль был потоплен. Напомним, что не осталось ни одного живого, чтобы рассказать о последних часах «Князя Суворова». Из 900 моряков «Александра Третьего» не уцелел никто.

Печальные итоги

Итак, из двенадцати русских кораблей, составивших боевую линию, восемь были потоплены, а четверо сдались в плен. Из общего состава крейсеров четыре были потоплены, три интернированы в Маниле и только яхта наместника Алексеева «Алмаз» нетронутой прибыла во Владивосток. Туда же дошли два миноносца. Четыре русских миноносца были потоплены, один взят в плен, один интернирован в Шанхае. Три специальных сопровождающих судна были потоплены, два интернированы в Шанхае, одно дошло до Мадагаскара в самом конце июня 1905 г. Русские потери — 4830 человек убиты, семь тысяч взяты в плен, 1862 человека интернированы в нейтральных странах. Потери японцев составили 110 человек убиты, 590 — ранены. У японцев были повреждены три торпедных катера, требовался ремонт для нескольких других судов, но все они готовы были к дальнейшей службе.

На подъеме — за одну ночь — командор Акийяма написал адмиралу Того отчет о Цусимской битве. В опубликованных несколькими годами позже мемуарах он оправдывает Небогатова. Сопротивление оставшейся части российского флота было бессмысленным «как наказание моря плетью». Военно-морские сражения — это не игра в шахматы. «Я полон симпатии к командиру противника и склонен думать, что те, кто с презрением относятся к его поступку, просто невежественны в отношении тех усилий и трудностей, которые адмирал Того и наши офицеры преодолели в деле изменения психологического состояния командира противника». Он не считал японскую победу 27 мая 1905 г. великим чудом. Японские артиллеристы действовали не лучше, чем в битве в Желтом море, и огонь был не более страшным. Русские корабли в Цусиме были прегружены углем, а материальная база их артиллерии имела серьезные недостатки. «Мы выиграли эту битву там, где это было легко для нас, а не там, где победа была почти невозможна… Каждый дивизион объединенных эскадр сделал свое дело хорошо и не более того. Нет ничего примечательного в нашей смелости. Мы считаем себя просто хорошим примером достойной борьбы».